Неужели я гений? - Вин Венгар

В своей книге «Границы сознания», опубликованной в 1992 году, Хартманн делает вывод, что у человека, склонного к ночным кошмарам, удивительно «тонкая оболочка сознания» — то есть он чрезвычайно впечатлителен и необычайно восприимчив по отношению к другим людям и окружающему миру.

«Я не могу от этого отделаться»

Согласно Хартманну, люди с «тонкой оболочкой» нередко оказываются захваченными потоком чувств и эмоций при вполне ординарных проявлениях жизни. Так, громкие звуки раздражают их и действуют на нервы, яркий свет ослепляет, воображаемые картины насилия пугают.

«Я не могу от этого отделаться», — жаловалась тридцатилетняя художница, одна из тех, кто участвовал в исследованиях Хартманна.

«Поразительно то, — рассказывает Хартманн, — что люди с „тонкой оболочкой“… не пользовались готовыми, заранее выработанными защитными средствами, такими как размышление, сдерживание или подавление чувств… Я отношу их к беззащитным или необыкновенно ранимым. Одним словом, они впечатлительны, как дети».

Автоматический предохранитель

Зигмунд Фрейд первым высказал идею о существовании внутренних барьеров сознания — эго-оболочек, предохраняющих от психологических травм. По Фрейду, защитные механизмы личности подавляют и вытесняют из сознания ту информацию, которая не соответствует требованиям моральной цензуры. Хартманн, в свою очередь, предполагает, что у них более важная роль — обеспечение упорядоченной работы мозга путем торможения то одних, то других его функций. Он сравнивает эти внутренние барьеры с дамбой или плотиной, сдерживающей морскую стихию.

Можно представить себе такого рода ограничение в виде автоматического предохранителя, который отключает электроэнергию, когда ток достигает критической величины. Без него мозг бы вышел из строя, подобно компьютеру при перепаде напряжения.

Проницаемость

Хартманн утверждает, что в детстве эго-оболочка у всех нас была тоньше, хотя у каждого в разной степени. По мере того как мы растем и стареем, появляется все больше болезненных раздражителей, от которых необходима защита, и толщина оболочки растет. Однако она, как правило, вписывается в интервал допустимых значений по тесту Хартманна, диагностирующему состояние эго-оболочек, поэтому большинство из нас не относятся ни к сверхчувствительным, ни к бессердечным, ни к непреклонным догматикам, ни к категории с буйным воображением.

Усредненная толщина эго-оболочки является идеальной для жизни в обществе, но, к сожалению, она мало подходит для простого размышления и ускоренного обучения. Тонкая, легко проницаемая оболочка обеспечивает преимущество при выполнении упражнений, о которых вы узнали в этой книге. Ее обладатели во сне часто принимают облик животного или человека противоположного пола, поэтому они успешнее пользуются приемом «гений напрокат», а необычайная яркость их сновидений позволяет предполагать наличие у них способности вызывать мощнейший поток образов.

Вполне вероятно, что личности с «тонкой оболочкой» более восприимчивы к сигналам подсознания — откуда берут начало их проницательность, интуиция и сопереживание. Тот же самый автоматически срабатывающий предохранитель, что защищает нас от боли и смятения, обыкновенно обрывает и поток самых ярких картин воображения. Тонкая внутренняя эго-оболочка — есть первое и непременное условие существования человеческого гения, потому что он возникает из слияния тех самых образов, звуков, мыслей и воспоминаний, против которых так отчаянно борется примитивный защитный механизм.

Вопрос в том, как самостоятельно, по собственному желанию, изменять толщину внутренней эго-оболочки вслед за меняющимися обстоятельствам. К примеру, увеличить ее совсем не сложно.

Большинство воспитательных мер, применяемых по отношению к детям, способствует утолщению их эго-оболочки. В одной из последних статей в журнале «Capital Ideasmiths» моя жена, Сьюзен, перечисляет некоторые из способов, пользуясь которыми, родители и учителя манипулируют сознанием детей, даже не подозревая об этом. Например, как часто мы говорим своему чаду: «Не шали за столом!».

