Смерть обывателям, или Топорная работа - Игорь Владимирович Москвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царская семья после богослужения направилась к Троицкому мосту, открытие которого приурочили именно к этому дню.
Многие события этих праздничных дней были запечатлены искуснейшим фотографом Карлом Буллой. Все его снимки, касающиеся 16 мая, были, как правило, групповые: официальные шествия либо не менее официальные парады. От них веяло некой имперской монументальностью. Особняком стоял момент открытия Троицкого моста. Городской голова Павел Лелянов преподнёс Николаю II бордовую подушечку, вышитую золотыми орлами по углам. На ней лежала золотая или позолоченная кнопка, соединённая электрическим приводом с разводным механизмом. Император нажал на кнопку, и Троицкий мост покорился мощной царской воле.
День выдался на удивление солнечным, будто сам Господь благословлял столицу Российской Империи с её двухсотлетним юбилеем. Праздничное убранство города отличалось обилием зелени и цветов. Триумфальные арки украшали площади и набережные. Против Невского у Николаевского вокзала стояла арка с тремя картинами: средняя изображала бурю на море и Петра, спасающего тонущих; левая – вид Петербурга, правая – вид Невы до основания города. Народ лился по обеим сторонам широкими и спокойными волнами; много было простонародья, все приодеты, чистенькие, трезвые: винные лавки были закрыты ещё накануне.
Когда Филиппов с детьми проходили по Невскому, то на панели против Гостиного двора увидели сквозной зелёный трельяж, перевитый еловыми ветками. Это место понравилось зрителям больше всего – множество людей хотели взглянуть на лучшее место в Петербурге. Толпились группками, обсуждая увиденное.
Против средних ворот был устроен дикий уголок первобытной Невы: скалы, ели, и среди них с топором в руке стоял Пётр, обозревая простор перед собой, словно размышлял – здесь ли строить будущую столицу. Декорация была задумана и выполнена весьма художественно, Вере очень понравилась. Немного наискосок, со стен Пассажа, выдвигался на Невский проспект нос оснащённого белого корабля с надписью «Россия», и впереди – опять Пётр.
Здание Думы украсили деревянным сооружением. В середине этого сооружения стояла статуя Петра I, находящаяся на колонне. У ног его совещались фельдмаршалы. Справа масляными красками изображена сцена из стиха Александра Пушкина «Кто он?». Картина изображала Петра, разговаривающего с рыбаком. Слева – Пётр I читал со свитка народу о Ништадтском мире. Вход с Невского на Михайловскую улицу отчасти загородили деревянным пьедесталом со штандартом, вокруг которого плескались два фонтана.
По два фонтана били и возле Думы, и в Казанском сквере. Бульвар, идущий параллельно фасаду Гостиного двора, засадили деревьями, закрыли с одной стороны зелёной деревянной решёткой и украсили колоннами. На зеленой решётке укрепили вензеля Петра I и гербы Петербурга. По углам Гостиного двора стояли маленькие статуи Петра. У главного входа возвышалась огромная статуя, изображающая Петра на скале с топором в руке на берегах Невы.
На праздничные торжества прибыли многочисленные гости. На приёме в Городской Думе присутствовало более ста делегаций, которые вручали памятные адреса и подарки. К этому дню из-за границы приехало до двадцати тысяч приглашённых лиц, среди которых были мэры и бургомистры почти всех европейских городов. Для этих двадцати тысяч был устроен в Летнем саду обед под открытым небом. Писатель Александр Плещеев оставил живописную зарисовку юбилейного обеда: «Меню состояло из тридцати блюд, и подавались необыкновенной величины рыбы… Во время обеда много говорили, и было оживлённо. Несмотря на то, что кушали двадцать тысяч человек, блюда подавались неостывшими и вкусными. Готовили их шестнадцать рестораторов и триста поваров. Мороженое было подано в виде башни, украшавшей здание Думы, помещавшейся, по одним источникам, на Невском проспекте, а по другим – на Литейной улице. Иностранцы уверяли, что сервис был образцовый. После обеда танцевали». «Казалось, – писал он, – сам Бахус и его друзья-сатиры закружили эту весёлую карусель. Среди богов и богинь движется огромный хоровод разряженных гостей и хозяев столицы. Кавалеры, одетые в петровские костюмы, галантно приглашают дам, и весь этот шумный кортеж кружится среди тысяч бенгальских огней и воздушных шаров».
Не менее впечатляющим было празднование в Меншиковском дворце. В статье, написанной довольно известным публицистом Николаем Худековым и опубликованной в «Петербургской газете», говорилось: «На обеде в бывшем Меншиковском дворце во время празднования 200-летнего юбилея Петербурга съедено было 4000 пирожков, 90 цельных бычьих филеев, 200 пулярдов, 600 рябчиков, 90 лосей и 200 фунтов спаржи. Изготовляли обед два повара, прислуживали более 300 официантов, а обедали 1200 приглашенных. Ресторатору уплачено за кушания и шампанское 22 тысячи рублей».
Вернулись Филипповы домой уставшими, но довольными. Во-первых, Владимир Гаврилович половину дня провёл с детьми, во-вторых, не думал ежеминутно о своей службе, а взирал на горожан со стороны, как простой обыватель, не пытаясь поймать за руку очередного преступника. Хотя те вышли на улицы, площади и набережные в достаточном количестве. Когда ещё представится такая возможность?
Когда собрались возвращаться, взяли экипаж. Владимир Гаврилович сам чуть ли не падал от хождения по городу, а что говорить о шестилетней Вере? От Знаменской площади до Офицерской улицы ехали почти час: праздник есть праздник, притом неприсутственный день. Горожане, словно сговорившись, все вышли на улицы столицы, чтобы увидеть собственными глазами, что построено, как украшено, да и принять по такому случаю чарку-другую вина или водки.
То и дело останавливались, чтобы, не дай бог, кого-то не задавить. Весёлый человек всегда беспечен, особенно когда в голове шумит от выпитого.
Дома ждал праздничный обед, приготовленный заботами Веры Константиновны.
Вначале она отослала мужа и детей переодеться, помыться, а уж потом пригласила к столу.
Глава 40
Следующее утро принесло новые заботы, но старое дело не отпускало. Телефонировал старший врач Врачебно-полицейского управления Пётр Назарович Стеценко.
– Приветствую, Владимир Гаврилович, – хотя голос знакомый, но в телефонной трубке звучит, словно испорченный граммофон трёт плохонькой иглой по пластинке.
– Здравствуйте, Пётр Назарович! Как здоровье?
– Что это вы, батенька, обеспокоились моим здоровьем? – удивился Стеценко, хотя Филиппов задал вопрос не просто ради любопытства. Иной раз Пётр Назарович любил принять лишнего на грудь, благо, что вчерашний день был объявлен для всех служащих в государственных учреждениях неприсутственным.
– Так май месяц, торжества, – уклонился от прямого ответа начальник сыскной полиции.
– И май хорош, и торжества мне понравились, хотя, поверьте, не слишком я жалую такое количество праздношатающихся. Слишком быстро устаю от бесконечного мелькания человеческих лиц. А вы как?
– Я посвятил вчерашний день общению с детьми. Иной раз времени на них не хватает. Служба. Вы же сами прекрасно знаете.
– Знаю, но, Владимир Гаврилович, вы же понимаете, что я телефонирую не для обмена любезностями.
