Боевая машина любви - Александр Зорич

– Такой уж человек этот Дрон.

Что значит эта обтекаемая характеристика, Эгин так и не смог выяснить. Карлик отказывался объяснять.

– Мы с Дроном враждуем. Вот уже тридцать лет. Враждуем не на шутку. Ты уедешь, а мне в этом городе еще жить да жить, – пояснил он.

– А как мне узнать, то ли это перо, что мне нужно? Не все ведь такие честные, как ты?

– Настоящее перо птицы Юп ни с чем не спутаешь. Оно цельное.

– Что значит «цельное»?

Неведомо откуда в руках у аптекаря оказалось обычное куриное перо. Держа перо двумя пальцами левой руки, аптекарь демонстративно провел двумя пальцами правой по перу сверху вниз, от кончика к основанию. Остья разъехались. Перо приобрело неряшливый вид.

– Смекнул? – спросил аптекарь. – А вот перо птицы Юп не состоит из частей. Оно цельное. Поэтому оно всегда гладкое, и формой похоже на лист ивы.

Эгин кивнул. И, поблагодарив карлика бросился к выходу из лавки. Уже на пороге он внезапно остановился и, обернувшись к конторке, решился задать вопрос, который подспудно подтачивал его любопытство почти что с самого начала разговора:

– Скажи-ка, а сколько лет твоему правнуку? Тому, который красит перья?

Карлик широко улыбнулся.

– Вдвое больше, чем тебе, варанец.

– Люди столько не живут, – усмехнулся Эгин на прощанье.

Тихий, лиственный смех аптекаря был ему ответом.

До захода солнца оставалось совсем немного. Чтобы добраться до Змеиного Брода, Эгину пришлось воспользоваться Раздавленным Временем.

Как и всякая действенная магия, эта была хороша всем, кроме одного – она изрядно выматывала того, кто решился к ней прибегнуть.

Использовать Раздавленное Время было рискованно еще и потому, что день был прозрачен, а улицы многолюдны. Несущаяся по улицам с огромной скоростью тень – Эгин – могла быть прекрасно видима всеми, кому было до этого дело. А каждая пара внимательных глаз истощала психическую энергию Эгина еще больше, чем усилия, которые требовались на то, чтобы расплющивать часы и минуты.

Тем большим было разочарование Эгина, когда он обнаружил, что ворота одиноко стоящего близ Змеиного Брода дома Дрона Большая Плешь наглухо затворены.

Эгин усердно постучал, но ему не отозвались.

– Здесь живет Дрон Большая Плешь? – поинтересовался Эгин у проходившей мимо девицы с коромыслом. В ведерках плескалась вода.

Девица захихикала и спрятала глаза. Ни «да», ни «нет» Эгин, однако, так и не услышал.

– Барышня, мне нужен Дрон, – как можно более внятно повторил Эгин. – Это его дом?

– Дрона нет дома. Уходите отсюда, да побыстрее. Пока вам нос не оторвали, – не очень любезно отозвалась девушка, не глядя на Эгина.

Улыбка сошла с ее лица, будто бы ее и не было никогда. Казалось, у девушки совсем нет губ, точнее, они были прозрачные, как ледышки.

Стремительно повернувшись к Эгину спиной, девушка направилась к таким же приземистым домишкам, серевшим невдалеке, с какой-то сверхчеловеческой быстротой. Казалось, делая шаг, она преодолевала расстояние в три.

На случайной обледеневшей кочке ведерко на коромысле девушки легонько подпрыгнуло и вода плеснула на землю.

– Эй, барышня, подождите, – Эгин бросился за осведомленной незнакомкой, чтобы озадачить еще одной парой вопросов.

Но когда Эгин пробегал мимо того места, куда упала расплескавшаяся вода из ведерка, его глаза сами скосили вниз.

На кочке сидела свернувшаяся кольцом змейка.

Тварь была совершенно прозрачной, словно бы сделанной из гибкого льда. По ее хребту струилась бледно-розовая полоса, заметная только на фоне грязноватого снега, покрывающего кочку.

Змейка испытующе смотрела на Эгина пронзительными желтыми глазами с вертикальными, кошачьими зрачками. То и дело изо рта гада выскакивала черная ленточка языка.

Их глаза встретились. Легонько треснув хвостом о снег, тварь скользнула с кочки и стремительно уползла в направлении реки.

Насколько мог видеть Эгин, следов на снегу не осталось.

– Сыть Хуммерова! Что за бесплатный балаган? – Эгин был не на шутку озадачен, почти испуган. Желание стучать в ворота Дрона тоже пропало как будто само собой.

Как вдруг Эгин снова вспомнил о барышне с коромыслом. Она наверняка знает, где искать Дрона.

Эгин поднял глаза – надо же! барышни уже и след простыл.

– Быстрые вы тут, – сказал Эгин, почему-то уверенный в том, что девушка его слышит.

С того момента, как он задал барышне свой вопрос, прошло не больше двух минут.

