Учебник по химии (СИ) - Ключников Анатолий

Вошли в дом; ко мне подошла молодуха и с поклоном вручила чашу с горячим глинтвейном, стрельнув озорными глазками и хихикнув. Я с изумлением покосился на добродушного хозяина: да когда ж он успел знак-то подать, чтобы напиток изготовили?!

Пить было, вообще-то, рановато: время-то ещё только обеденное, но продрогшему человеку лучше об этом не рассуждать. Как только мои ладони ощутили живительное тепло чаши, я с жадностью припал к горячему напитку:

— Вот уж спасибо огромное! Не ожидал…

Староста довольно хмыкнул:

— Ну, по бедности нашей вин заморских не предлагаю, но чем можем — угощаем… Извольте супчику с дороги похлебать, гороховый: у меня работники сегодня земляной орех копают, а он, гороховый, — самое то для тяжёлой работы, и с дороги тоже хорошо идёт.

Суп оказался и вправду «бедняцким», сваренным на обрезанных говяжьих костях: содрать к них зубами хотя бы кусочек мяса оказалось непростой боевой задачей. Но зато сам костный бульон оказался жирным, насыщенным, приправленный тушёным с морковью луком. И горошины друг за другом по тарелке не гонялись, так что я с одной порции вполне насытился и окончательно прогрелся, — даже лоб и шея вспотели, тем более, что после глинтвейна.

— Спасибо, хозяин. Покажи-ка мне обозников… Надо хотя бы познакомиться с ними до завтра.

Я остался стоять на крыльце, чтобы возвышаться над дворовой площадью. К нему стали подтягиваться обознички: ездовые и охранники. Я невольно упал духом: получалось, что мы трое оказались единственными ратниками. Остальная охрана представляла из себя странное сборище людей, вооружённых рогатинами (ну, на них хотя бы надели стальные наконечники, т. е. такой штукой человека убить всё-таки можно), топорами и одним ржавым мечом, неумело наточенным, тогда как лезвие требовало ещё и правки.

— А что, мужики, про щиты никто никогда не слышал, что ли? И на все деревни ни одного доспеха не нашлось, — хотя бы дедовского?

Мой окрик сбил разговоры, мужики стали-таки мне внимать. Но ответа не последовало.

— Ну?! Вы, мать ети, куда ж собирались-то: на базар или на войну?!!

— А чо? От ражбойного люда отбиваться очень даже сподручно, а от войска мы никак не отобьёмся: хошь в доспехах, хошь со щитами, — ответил мне, прищурившись, солидный дедок, стоявший в первых рядах, но взятый явно возничим, а не воином. — Так зачем же нам лишний груз тащщить-то?

Так, дурака валять начали… Но, как бы там оно ни было, назад домой их уже не отправить, да и с настоящим оружием в руках они всё равно в солдат не превратятся. Я тоскливо осмотрел свой небольшой «отряд» ещё раз и безнадёжно махнул рукой:

— Разойдись! Завтра выступаем!

Господи, Пресветлый, не дай нам попасть на войну настоящую! Сколько раз воевать ходил — никогда такого у тебя не просил, а вот теперь прошу: не за себя — за дураков этих лапотных!

Я наложил на себя знак Пресветлого, изображая, однако, самоуверенного полководца, осеняющего себя порядка ради.

Вечером я нашёл местного кузнеца и сам лично проверил его работу, у всех трёх наших коней. Поставленные им подковы держались нормально, не шатались, придраться было не к чему: хороший мастер дело делал. Я расплатился с ним из наших общих подорожных, взял свою кобылку и вернулся к старосте, отправив своих спутников забрать из кузни своих коней.

Поужинали мы опять за счёт старосты. Его подёнщики с моими подчинёнными доедали гороховый суп, а меня побаловали пирогами с рыбой. Предлагали и выпить, но я отказался: завтра же предстояла дорога, а не праздное безделье. Вечером мы втроём парились у хлебосольного старосты в бане: я должен был быть уверен, что Гвоздь с Гномом после ночёвки в сыром лесу не подхватят насморк какой-нибудь.

Переночевали кто где. Я — в доме у старосты, а Гвоздь с Гномом — в других домах, тоже в тепле.

Утром начались дорожные хлопоты.

