Один день тьмы - Екатерина Неволина

— Ну слава богу, — вздохнул ее спутник, ничуть не смущаясь тем, что упоминает Господа всуе. — Скажи ему, Анна, что мы принесли ему то, что он просил.

Девушка перевела, и ее пожилой спутник с облегчением выложил на стол небольшой сверток в непрозрачном черном пакете с ручками.

Итальянец кивнул и, не дотрагиваясь до пакета, флегматично отхлебнул свой кофе.

— Черт с ним, — тут же переходя на обитателей нижнего мира, сказал пожилой господин. — Мы все, зависящее от нас, сделали, теперь его время. Пойдем, Анна.

Девушка поднялась, и парочка скрылась за дверью.

На лице иностранного гостя не отразилось никаких эмоций, но он заметно расслабился. Видно, что встреча не доставляла ему большого удовольствия.

Итальянец провел в кафе еще минут десять. Он неторопливо допил кофе, поглазел на улицу и лишь затем взял со стола оставленный ему пакет и вернулся в квартиру, где остались его вещи. Причем прежде, чем войти, он внимательно осмотрел и даже понюхал скважину, куда вставлялся ключ, и изучил состояние коврика для ног.

Видимо, любопытство не являлось его слабой стороной, потому что он вовсе не торопился посмотреть на то, что ему принесли, он сначала разделся, вычистил ботинки и отряхнул куртку от невидимых миру пылинок. И лишь затем, помыв руки и надев тонкие хлопчато‑бумажные перчатки, взялся за принесенный пакет.

В свертке находилось то, что требовалось ему в настоящий момент для работы: кусочек белой ткани с легким, словно морозным, узором и несколько темных длинных волос, перевязанных красной ниткой.

Мужчина осторожно извлек эти вещи из пластикового пакетика и, положив перед собой на блюдечко, зажег толстую церковную свечу и принялся громко читать молитву.

Если бы ему сказали, что его методы работы попахивают волшбой, он бы искреннее удивился и вознегодовал. Никакой волшбы. Только желание угодить Господу. Только исполнение грязной работы. Он истово хотел, чтобы мир стал лучше, поэтому и брал на себя такую работу. Ведь для того, чтобы улицы были чистыми, нужен тот, кто будет подметать их. Вот и он считал себя простым дворником, нимало не гордясь тем, что делал. В его труде не было ни единой капли романтики, зато целый океан ответственности. И мужчина, разумеется, прося у Господа прощение за свое тщеславие, втайне радовался, что за все время практики осечек у него не случалось.

Когда молитва была прочитана, он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь уловить ускользающее отражение своей цели. Пробираться к ней оказалось нелегко. Ее словно бы окружало непроницаемое кольцо тьмы. Но недаром он являлся представителем света. Тьма, как всегда, дрогнула и отступила.

Мужчина вздохнул, открыл глаза, загасил свечу и убрал вещи обратно в пакет. Самая сложная часть работы позади. Теперь, когда он настроился на цель, он будет следовать за ней неумолимо и неуклонно, пока Господь не сведет их в одной точке пространства. И мужчина чувствовал, что это случится совсем‑совсем скоро.

Настроение его улучшилось, и он даже вышел из дома, чтобы побродить по центру Москвы. Никогда не следует пренебрегать возможностью осмотреть достопримечательности и поднять собственный культурный уровень. Он поступал так во всех городах, где ему только приходилось бывать по работе.

— Ну вот и приехали!

Обаятельный громила‑шофер, всю дорогу пытавшийся развлечь меня непринужденной болтовней, остановился у тротуара и обеспокоенно покосился на меня:

— С тобой точно все в порядке? Что‑то ты мне не нравишься. Выглядишь измученной, ишь, бледная какая — как мел.

На душе стало легко. Этот человек не хотел от меня ну абсолютно ничего. Ему не требовалось подыскать себе замену или использовать меня для борьбы с враждебным лагерем. Он был добр ко мне просто так, от чистого сердца.

— Нет, спасибо, все нормально, это у меня кожа светлая, — отговорилась я, вылезая из машины.

— Ну как знаешь. И давай поосторожнее! В другой раз по ночам не шляйся, — наставительно произнес он, нажимая на педаль газа.

Я смотрела, как грузовик отъехал от остановки.

Алый восход заливал небо кровью. Мои родители тоже когда‑то уезжали в восход. Уезжали, чтобы уже никогда не вернуться. И мне вдруг стало тревожно и неприятно.

Повинуясь какому‑то странному инстинкту, я вышла на дорогу.

— Эй! — закричала я, изо всех сил махая руками. — Вернитесь!

Водитель, видно, заметил меня в зеркале заднего вида, потому что машина сбавила скорость… И в этот миг неизвестно откуда взявшийся на пустой дороге бензовоз, вильнув, словно потеряв управление, на полном ходу врезался в грузовик.

Всего один миг, и все звуки и цвета смешались и вспыхнули: оглушительный скрежет металла, гулкий грохот взрыва, нереально яркое пламя и черный‑черный дым.

Меня отшвырнуло на асфальт, а рядом подскакивало и крутилось почерневшее колесо.

Если бы я не отвлекла внимание водителя, он бы, вероятно, смог уйти от столкновения.

Если бы я не села в его машину, он бы наверняка уцелел.

Глядя на алое с черным — огонь и дым, — я думала о том, что приношу только зло, только горе, только смерть. Все те, кто сталкивается со мной и помогает мне, гибнут. Причем скорее рано, чем поздно. На мне словно стоит печать. Я отравляю все вокруг, все, к чему только прикоснусь…

— Что случилось?

— Девочка, она ранена?

Вокруг начали собираться люди, и не оставалось ничего другого — только встать с асфальта и побежать прочь.

Я бежала по пробуждающимся улицам города — мимо заспанных людей и довольно урчащих машин. Я смотрела только себе под ноги и старалась не думать ни о чем другом — только о том, что видела. Вот трещинка в асфальте, похожая на ветку дерева, вот куча грязного снега у обочины, вот — зеленая пивная банка…

Я проклята. И ничего с этим не поделаешь, сколько бы я ни старалась измениться, результат получается один. Есть ли смысл сопротивляться, если я все равно приношу лишь смерть и горе?…

— Ты меняешь этот мир, разъедаешь его, как ржавчина, — послышался в ушах знакомый вкрадчивый голос.

Тьма, как всегда, нашла подходящее время, чтобы пообщаться со мной.

— Почему, почему так происходит?!

— Потому, что ты — ворота. Потому, что ты слишком яркая для этого мира. Это твоя судьба. Не сопротивляйся ей. Чем сильнее твое сопротивление — тем больше жертв. Неужели ты этого хочешь?

Я бежала по пустым улицам черно‑белого города, одна во всей вселенной.

— Зачем ты меня мучаешь? Чего ты хочешь?! — закричала я, остановившись в центре перекрестка и запрокинув голову к угольно‑черному беззвездному небу.