Драгоценности Медичи - Жюльетта Бенцони

Глава VII

ТРИ ШАГА В НЬЮ-ЙОРКЕ

Воздвигнутый в тысяча девятьсот седьмом году на углу Пятой авеню и 59-й улицы, отель «Плаза» считался одним из шедевров стиля французского неоренессанса, причем шедевр этот насчитывал девятнадцать этажей и восемьсот номеров. Пройдя сквозь вращающуюся дверь, посетитель попадал в атмосферу нереального безмолвия, чрезвычайно успокоительного после царящего на улицах гама. Франко-итальянский интерьер с коврами из Обюссона, люстрами Баккара, мебелью и канделябрами эпохи Людовика XVI в сочетании с каррарским мрамором, равеннской мозаикой, позолоченными дубовыми панелями, белыми кариатидами до потолка создавали у европейских гостей приятное впечатление, что они не только оказались у себя дома, но и внушили туземцам мысль о прочности своих исторических корней, а также понятие о роскоши старого континента. Еще большее очарование придавал отелю находившийся перед ним большой многоуровневый фонтан, названный именем Пулитцера, и расположенный неподалеку Централ-Парк с его роскошной растительностью.

Альдо поселился в номере на шестом этаже, где его встретила репродукция – но все же чуть уменьшенная! – «Весны» Боттичелли. Пока лакей распаковывал багаж и развешивал одежду на плечиках в шкафу, он решил принять ванну, что оказалось куда приятнее, чем на борту парохода. Здесь можно было понежиться в душистой пене, и он воспользовался этим, чтобы привести в порядок свои мысли. Выкурив сигарету и высушив волосы, он оделся, отправил портье каблограмму, что все в порядке, попросил служителя послать три дюжины роз баронессе фон Этценберг, у которой должен был ужинать, затем спустился в бар, где печальный Жиль уже сидел за столиком, на котором стояла бутылка лимонада. Несчастный антиквар даже не притронулся к ней, и при виде его расстроенной физиономии в глазах Морозини зажглись веселые огоньки.

– Похоже, ты приспособился к местному режиму воздержания! – сказал он.

– Не вижу повода для шуток! Ты тоже с этим столкнешься. Пока плывешь на корабле, и представить себе не можешь, насколько тягостен их сухой закон. Что ты возьмешь?

– А что предлагают?

– Молоко, чай, лимонад, кофе или какой-нибудь сок?

– Нет, спасибо. Пойдем лучше обедать.

– Если ты воображаешь, что это будет веселее, то заблуждаешься! Европейская кухня, пожалуйста, но, увы, нет и намека на вино, без которого она немыслима. Как же это странно!

– Но ведь ты – знал, что тебя ждет? Ты же не в первый раз в Америке, с тех пор как она завязала с выпивкой.

– Именно что в первый! Я действую, как ты. Меня отнюдь не привлекают трансатлантические путешествия, и если бы не этот версальский стул, который я надеюсь вернуть...

– Ты бы остался дома, поближе к наслаждениям «Ритца», и никогда не познакомился бы с баронессой!

– Это правда! К несчастью, она хочет обосноваться здесь навсегда!

– Ну, тебе достаточно переселиться к ней. Я готов поспорить на что угодно, что сегодня вечером тебе не придется пить воду.

– Ты думаешь?

– Готов поклясться! Женщина, которая имеет при себе на случай «упадка сил» фляжку с таким сногсшибательным напитком, каким она меня угостила, никогда не удовлетворится одной лишь водой. У нее наверняка есть свой погребок.

Воскрешенный этой надеждой, Вобрен последовал за Альдо в «Оук-Рум», ресторан отеля, полностью обшитый темными дубовыми панелями, что делало его довольно мрачным, несмотря на вазы с цветами, мягкое освещение и сверкающие приборы из хрусталя и серебра. Окон здесь не было, только большие овальные фрамуги у самого потолка.

