Ангел. Бесы. Рассказы - Тамерлан Тадтаев

тебе не стыдно? Да нет, говорю, не стыдно. Значит, у тебя нет сердца, ну-ка пошел вон отсюда! Ну хорошо, пока, ребята. Джакич лежал на каталке и задумчиво смотрел в потолок, я помахал ему, и он вскочил и стал орать, что кардиограмма не его, а моя. Медперсонал выкинул Джакича из каталки и взялся за меня. А я устал от всего этого дерьма, не сопротивлялся и позволил медсестрам уложить себя. Одна своей грудью касалась моей, что было весьма приятно, и тут я выключился в первый раз. Очнулся я оттого, что меня били по груди, я хотел привстать, но дежурный врач попросил лежать тихо и не двигаться. Да что случилось, спрашиваю. Ты только что вернулся с того света, сказал дежурный врач, у тебя остановилось сердце, и, боюсь, до Владикавказа мы тебя не довезем, легче да и лучше в Тбилиси. Я бы не поверил, потому что чувствовал себя прекрасно, если бы не увидел возле себя заплаканное лицо невесть откуда взявшейся сестры, старший сын тоже был подле и держал в ладони мою руку, а в дверях стояли ребята из нашего отряда. Сколько же я пробыл там, чтобы собрать их всех? Я понял, что дело плохо, и разрешил отвезти себя в Тбилиси. Признаюсь, я очень боялся туда ехать: как ни крути, я воевал против них столько лет. Но ребята из Красного Креста просили ни о чем не беспокоиться, и вечером я оказался в одной из больниц столицы Грузии. Там я отключился во второй раз, но меня опять оживили, на этот раз грузинские врачи. Мне сделали операцию, и вот я разговариваю с тобой.

– А как это бывает, ну, когда умираешь?

– Представь себе, что ты лампочка, и тебя выключают.

– То есть ты не пробирался через тоннель к свету, не летал в палате под потолком и не видел себя сверху?

– Нет, просто щелк – и мрак, потом снова щелк – и свет.

– Здорово. Живи долго, брат.

– И тебе не болеть.

Фейерверк по-цхинвальски

К новогодней ночи у нас в Цхинвале готовятся за месяц, а то и за два. Но вместо фейерверков парни ищут патроны с трассирующими пулями. Я, например, покупаю боеприпасы у человека, имя которого не вытянут из меня и клещами. Берет он недорого и, бывает, даже дает в кредит, так что к новогодней ночи у меня набирается трассеров на целую войну. И вот гаснет дневной свет, и праздничный вечер спускает на Цхинвал темно-синий, усеянный звездами занавес, а за кулисами хмельные парни набивают патронами с трассирующими пулями обоймы и пулеметные ленты.

Ровно в полночь я с братом и мамой выхожу в наш маленький, как ложа театра, дворик и смотрю, как поднимается занавес с освещенного трассерами неба Цхинвала. Идет такая пальба, что неместные обычно пугаются и забиваются под кресла в зрительном зале. И вдруг у меня пропадает охота палить впустую, потому что после стрельбы автомат надо чистить, брат будто читает мои мысли, говорит, что глупо просто так тратить патроны, лучше приберечь их для настоящей войны.

Но стреляют не только у нас, в близлежащих грузинских селах тоже палят сначала в небо, на котором пылают остатки занавеса, и пули потихоньку снижают траекторию, и вот над головой жужжат майские жуки, хотя только январь, и слепые свинцовые насекомые бьют оконные стекла, крошат шифер на крышах. Мать просит одолжить ей «калаш», чтоб показать врагам, где раки зимуют.

– Ладно, – говорю я после некоторого раздумья, – валяй, ма, но только будешь чистить ствол сама.

– Конечно, сынок.

Мама берет автомат, лихо передергивает затвор. Пули красиво летят в сторону близлежащего грузинского села, начинается война.

Огненные грибы

Юля должна была появиться с другой стороны холма, зеленого и невероятно красивого. Беса терпеливо ждал жену и от нечего делать решил поснимать, а вечером выложить фотки в Фейсбуке, но странное дело – телефон не включался. Минуту назад батарея была полной, и на тебе сюрприз. Наплевать на телефон, но как дозвониться до Юли, если она заблудится? Впрочем, здесь нельзя потеряться, потому что в окрестностях нет леса, только кусты и большой старый дуб на вершине. Немного еще подожду, потом пойду ей навстречу, решил Беса и, вспомнив, что Юля любит опаздывать, улыбнулся. Не было еще такого случая, чтобы она пришла вовремя, на презентацию его книги она так и не явилась. Отмазалась, сказав, что застряла в пробке, и он не стал проверять, так ли это было на самом деле.

Утренний ветер волновал пахучую, до колен траву. Беса закрыл глаза и подставил свое выбритое лицо солнцу. Вдруг он вздрогнул, вскинул веки и в ужасе уставился на дуб, за которым появился гигантский огненный гриб. Зеленый холм превратился в темную вязкую массу, и она отхлынула назад, будто морская волна во время шторма, вздыбилась и стала расти, закрыв собой небо. Беса, не в силах двигаться, в ужасе смотрел, как чудовищный вал опускается на него: Юля, спасайся, успел он крикнуть и проснулся. Сердце его отчаянно билось, простыня была мокрой, а тело липким от пота. Он нащупал телефон, включил и взглянул на дисплей: суббота, 9.40. Юли не было слышно, должно быть, пошла гулять с собакой.

Беса вскочил, быстренько оделся перед зеркалом в прихожей и, вспомнив, что во сне он был гладко выбрит, дотронулся до своей давно не стриженной бороды. Он запер дверь снаружи, вышел из подъезда во двор, но жены там не оказалось. День был солнечный, весенний, точь-в-точь как во сне, и Беса решил, что Юля, вероятно, забралась на холм за парком. Ей нравилось подниматься на вершину и сидеть там в тени древнего дуба. Она и Бесе советовала прислониться к могучему стволу дерева, говоря, что дуб впрыскивает в уставший человеческий организм чистую энергию.

Несмотря на выходной день, народу в парке не было, и это встревожило Бесу, ведь тут многолюдно даже в будние дни. Он пустился бегом вдоль пруда к холму, остановился у его подножия и увидел, что пространство перед ним застроено белыми красивыми домами. Тревога в душе росла из-за тишины. Он вытащил из кармана телефон, чтоб позвонить Юле, но гаджет был мертв. Прищурившись, Беса стал всматриваться вдаль и увидел на склоне жену с собакой: они бежали наперегонки к старому дубу, и псина смешно выпрыгивала из травы словно дельфин-альбинос. Беса улыбнулся и помахал Юле рукой, но вдруг закричал: Юля, беги! За холмом появился гигантский огненный гриб