Древо Жизни - Гай Кей

Гном снова помолчал. Дженнифер внимательно на него посмотрела, но лицо его было совершенно бесстрастным.

— Много темных дел натворил Вайлерт в своем безумии. Вскоре пошли даже разговоры о гражданской войне, поскольку его люди стали по ночам совершать налеты на дома мирных людей и забирать оттуда детей обоего пола. Детей они доставляли во дворец, а потом их больше никто и никогда не видел. И слухи о том, что король делал с этими детьми, были хуже некуда. Во всех этих гнусностях Нильсом был с королем заодно, а кое-кто утверждал даже, что король поступал так по его, Нильсома, наущению. В общем, Вайлерт и Нильсом вплетали в жизнь все больше и больше темных нитей, однако Нильсом — вместе с Айдин, разумеется, — обладал таким невероятным могуществом, что никто не осмеливался открыто бросить ему вызов. А я считаю, — и гном впервые повернулся к Дженнифер лицом, — что и он тоже был безумен, как Вайлерт, только безумие его было холодным, а потому куда более опасным. Впрочем, все это случилось давным-давно, да и летописи сохранились далеко не все: многие из ценнейших старинных книг были уничтожены во время войны, ибо война в конце концов все-таки разразилась. А все потому, что однажды Вайлерт и Нильсом дошли до того, что предложили срубить Древо Жизни, растущее в Священной роще.

И тогда восстал весь Бреннин. Однако войска Вайлерта остались ему верны. Да и Нильсом, как я уже говорил, был невероятно силен, сильнее остальных пяти магов Бреннина, вместе взятых. К тому же перед самой войной в королевстве в живых остался лишь один маг из пяти, не считая самого Нильсома. Остальные четверо были найдены мертвыми. Мертвы были и их Источники.

И началась гражданская война. В стороне остался только Гуин Истрат. А герцоги Родена и Сереша, хранители Северной и Южной твердынь, мирные землепашцы, горожане и моряки Тарлинделя — все пошли войной на Вайлерта и Нильсома.

Но сил у них оказалось недостаточно. Могущество Нильсома, подкрепленное любовью Айдин, превосходило могущество любого мага со времен Амаргина, и он сеял смерть и разруху всюду, где люди осмелились восстать против него и короля, и поля Бреннина пропитались кровью, брат разил брата, а Вайлерт, довольный, смеялся в Парас-Дервале…

И снова Мэтт умолк и некоторое время не мог вымолвить ни слова, но когда он заговорил, голос его звучал ровно:

— Та битва состоялась на холмах, что высятся меж западной окраиной Парас-Дерваля и Священной рощей. Вайлерт, говорят, собирался с самой высокой башни смотреть, как Нильсом поведет его войска к окончательной победе, уверенный, что уж тогда никто, кроме мертвых, не помешает им уничтожить Древо Жизни.

Но на заре к Нильсому пришла Айдин и сказала ему, своему любимому, что не желает более оставаться его Источником, ибо дело, которое он затеял, неправое. И, сказав так, она выхватила нож, перерезала себе вены и умерла от потери крови.

— Ох нет… — прошептала Дженнифер. — О, Мэтт!

Он, казалось, не слышал.

— После этого почти нечего и рассказывать, — сказал он, по-прежнему странно ровным голосом. — Нильсом утратил свое могущество, армию Вайлерта обратили в бегство, и его воины, побросав свои мечи и копья, запросили пощады и перемирия. Нильсом же на перемирие не пошел и в итоге был убит тем самым, последним из оставшихся в живых, магом. Вайлерт бросился с башни и разбился насмерть. Айдин похоронили с большими почестями неподалеку от леса Морнира, а затем в этом зале был коронован герцог Лагос из Сереша.

Они завершили круг и снова присели на скамью, стоявшую под самым западным, ближайшим к трону витражом. Светлые волосы Колана у них над головой отливали золотом в солнечных лучах, лившихся в окно.

— Мне осталось только сказать, — теперь Мэтт Сорин смотрел ей прямо в глаза, — что когда маги и их Источники собираются среди зимы на Совет, то мы всегда с особым чувством проклинаем даже само имя Нильсома.

— Еще бы! — воскликнула Дженнифер.

— Как и имя Айдин, — прибавил гном тихо.

— ЧТО?!

Но Мэтт смотрел на нее по-прежнему спокойно; он и глазом не моргнул, твердо заявив:

— Она предала своего мага! А по законам нашего ордена нет более страшного преступления. Нет и быть не может. И не имеет значения, что послужило причиной предательства. Каждый год Лорин и я проклинаем ее имя и делаем это совершенно искренне. И каждый год, — это он сказал совсем тихо, с нежностью, — как только весной начинают таять снега, мы кладем первые подснежники на ее могилу.

Не выдержав его спокойного пристального взгляда, Дженнифер отвернулась. Она с трудом сдерживала слезы. Ах как далеко был сейчас ее родной дом! Как сложно и странно было все то, что ее окружало здесь!

Ну почему, почему, за что они проклинают эту несчастную женщину?! Какая странная жестокость… Слишком тяжело было сейчас у нее на сердце, и Дженнифер поняла, что ей совершенно необходима какая-то физическая разрядка. Хорошо бы проплыть, например, метров пятьдесят — отлично прочищает мозги — или еще что-нибудь в этом роде. А еще лучше было бы…

— Знаешь, Мэтт, — призналась она, — мне просто необходимо что-нибудь СДЕЛАТЬ! Хотя бы немного размяться, что ли. Может быть, здесь найдутся свободные лошади и мы с тобой немного прокатимся верхом?

И — вот уж совершенно неожиданно! — суровости во взгляде Мэтта как не бывало. Мало того, к ее невероятному изумлению, он смутился и покраснел.

— Конечно, лошади найдутся… — как-то неловко промямлил он, — да только, боюсь, я не смогу составить тебе компанию… Гномы никогда не ездят верхом ради удовольствия. Впрочем, почему бы тебе не поехать с Лаэшей и Дрансом?

— О'кей, — согласилась было она, но тут же заколебалась: ей не хотелось с ним расставаться.

— Ты прости: я тебя растревожил, — сказал Мэтт. — Эту историю действительно тяжело слушать.

Дженнифер покачала головой:

— А еще тяжелее рассказывать. Куда тяжелее! Спасибо, что поделился со мной. Я очень тебе за это благодарна. — Она быстро нагнулась, поцеловала его в щеку и бегом бросилась искать Лаэшу, оставив обычно довольно флегматичного гнома в состоянии полной растерянности.

Вот так и случилось, что три часа спустя две женщины и один мужчина, ехавшие верхом, оказались на вершине одного из холмов к востоку от города и, не веря собственным глазам, остановили усталых лошадей, потому что навстречу им вышла группа совершенно неземных созданий, чья походка была так легка, что даже травы не пригибались к земле у них под ногами.

— Добро пожаловать! — сказал тот, что шел впереди. Он остановился и низко поклонился им. На солнце его длинные светлые волосы отливали серебром. — Как славно выткался этот миг! — Его голос звучал, как музыка, легким эхом отдаваясь от окрестных холмов. Смотрел он при этом исключительно на Дженнифер. И она заметила, что у Дранса, стоявшего с нею рядом, у этого грубоватого и в высшей степени приземленного вояки, по исказившемуся лицу текут светлые слезы.