Человеческое тело - Паоло Джордано

— No! No sex! — кричит она. — Only massage.[13]

Растерявшись, он разжимает руки.

— No sex? А за что я тебе дал десять евро?

— No sex! — упорствует женщина и отступает на шаг назад, скрестив руки на груди.

Чедерна бьет кулаком по краю кушетки.

— Baby massage? Yes or no?[14]

Он сдается. Ладно, baby massage, все, что угодно. Главное, чтобы она помогла ему забыть, где он находится. Руки Чедерны падают и остаются висеть по краям кушетки.

— Do you want music? — спрашивает женщина.

— No. Please. No music.[15]

На базе в Дилараме, по сторонам от дорожек, в канавках, куда стекает дождевая вода, полно всякого мусора. Среди мусора шныряют пугливые бездомные коты — периодически они замирают, кого-то высматривают, а потом прыгают. Рене не видел ни одной крысы, но ясно, что крысы здесь водятся, причем в изрядном количестве.

Он входит на переговорный пункт: по сравнению с временной телефонной станцией у них на базе кажется, что ты попал на командный пункт космического агентства. Он ищет в записной книжке телефон Розанны и набирает номер, не оставляя себе времени на раздумья, — он и так уже слишком долго думал. Четыре гудка, наконец она подходит.

— Это я. Это Рене.

— О господи!

Опоздание, с которым доходит сигнал, оставляет время на последние слабые сомнения. Он на самом деле этого хочет? Он собирается связать свою жизнь с женщиной, с которой он едва знаком, с женщиной старше его, с которой они несколько раз занимались любовью да вместе смотрели старое кино. Этот шаг может повлечь за собой серьезные последствия, трудности, о которых он даже не подозревает, возможно, несчастье. В его голове вновь сталкиваются все доводы «за» и «против», но на этот раз Рене не хочет об этом думать. Он знает, как надо поступить. Он ясно представляет себя самого с ребенком, как они лежат на зеленом лугу, и, честно говоря, ничего более прекрасного он за последнее время не представлял.

— Как ты там? Ты ранен?

— Нет. Нет, со мной все в порядке.

— Я все видела по телевизору. Там и о тебе сказали. Какая жестокость, Рене! Какая страшная жестокость! Бедные ребята.

— Розанна, послушай! Я долго сомневался, долго все обдумывал. Боялся, что у меня не получится, что ты… ну, в общем, мы же едва знакомы, верно? И мы очень разные. Но жизнь здесь, в Афганистане, открыла мне глаза. Господь решил, что я не должен умереть. Решил, что я должен заниматься нашим ребенком, что малыш должен знать своего отца. Я полагал, что мне еще нужно многое сделать для себя самого, а теперь я ничего не хочу делать для себя, мне это больше не интересно. Я хочу ребенка. Я готов. Готов, поверь мне!

— Рене, послушай…

— Я все обдумал. Сегодня ночью я лежал в постели, зажав зубами фонарик, и делал пометки, я уже набросал целый список. Нам много чего нужно будет сделать, но у нас все получится. Хочешь — переезжай ко мне, квартира у меня не огромная, но места всем хватит. Надо будет освободить кабинет, но там валяется всякое барахло. Да и не кабинет это вовсе, это я так его называю. Можно все выбросить, тогда освободится место. Клянусь тебе, Розанна, я буду хорошим отцом. Я оказался скверным командиром, я позволил убить пятерых своих ребят, но я исправлюсь, я стану идеальным отцом. Ребенок будет все время со мной. Я научу его кататься на велосипеде, играть в футбол… всему, чему надо. Даже если родится девочка. Мне бы очень хотелось девочку. Тебе уже сообщили? Мальчик или девочка, а, Розанна? Скажи мне, пожалуйста, мне очень хочется знать.

Он слышит тяжелое дыхание на другом конце провода. Она плачет. Жаль, что она не здесь, рядом с ним, — он бы обнял ее, вытер ей слезы. Хорошо, что она плачет, ведь для них это самое светлое и печальное мгновение, отсюда начнется их история, и через много-много лет они будут помнить эту минуту.

— Какой же ты дурак, Рене!

— Нет, Розанна. Я все сделаю как надо, обещаю! Вдвоем… вдвоем мы как-нибудь справимся.

— Замолчи! Неужели ты не понял?

— Что?

— Уже слишком поздно.

У Рене пересохло во рту. Он говорил долго и быстро. Американцы вокруг разговаривают на повышенных тонах, орут в трубку, лают, как псы, ни на кого не обращая внимания. От шума у него голова идет кругом.

— Что ты сделала? — спрашивает Рене.

— Слишком поздно.

— Розанна, что, черт возьми, ты сделала?