«Процесс питания вызывает самые эмоциональные переживания у детей, — пишет Сьюзен. — Ну скажите, как же смышленому, любознательному человечку да еще и с пытливым умом не поиграть с апельсиновым желе? Но мать не желает смотреть на то, как „элегантно“ студенистая масса шлепается в тарелку. К тому же сейчас самое время убрать со стола. Вот отсюда ее „не шали“»!

В школе детям прививаются такие первейшие навыки, как «сидеть смирно» и «смотреть только на учителя». Однако невозможно усваивать новые идеи, не обдумывая их, — а размышляя о чем-то, человек непроизвольно закатывает глаза, смотрит в окно или машинально что-то рисует. Не задуматься над идеей — значит просто запомнить факты, не поняв сути…

По мере того как дети взрослеют, они усваивают навязанные им правила. Они учатся игнорировать образы, естественным образом формирующие их мозг. Они стараются сидеть прямо, едят глазами учителя и… перестают грезить наяву.

Да, мы не можем позволить детям устраивать дома кавардак или игнорировать учителя в школе: когда ребенок подрастет, такая «свобода» превратится в опасную распущенность и недисциплинированность. Однако мы должны прививать детям правила общепринятой дисциплины методично — не устанавливая внутренние психологические заслоны, ограничивающие их воображение.

В этом нам поможет ментальное айкидо; вспомните также описанный в главе 10 метод непринужденных заметок. Подобную манеру самовыражения нетрудно воспитать и у детей. Причем такие занятия не создадут излишний беспорядок дома и не нарушат рабочий ритм в классе.

На пороге нашего столетия Мария Монтессори, доктор из университета при Римской психиатрической клинике, работала над обучением детей с замедленным развитием. Она вскоре заметила, что «необучаемые дети», играя или увлеченно занимаясь чем-то, проявляют просто поразительную способность концентрироваться. И только когда учитель силой пытается привлечь их внимание к менее интересным занятиям, они действительно начинают артачиться — не оправдывают возлагаемых на них надежд. Родители, чьи дети часами способны играть в видеоигры, думаю, поняли, что я имею в виду.

Монтессори разработала новую систему классных занятий, когда дети самостоятельно могут переходить от одного вида деятельности к другому, выбирая то, что их больше всего привлекает. Она снабдила классы вспомогательными материалами и пособиями, обучение при помощи которых затрагивало все пять чувств. Например, алфавит дети изучали с закрытыми глазами, пробуя буквы на ощупь, — буквы были сделаны из шершавой бумаги. Географические карты они складывали из деревянных кубиков и математические премудрости осваивали, также пользуясь кубиками, брусками и прочими строительными материалами. Учитель лишь обходил классную комнату, присматривая за ходом занятий, и следил, чтобы дети не слишком шумели и не мешали работать друг другу.

Хотя метод Монтессори был впервые успешно применен на занятиях с отстающими в развитии детьми, а также с детьми бедняков римских трущоб, в наши дни большинство родителей воспринимают его как роскошь, доступную только богатым семьям. Я могу лишь сожалеть о таком расхожем мнении, так как считаю, что этот метод прекрасно подошел бы для обучения всех без исключения детей.

Метод Монтессори широко распространен во многих странах, но в Соединенных Штатах он появился значительно позднее, чем в Европе, — только в 1975 году, когда разрешили открыть первую бесплатную школу Монтессори в Цинциннати, штат Огайо.

Сейчас в Соединенных Штатах уже около 3000 дошкольных учебных заведений и около 100 начальных школ используют этот метод обучения.

Обычно школы Монтессори удивляют всех тишиной в классах. Даже в дошкольных учебных заведениях дети часами поглощены своими занятиями. И необыкновенная сосредоточенность окупается сполна: все воспитанники овладевают чтением и письмом задолго до пяти лет.

Победа дидактического метода обучения

Принцип обратной связи — вот в чем секрет метода Монтессори. Дети используют постоянно действующую обратную связь. Социолог Омар К. Моор из Питсбургского университета получил похожие результаты, заполнив классные комнаты «говорящими пишущими машинками» Эдисона. Моор с легкостью обучал двух-трехлетних малышей читать, писать и даже печатать на пишущей машинке. И все же его метод, так же как и метод Монтессори, не нашел места в обществе, которое давным-давно предпочло сократовским приемам обучения дидактический.