Грудной смех девушки был таким странным, таким недобрым.

Вдруг перед мысленным Эгина встал Лагха Коалара. Его уста были тронуты печатью скорби, а глаза казались двумя высохшими колодцами.

«Быстрее», – это слово растеклось в мозгу у Эгина расплавленным золотом.

Все верно. Задумываться над тем, с чем он столкнулся, у Эгина попросту не оставалось времени.

В одном Эгин был, однако, совершенно уверен – в Пиннарине подобные девушки с коромыслом были бы таким же невозможным явлением природы, как северное сияние.

«Недаром брод Змеиным зовется, – сообразил Эгин. – Змеи и есть!»

Наплевав на приличия, Эгин перемахнул через трухлявый забор дома Дрона.

На него обрушилась абсолютная, совершенная тишина.

Ни одна ветка не задрожала на ветру, ни одна собака не залаяла встреч. Только снег мрачно похрустывал под подошвами его сапог.

Дом выглядел и жилым, и заброшенным в одно и то же время. Ставни были закрыты. На дорожке, ведущей к дому, не было отпечатано ни единого следа. В то же время над дымоходом Эгин различил слабую струйку дымка. «Значит, утром печь еще топили!» – сообразил Эгин.

Он смело взошел на крыльцо и постучал в дверь.

Но результат был тем же, что и раньше. Дом не отозвался ему ни единым звуком.

Эгин поднял взгляд в небо. Солнце скрылось за грязно-серой тучей. До заката оставалось не так уж много времени.

«Если даже предположить, что перо птицы Юп где-то здесь, остается еще глина, будь она неладна», – подумал Эгин.

– Эй, если мне сейчас не откроют, я высажу дверь, – громко сказал Эгин в расчете на то, что, возможно, у Дрона Большая Плешь есть слуги.

Эгин молчал, перетаптываясь с ноги на ногу. Колючий ветер насквозь пронизывал его куртку на волчьем меху.

Раздумывая о том, как именно он будет приводить свою угрозу в исполнение, Эгин обернулся, пытаясь определить место для разбега.

Скользнув по перилам крыльца, его взгляд упал на заснеженную площадку.

«Уходи», – было написано по-харренски на снегу перед домом.

Эгин закрыл глаза. Снова открыл их. Надпись, выведенная словно бы прутиком, осталась на том же месте.

– Не уйду! – отчетливо произнес Эгин.

И, отмерив три шага, врезался плечом в дверь жилища Дрона.

О том, что со стороны все это выглядит как самое настоящее воровство со взломом, Эгин старался не думать.

Он успокаивал себя тем, что если найдет перо, то оставит хозяину жилища деньги. «Помогая одним, мы всегда тем самым вредим другим», – уговаривал себя Эгин, очутившись в сенях.

Это было настоящее жилище колдуна.

Стены, увешанные пучками трав и исписанные значками, которые ни о чем не говорили даже считавшему себя опытным в этом деле Эгину.

Стеллажи с берестяными коробочками, корзинками, ящичками. Горшки запечатанные смолой, сургучом и пергаменом. На крюках под потолком – скрюченные крысиные шкурки, снятые по науке – чулком.

Замусоленный, с обтрепанными краями свиток на подставке для чтения. Тряпичные человеческие фигурки, с жуткими лицами, на которых точки были глазами, а загнутые книзу скобы – ртами.

Вдруг Эгин почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Он был готов поручиться – на него смотрят.

Призвав на помощь всю свою ловкость, Эгин резко обернулся.

Юркая ледяная змейка, наподобие той, что встретилась ему возле ворот, шмыгнула в черноту.

«Вправо», – шепнула Эгину его интуиция.

Чиркнув случайным взглядом по стеллажу, Эгин увидел чучело птицы. В том, что это та самая птица Юп, о которой говорил ему аптекарь, он почему-то не сомневался. Так мало была похожа на птицу эта птица.

У птицы Юп не было крыльев. Ее ноги формой походили на человеческие, с той лишь разницей, что были они обтянуты темно-бурой кожей. Величиной птица была с большого тетерева, хотя своей осанкой напоминала скорее утку.

Клюв птицы Юп был непропорционально огромен. Но самым необычным были глаза, которые не были подобны птичьим. Они, как и человеческие глаза, смотрели прямо на Эгина, а не в разные полусферы, как то водилось у птиц.

Глаза птицы Юп были ярко-алого цвета. Они слабо светились в полусумерках комнаты, освещаемой лишь несколькими лучами дневного света, которым удалось просочиться сквозь зазоры между ставнями и окном.

«Это просто бусины, – сказал себе Эгин. – Бусины всегда заменяют чучелам глаза».

Он решительно шагнул к чучелу и, прошептав Слова Решимости, выдрал из хвоста одно из перьев. Перо было необычным. Желтое, узкое и тонкое, оно, казалось, было вырезано из вощеной бумаги и имело узкое темно-пурпурное окаймление.