Овцы несутся по склону, качаются на тоненьких ножках, морды искажены страхом. Что-то не так, пастуха не видно. Они решили нас обмануть. Огонь, огонь, огонь из всех стволов! Грузовик взрывается с таким грохотом, что потом долго свистит в ушах. Надо быть ко всему готовыми, надо быть начеку. Ребенок еще не ребенок, а комар. Высосут через трубочку, и за пять минут все кончено.

— Прощай, Рене! — говорит Розанна. — Береги себя!

Массажистку зовут Оксана, ей тридцать восемь лет, но на вид больше. Она из Туркменистана — для Чедерны это всего лишь еще одна поганая дыра где-то к северу, еще одно место, куда не стоит стремиться. Кроме этого, она не рассказывает ему о себе почти ничего: когда он пытается завязать беседу, она резко его обрывает, указывая на кушетку или, когда дело кончено, на дверь. На вопросы она отвечает односложно и ни разу не спрашивает о его жизни. В отместку Чедерна заставляет ее сократить время массажа. Он сразу же хватает ее за руку и кладет ее туда, куда ему хочется. Ей это не нравится, долгая подготовка позволяет ей воспринимать свою работу с меньшей брезгливостью — Чедерна не настолько бесчувственный, чтобы этого не заметить. На все про все хватает нескольких минут. Потом он снова оказывается на улице — он совсем не ориентируется на этой американской базе, а тревога не только не угасла, а, наоборот, становится все сильнее. Как только он успевает добраться до палатки, в которой молча, с понурым видом сидят его товарищи, ему хочется снова. Он хочет Оксану. Ни о чем другом он думать не может. Его железы безостановочно вырабатывают семя, чересчур много семени.

В течение дня он пять раз является к массажистке. Руками — это совсем не то, он не получает полного удовлетворения, но что поделать? Когда он пытается добиться большего, она его отталкивает. А когда дверь барака закрыта, он принимается пинать ее и бить кулаками.

— Выходи! — орет он. Потом слоняется по базе, но не проходит и получаса, как он возвращается. Она на месте. Он обрушивает на нее град вопросов, неужели он ревнует к проститутке? Она просто ходила в туалет. Он с трудом успокаивается.

Накануне третьего вечера в Дилараме у него кончаются деньги. Он пытается уговорить Оксану обслужить его бесплатно. Она даже не подпускает его к кушетке. Чедерна принимается ее оскорблять. Результат нулевой.

Он возвращается в палатку еще более взвинченным. Просит взаймы у Ди Сальво. Теперь он его лучший друг, других не осталось.

— Я тебе и десяти центов не одолжу, козел!

— Ну, пожалуйста!

— Отвали, Чедерна! Иди просить милостыни у других! Он просит у Пеконе, у Ровере, у Пассалакуа, даже у Абиба. Все говорят, что у них нет денег, или просто отвечают «нет» с презрением, которого он не заслуживает. В конце концов он идет к Дзампьери.

— Зачем тебе деньги?

— Я не могу тебе сказать.

У Дзампьери под глазами круги.

— Все равно я бы тебе не дала, — говорит она. Вид у нее отсутствующий, глаза помутнели и стали похожи на глаза ее покойной бабушки, у которой была катаракта.

— Чрезвычайная ситуация.

— Нет. Неправда. Чрезвычайная ситуация уже была. Теперь ничего чрезвычайного не происходит.

— Ладно тебе, Дзампа, ну помоги мне!

— Знаешь, сколько часов я не сплю? Восемьдесят четыре. Я подсчитала. Восемьдесят четыре. Наверное, мне уже никогда не уснуть.

Чедерна в растерянности уходит. Ни одного евро не выклянчил. Как быть, если он не соберет деньги, он не знает.

Перед ужином он снова стоит перед бараком Оксаны. Он что-нибудь даст ей взамен. У него есть отличный нож, он стоит куда дороже десяти евро. Нож с резиновой рукояткой и антибликовым покрытием на лезвии. Жалко с ним расставаться, но он купит себе такой же, когда вернется в Италию.

Он врывается внутрь, на этот раз она на другой половине, причем не одна. Оксана выставляет его на улицу, понося почем зря на своем языке. Чедерна усаживается прямо на землю. Смеркается, а он все сидит и рисует в воображении, чем она занимается с другим солдатом. Ему-то она точно позволит больше, ведь он американец. Когда тот выходит, Чедерна тайком освещает его фонариком. Негр. Оксана только что была с негром! Он врывается, как фурия, захлопывает за собой дверь. Хочет застать ее на месте преступления, полуголой. Но на Оксане, как всегда, фартук, она стоит и укладывает на кушетке чистые полотенца.

— Ты была с ним?