Величественный метрдотель принял у них заказ – моллюски под соусом из взбитых сливок, цыпленок на гриле – и без тени улыбки предложил запить все это бутылкой лимонада из канадского ранета. Поскольку он был француз, Вобрен, почти задохнувшись от негодования, спросил его:

– И вам не совестно?

– Абсолютно нет, мсье, и я полагаю, что наш «канада драй» вам понравится. Это довольно приятный напиток!

– Ну, раз вы говорите! Попробовать всегда можно.

Они попробовали, и олимпийская физиономия парижского антиквара вновь расцвела улыбкой: в банальной бутылке из-под шипучего напитка скрывалось вполне приличное красное вино, бургундское вино шардоне. Когда Альдо сделал комплимент величавому служителю, тот позволил себе слегка улыбнуться:

– Мы стараемся порадовать наших европейских клиентов, которые проявляют некоторое недовольство. Добавлю, – тут он заметно понизил голос, – что определенный сорт чая, который подают в номер согласно оговоренному коду, произрастал на берегах Шаранты или Твида, в зависимости от желания. Сверх того, – перешел он почти на чревовещание, – на 58-й улице есть некое заведение, где также не умирают от жажды. Если господа пожелают, наш портье представит их хозяину.

– Да нет же, – заявил Вобрен. – Нас вполне устраивает ассортимент отеля.

Кофе тоже оказался превосходным, и, насладившись им, друзья разошлись, каждый по своим делам. Через портье Морозини отправил шефу полиции свою карточку с просьбой об аудиенции, подкрепленной рекомендацией Уоррена, а затем в ожидании ответа решил прогуляться, чтобы возобновить знакомство с Нью-Йорком. Сначала он хотел перейти площадь, чтобы взять напрокат коляску и совершить неторопливую прогулку по Централ-Парк, но погода в этот нежаркий летний день стояла прекрасная, и он предпочел подняться на площадку одного из больших зеленых автобусов, которые спускались по Пятой авеню до Вашингтон-сквер в южной части Манхэттена. Этот способ передвижения казался очень спокойным и вызывал почти детскую радость: легкий ветерок ласково обдувал лицо, и можно было без всяких помех разглядывать находившийся справа парк. С другой стороны располагались самые богатые особняки города, среди которых нашлось место для музея Нью-Йорка и «Метрополитен». Альдо решил обязательно посетить их. Проезжая мимо зоопарка, он услышал радостные крики детей и рычание львов, слышимое даже на фоне уличного шума. Затем, когда зеленые насаждения остались позади и автобус въехал в бурлящий центр гигантского мегаполиса, он вновь увидел собор Святого Патрика и огромные здания перед ним, принадлежащие Колумбийскому университету, которые уже начали сносить. По словам Полины, такая же участь ожидала и находившийся поблизости старый отель «Уолдорф-Астория». Наконец, его взору предстали роскошные магазины, в том числе и ювелирный «Тиффани», куда он собирался заглянуть больше из любопытства, чем из желания что-либо прибрести. Он знал, что Лизу больше обрадует какая-нибудь старинная вещь, а не драгоценность.

Он вышел из автобуса на Вашингтон-сквер. Это был зеленый прямоугольник, окруженный старинными кирпичными домами, где закладывались основы нью-йоркской элегантности. На соседних улицах стояли величественные здания, в салонах которых хранились сокровища конца прошлого столетия. Он помнил, что некогда тут царили самые грозные дамы высшего света, но сейчас Сквер превратился в интеллектуальный и артистический центр Гринвич-Вилидж. Именно здесь жила Полина фон Этценберг. Из своих окон она, наверное, могла видеть триумфальную арку, возведенную в честь Джорджа Вашингтона, и Альдо понял, почему женщина, творившая под именем Полина Белмонт, предпочла поселиться в доме, больше походившем на человеческое жилище, чем громадные особняки промышленных магнатов. Сухой закон здесь был совершенно ни при чем...