Я, похаживая по просторному двору, смотрел, как озабоченные мужики торопливо таскают мешки на подводы, запрягают лошадей. Староста, оказывается, все пришедшие телеги велел разгружать в свой амбар, сберегая грузы от дождей, а вот теперь его же подённые батраки сохранённые мешки выносили и укладывали обратно на подводы, заботливо укрывая их соломой и мешковиной: а вдруг мы по пути под дождик попадём? Золотой человек, одно слово: на таких страна и держится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я сосчитал все телеги. Ну вот, началось…

— Мне сказали, что будет 13 телег. Я вижу только 11. Где ещё две? — спросил гостеприимного хозяина.

Староста смутился, поскрёб натруженной пятернёй свою раздвоенную бороду, хмыкнул, взявшись левой рукой за простой верёвочный поясок:

— Дык тут, понимаешь, такое дело… Из Вудриверы как раз две телеги и не пришли…

— Почему?

— Да какой там с них и взять-то? Когда-то деревня стояла огромная, ага, да только вся вышла. То с войны мало кто придёт, то неурожай у них — половина людишек с голодухи по другим местам разбежалась, то мор непонятный — глядь, а осталось-то там лишь пять дворов, да и все те только с одними стариками! А по распорядку с них так и положено телега овса и телега гречки, как в лучшие времена, и никто в вашем городе пересматривать планы не собирается. А как с них стребовать эти две телеги? — это всё равно, что сразу сказать: давай помирай! Причём эти две — это ведь только на первый раз, а, затянись война, то уже нам всем положено втрое поставки увеличить! Где ж там потом с них взять шесть телег да с пяти-то дворов?.. Э-э-э-э-х! — староста тоскливо махнул рукой.

— Гвоздь, Гном, — быстро ко мне! Так, взять его! — и я указал на старосту.

Команда «взять!» подействовала на них, как «фас!» на бывалую учёную собаку. Что-то такое родное им сразу вспомнилось, и они аж посветлели оба, помолодели и мигом завернули руки за спину опешившему старосте.

Во дворе сразу всё замерло, остановилось. И местные батраки, и пришлые обозники изумлённо уставились на меня, разинув рты. Какой-то растяпа уронил ведро в колодец, и грохот его падения буквально бил по ушам, — как будто каменная скала осыпалась огромными обломками в глубокое ущелье, а плеск пролитой воды напоминал шум водопада щебня.

— Так, ты и ты, — я указал пальцем на двух «своих» обозников, которые помоложе. — Давайте в сарай, тащите верёвку подлиннее. Я там видел моток на стене — вот его и возьмите.

Мужички, терзаемые любопытством, притащили требуемое, показали мне.

— Хорошо. Давайте вяжите узел и забрасывайте вот через эту перекладину ворот.

Они вмиг побледнели и попятились. Глубокий вздох тихого ужаса прокатился по двору; кто-то торопливо осенил себя знаком Пресветлого. Даже лошади, кажется, присмирели.

— Руки у вас отсохли, что ли! — крикнул я нарочито громко и вызывающе. — Или не делали такого никогда? Давай сюда!

Я вырвал у мужичка моток, быстро скрутил на нём узел-удавку, вернул обратно:

— Давай забрасывай! Гвоздь, Гном, — тащите его к воротам!

— Не-е-е-э! Не-е-е-е-э! — заблеял староста, упираясь пятками, но бывалым стражам, даже самым непутёвым, ничего не стоило преодолеть его сопротивление: они просто потащили его волоком, не обращая ровным счётом никакого внимания ни на мычание схваченного, ни на реакцию толпы.

Такие уверенные действия невольно заставили и мужичка поторопиться с заданным поручением: вскоре сделанная мною петля свешивалась с воротной перекладины, пугающе покачиваясь.

У старосты глаза полезли на лоб, а рот скривило мучительной щелью. Я подошёл к нему, забросил свободную петлю ему на шею. Обозник, державший другой конец верёвки, сразу уронил его в ужасе, как будто он стал вдруг раскалённым, но я ничего ему не сказал — просто отпихнул в грудь и сам взялся двумя руками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— За что?.. За что?.. — прохрипел староста, как будто бы удавка уже перехватила его горло, и ему стало трудно говорить.

— За невыполнение поручений Его Величества в военное время, — ответил я. — За нехватку в обозе двух груженных телег. Есть тебе что сказать напоследок? А?

— Будут… телеги… — процедил догадливый староста сквозь зубы.