Она была такая хорошая - Филип Рот

И потом все снова, а Люси молча смотрела на них. Вот эти самые песенки, говорила бабушка Майра, обычно любила петь мама Эдварда, когда еще была маленькой — не старше его. Люси видела, что сын не может себе этого представить. Мама была маленькой? Эдди не мог поверить в это, так же как и она сама.

Затем следовала знаменитая история о том, как Люси «плыгала» с подоконника в столовой, чего она тоже не помнила. Когда папа Уилл впервые предложил Эдди заняться этим, бабушка Майра скрылась в ванной и не выходила, пока они не уехали.

С тех пор как исчез ее муж, Майра стала выглядеть на свои годы, а то и постарше. Иногда ей можно было даже дать не сорок с небольшим, а все шестьдесят. К уголкам рта сбегали глубокие складки, под глазами проступали синяки, а красивая шея казалась морщинистой и дряблой. И вся она заметно сдала, огрубела, потускнела, хотя это и не затрагивало ее хрупкого очарования. Те, кто ее хорошо знал, конечно, понимали, что внешняя мягкость и деликатность не случайны, а отражают ее подлинную натуру. Шли годы, она старела, и теперь даже ее дочь вряд ли помнила, что в замужестве Майра Нельсон страдала в основном из-за того, что всегда была папенькиной дочкой. Сидя в гостиной и молча наблюдая — чего она не могла себе позволить раньше, когда вокруг бушевали битвы и сама она бушевала, — Люси постепенно начинала понимать, что у ее стареющей матери есть характер. Нет, он не укладывался целиком в привычные словечки — «слабая», «беспомощная»… До Люси начало доходить: не потому мать казалась такой податливой, а рот ее таким добрым и глаза такими всепрощающими, что она от роду была красивой и безответной.

Шло время, и по воскресеньям в гостиной у Кэрролов стали появляться мужчины. Они приходили на обед и оставались до конца дня. Поначалу к ним захаживал юный Хэнк Уирджес, которого и мужчиной-то можно было назвать лишь с натяжкой. Этот темноволосый, симпатичный мальчик учился на отделении журналистики в Северо-западном колледже, где встречался с одной знакомой Элли Сауэрби по студенческому обществу. Хэнк приехал в Уиннисоу стажироваться репортером в «Лидере» и поэтому довольно часто наведывался к Кэрролам — его бабушка и Берта дружили в детстве.

Раз в неделю Хэнк приглашал Майру в кино (каждый платил за себя), а по воскресеньям приходил к обеду. Им нравилось окружать его заботой, чтобы далеко от родных он чувствовал себя как дома, но, конечно же, никто не удивился, когда год спустя походы в кино стали менее частыми. В конце концов Хэнк спросил, нельзя ли ему привести в следующее воскресенье к обеду Кэрол-Джин — девушку, с которой, как выяснилось, он встречался на стороне.

Ну что ж, очень хорошо, что Хэнк закрутил с этой Кэрол-Джин, сказал Уиллард, а не то ему уже начало казаться, что молодой человек без памяти влюблен в Майру.

Правда, он никогда не называл Майру иначе, как миссис Нельсон, но всегда смотрел на нее с благоговением, как на богиню. Хэнк дважды пришел со своей барышней, а потом у Майры начались страшные мигрени, и молодой Уирджес незаметно исчез из их жизни. Но, по крайней мере, он помог Майре вернуться к нормальной жизни в тот год, когда Уайти «собрал вещички, смылся и окончательно показал свою сущность», как выразился папа Уилл. Одно время Майра никак не могла заставить себя выйти на Бродвей; если бы не подвернулся Хэнк со своей ностальгией, она бы только и знала, что давала уроки музыки днем, а вечером удалялась бы в свою спальню и оплакивала годы, выброшенные на человека, который, «как выяснилось, был совсем не тем, за кого его принимали».

Что до Люси, то она никогда не думала об отце, насколько это было в ее власти. Стоило кому-нибудь назвать его имя, как она попросту отключалась. Ее так же мало заботило благополучие Уайти Нельсона, как и его — благополучие Люси Бассарт. Где он сейчас, что с ним, Люси это не касается — он сам во всем виноват. Правда, это именно она захлопнула дверь перед его носом, но ушел он из дому благодаря собственной трусости — ему было стыдно своего поведения. Как-то поздним вечером, когда Люси сидела дома одна — они только что переехали на новую квартиру, и Эдвард был еще грудным ребенком, — зазвонил телефон. Она подняла трубку, но никто не отозвался. «Алло?» — повторила Люси и вдруг поняла, что это отец — он в Форт Кине и хочет в отместку ей что-нибудь сделать с Эдвардом. «Слушай, ты, если это и в самом деле ты, — проговорила она, — я тебе очень советую…» — но остановилась и бросила трубку. Да и что он может сделать? Она не ощущала ни страха, ни сожалений. Что из того, что она захлопнула перед ним дверь? Нет, не Люси лишила его семьи и дома, вовсе нет. Верно, между ними стоит неоплатный долг, но только не ее это долг, вот уж нет…

А потом, уже после того случая со звонком, она прогуливалась по Пендлтон-парку с Эдвардом в коляске, как вдруг какой-то бродяга поднялся со скамьи и, пошатываясь, двинулся к ней. Люси быстро развернула коляску и устремилась прочь. Но уже через минуту поняла, что даже если бы это и был ее отец, если он и поджидал ее, растянувшись на скамейке, то ей нечего бояться и не о чем сожалеть. Если он и стал бродягой и теперь попрошайничает и ночует на улицах, не Люси сделала его таким. Нет, не стоит он того, чтобы она его жалела и о нем думала.

