Искатель. 2013. Выпуск №1 - Антон Жуков

— Но одной работы для вас будет маловато, — говорит она. — Вам будет полезно еще кое-что. Разновидность арт-терапии.

— О чем вы?

— Вам нужно хобби.

— Работа — мое хобби.

— Начните хотя бы вести дневник.

— Я никогда в жизни не вел дневника. По-моему, это удел малолетних девиц и наших писателей, изнывающих от ощущения собственной значимости.

— Зря вы так думаете. Практика показывает, что это действует. Попробуйте.

— Да я не умею писать ничего, кроме научных отчетов! О чем мне вести этот дневник?

— О чем угодно! — оживляется психокорректор. — Хоть природу описывайте, какая разница. Главное, начните писать регулярно, а мысли появятся.

— С описаниями природы у меня с детства туго, — говорю я. — Небо стало ниже, птицы полетели в теплые края… на этом уровне.

Она смеется. Мне отчего-то приятно, что удалось ее рассмешить.

— А между тем наше время вышло, Турбин. Всего доброго.

2. «Песочные человечки»

Время истекает. Причем не в фигуральном, а в самом что ни на есть практическом смысле. Колбы автоматически переворачиваются, и песок снова бежит через узкую горловину, на подставке вспыхивает третий синий огонек. Пошла сорок первая минута. Поздний вечер.

Я пью эспрессо в недавно открывшемся на Пяти углах кафе «Песочные человечки». Неизвестно, знакомы ли устроители заведения с историями грязного реалиста Тео Гофмана, но смотреть сны здесь мне точно не по карману. Особенность кафе (первого подобного в нашем городе) состоит в том, что тут платят за время пребывания. Поминутная такса. Безалкогольные напитки и сладости бесплатно, еду можно приносить с собой, курить нельзя. На входе каждому посетителю выдаются часы, контролирующие личное время. Кафе в одночасье стало модным, как пишут в сети любители каламбуров. И не только благодаря оригинальной идее, но и тому, что по вечерам в «Песочных человечках» играют музыку, читают стихи, устраивают показы фильмов и всевозможные перфомансы.

Время течет. На сцене мальчик в черной шляпе, вытягивая цыплячью шею и стоя на одной ноге, читает свою поэму о сиюминутности бытия. Называется: «Смерть газового фонаря». У него в руках стопка отпечатанных листов толщиной с кирпич. Свет фонаря сравнивается с душой. Символист. Если честно, поэзию я как-то не очень.

Я отчего-то рассчитывал, что в «Песочных человечках» выбор пойдет лучше. Что процесс «время — деньги» меня стимулирует. После разговора с психокорректором минуло целых две недели, но я так ничего толком и не решил. Спал по минимуму. Накопившаяся усталость лежит на плечах свинцовым одеялом. Сегодня пятница, а уже в понедельник, крайний срок, следует определиться со специализацией. А я совершенно не представляю, чем по-настоящему хочу заниматься. Куража нет. На черта тогда стал лекарем? К хирургии нет истинного призвания. Поликлиническая терапия? Я представил, что пять дней в неделю с утра сижу за одним и тем же столом и выслушиваю бесконечный поток одинаковых жалоб. Содрогнулся. Семейный лекарь на участке? Рассылка по пневмопочте требований: срочно явиться на прививки!

Нет, спасибо. Спец по половым расстройствам? И вот передо мной выстраивается шеренга матросов, нагулявших приключения в африканском порту, звук дружно расстегиваемых ширинок…

Надо переключить внимание. Я допиваю кофе, сгребаю в пригоршню кешью с блюдца и рассматриваю тех, кто пришел. Коротко стриженный бармен в футболке с аппликацией парящего цеппелина что-то шепчет красивой блондинке в высоких сапогах и короткой юбке. Та фальшиво смеется, запрокидывая голову. Парень с оранжевыми дредлоками — ритуальная притча бомбил-прилипал — сидит с торца барной стойки и протирает гогглы; ждет, когда закроется пневмотен, чтобы предложить услуги. В темном углу разместилась компания райветов, детей заводских районов, заклепанных на всю голову любителей старого индастриала и тяжелых армейских ботинок. Тянут через соломинки крюшон. Рядом с музыкальным автоматом клакер в фирменном макинтоше и респираторе, подключившись к гиросети напрямую через затылочный привод, сворачивает очередное пространство. Фанатичный грибной эльф. Все при деле, кроме меня.

Усатый курсант подкатывает к девушке. Она красивая: русые волосы рассыпались по плечам, фигура стройная, подтянутая, только на мой вкус плечи чересчур широки, как у гимнастки или пловчихи. На ней серебристое платье с глухим воротом. Но ведет себя девушка странно для свидания. На курсанта ноль эмоций, водит ладонью, затянутой в перчатку, по висящему на стене зеркалу, будто пытается слиться с собственным отражением. Между нами всего пара столов, и вот я отчетливо вижу, как рука гимнастки начинает дрожать. В кафе совсем не холодно, даже наоборот. На физиологический тремор не похоже, а значит, это может быть неврологическая патология. Интересно.

Курсант ничего не замечает, в гормональном порыве придвигается ближе к ней, норовит прижаться, потрогать. В этот момент поэт-символист на сцене дает явно незапланированного петуха, я отвлекаюсь. Ногу он до сих пор держит на весу. А в следующую секунду на пол летят часы. Пластиковые колбы остаются целы. И девушка с тремором кричит:

— Не смей меня трогать, урод! Оставь меня в покое! Понял? Отвали!

Она хватает руку парня и кусает ее. Курсант вскакивает в ужасе, верещит, капли крови из прокушенной руки капают на столешницу.

В зале мгновенно наступает тишина. Все смотрят на русоволосую девушку.

— Урод! — вопит она. — Все лапают! Урод, урод, урод…

— Угомонись, — говорит бармен в футболке с парящим цеппелином, подходя ближе и стараясь ухватить ее за локоть. — Ну-ка.

— Психопатка, — это курсант. — А я еще за твое время платил…

Девушка толкает бармена, бармен хочет удержать девушку. Дергает ее на себя, вытаскивает под лампы, и гимнастка вдруг падает на скамейку, начинает биться в судорогах, на губах выступает пена.

— Эй! — пугается бармен. — Эй, ты чего? Я же не сильно… Ты припадочная, что ли?!

— Лекарь есть? — тихо спрашивает кто-то, а потом громче: — Лекаря! Лекаря позовите!

Я продолжаю смотреть. Я ничего не говорю.

Я еще даже не лицензированный спец.

Люди придвигаются ближе. Бармен укладывает девушку на пол, подкладывает ей под голову свернутую куртку, вытирает платком рот. Вперед протискивается невесть откуда взявшийся худой, как полвесла, Дуремар, и начинает давать указания:

— Расступитесь! Надо обеспечить ей доступ воздуха! Я курсы проходил, это припадок…

Он рвет ей ворот платья, и все ахают, чуть отступив.

— Водяница, — говорит один из райветов. — Заблудилась, наверное…