В то лето, когда Эдди пошел четвертый год, постоянным гостем в доме Кэрролов стал Бланшард Мюллер. Сколько Уиллард помнил, Мюллеры всегда жили за Бассартами на Харди-Террас. Теперь дом опустел — жена Бланшарда умерла три года назад от болезни Паркинсона (это была мучительная и трагическая смерть), а дети выросли и разъехались кто куда. Старший сын, которого тоже звали Бланшардом, был уже младшим администратором в отделе снабжения железнодорожной компании «Рок Айленд» и жил с женой в Демойне, в штате Айова, а Конни Мюллер, здоровый, упитанный мальчишка, который учился двумя классами младше Люси, заканчивал теперь ветеринарное отделение Мичиганского университета.

Когда лет тридцать назад Бланшард Мюллер начинал свое дело, у него, по словам папы Уилла, только и было что сумка с инструментами да пара крепких ног, которыми он перемерил всю округу, ремонтируя по конторам пишущие машинки. Теперь он продавал, чинил и сдавал напрокат любые автоматы для конторской работы и был единоличным владельцем «Альфа-Бизнес машин компани», здание которой располагалось в Уиннисоу прямо позади окружного суда. Гладко зачесанные стальные волосы Бланшарда только начинали подергиваться сединой, и в свои пятьдесят с небольшим он был еще статным мужчиной, с мощной челюстью и вздернутым, наподобие лыжи, кончиком носа. Когда он снимал свои очки с квадратными стеклами без оправы — а он в них никогда не садился за еду, — то становился удивительно похожим на знаменитого комика Боба Хоупа. В чем заключалась, как говорил папа Уилл, ирония судьбы, потому что мистер Мюллер не обладал чувством юмора. Зато он был человеком солидным, положительным и трудолюбивым стоило только посмотреть, какой путь он проделал, чтобы убедиться в этом. Берте он сразу же понравился, а со временем и Уиллард признал, что в парне действительно есть много хорошего — он не перескакивает с темы на тему и не заговаривает людей до одури, скажет редко, да метко. И когда он высказывался о чем-то, к примеру об автоматической сортировке почты (тема, которую Уиллард поднял в одно из воскресений), он судил об этом ясно и дельно.

В сочельник, когда с ухода Уайти прошло уже больше трех лет, Бланшард попросил Майру стать миссис Мюллер: ведь ей дадут развод на том основании, что ее муж оставил семью.

Люси узнала об этом на другое же утро — Рой позвонил родичам, сначала своим, а потом и ее, предупредить, чтобы их не ждали в Либерти-Сентре на рождество. Утром у Эдварда обнаружились температура и сильный кашель; мальчика нельзя было везти на праздник к любящим бабушкам и дедушкам, и он так безудержно плакал, что Люси расстроилась. Но если бы не это, она бы ничуть не огорчилась: у нее были все основания подозревать, что после праздничного обеда кто-нибудь предложит заглянуть к Сауэрби, или те завернут к Бассартам, ну, а как она могла бы помешать примирению в рождественский день? Конечно, Люси понимала, что ей не удастся всегда держать Роя вдали от родственников, но она понимала и другое — стоит им начать общаться, и Сауэрби опять станут оказывать на Роя дурное влияние, а им с Эдвардом придется вечно опасаться того, что Рой предаст их интересы, а то и вовсе покинет. О, если бы она только могла раз и навсегда оградить его от советов Джулиана! Но как?

Когда в конце января (бронхит у Эдди затянулся почти на три недели) они приехали в Либерти-Сентр, им стало известно, что мать Люси все еще не дала мистеру Мюллеру определенного ответа. Накануне Нового года Берта заявила, что дочь окончательно вывела ее из терпения, но Уиллард дал ей понять, что Майре уже сорок три года и на нее не надо оказывать давление в таком важном вопросе, как повторный брак. Как только она почувствует, что готова на такой шаг, она сама объявит об этом. Только слепому не видно, что с каждым днем Майра все больше склонна ответить «да». Два раза в неделю она ездила с Бланшардом в Уиннисоу в ресторан отеля, а в будние дни по вечерам ходила с ним то в кино, то в гости к его друзьям. Накануне крещенья она даже помогала ему выбирать линолеум на кухню. Мистер Мюллер начал модернизировать дом несколько лет назад, но тут его жена заболела, и работы остановились на полпути. Она помогла бы выбрать линолеум любому, кто ее ни попроси, ведь это такая пустячная любезность, — объясняла Майра своим, — и это вовсе не значит, что она уже решила стать его женой.