Дядюшка Наполеон - Ирадж Пезешк-зод

— Зачем мне врать?! До могилы-то… Я ведь и сам не знал, что ага в Нишапур собрались!.. Что за прохвосты эти англичаны!.. Дал бы мне бог съездить разок к гробнице святого Хасана, я бы свечку поставил, чтобы все англичаны землей накрылись! Вы и не знаете, какие чудеса святой Хасан творит… Вот как-то раз один мой земляк…

— Замолчи, Касем. Хватит! — оборвал его дядюшка. — Дай нам поговорить!.. Ну, что прикажете мне после этого делать?… Выехав из города, я понял, что все пути мне закрыты. Вернулся по бездорожью сюда, в дом Сеид-Абулькасема. К себе домой мне идти нельзя — индиец немедленно сообщит в Лондон… Я готов вам поручиться, что он сейчас сидит с биноклем у окна и следит за всем, что происходит у меня дома.

Отец перебил его:

— Позвольте вам сообщить радостную новость: в данную минуту индиец находится непосредственно в вашем доме и уплетает аш-реште за ваше здоровье!

Дядюшка застыл, будто его хватил паралич, и голосом, словно идущим со дна колодца, невнятно забормотал:

— Что? Что?… Инди… индиец… в моем доме… в моем?… Значит… мне нанесли удар ножом в спину?

Услышанная новость так ужасно подействовала на дядюшку, что его бледное лицо приобрело желтоватый оттенок, а верхняя губа и усы над ней дрожали мелкой дрожью. Изо рта его вылетали отрывистые нечленораздельные звуки.

Отец, наверно, наслаждался, наблюдая за его муками. Но внешне он сохранял все тот же участливый и обеспокоенный вид. Чуть помолчав, он все же не преминул посыпать соль на рану:

— Раз уж вы заговорили об ударе в спину… Что касается индийца, то я уверен, он тут ни при чем. У них есть тысячи способов разделаться с человеком… — и после паузы добавил: — Я абсолютно не подозреваю сардара Махарат-хана, но сегодня вечером в вашем доме меня несколько навело на размышление поведение его жены. Эта англичанка…

У дядюшки от удивления и гнева глаза чуть не вылезли из орбит. Задыхаясь, он еле выговорил:

— Так что, значит и его жена ко мне в дом пожаловала?… Что, теперь у меня в доме английский клуб?! Я должен немедленно знать, кто их ко мне пригласил!

Отец с задумчивым и загадочным видом продолжал:

— Подозрения у меня возникли в тот момент, когда она листала ваш семейный альбом, и принялась слишком уж внимательно разглядывать ту вашу фотографию, где вы сняты во весь рост в казачьей форме. А когда кто-то из детей сказал ей, что на карточке — вы, она показала снимок своему мужу, сказала ему что-то по-английски, и они долго о чем-то между собой спорили.

Дядюшка, слушавший отца с открытым ртом и вытаращенными глазами, вдруг схватился за сердце и со стоном повалился на бок. Отец подбежал к нему:

— Ага, вам плохо?… Маш-Касем, беги сейчас же за доктором Насером оль-Хокама!

Дядюшка резко выпрямился и изо всех оставшихся сил закричал:

— Нет! Нет!.. Сядьте! Со мной все в порядке… Доктор Насер оль-Хокама — английский агент… Его двоюродный брат работает в английской нефтяной компании!

Растирая дядюшке руки, отец приказал Маш-Касему:

— Сходи, принеси воды!

Маш-Касем торопливо побежал во двор. Я притаился в углу и подождал, пока он отнес воду в залу. Глоток воды подействовал на дядюшку ободряюще. Откинувшись на подушки и закрыв глаза, он пробормотал: Коль в зубы попался ты льву самому, Оставь все надежды, сдавайся ему!

— Уж кто, кто, а вы, ага, сдаться никак не можете! Вы, всю свою жизнь посвятивший борьбе, не имеете права отдавать себя на волю волн! Великие люди узнаются в минуту опасности!.. Лишь в испытаний страшный час Мы узнаем героев среди нас!

— Вы правы. Отступать нельзя, вернее отступать некуда. Необходимо продолжать борьбу. Но для этого я прежде всего должен остаться жив, а англичане при той ненависти, которую они ко мне питают, вряд ли дадут мне умереть своей смертью… Сегодня за чертой города мы остановились отдохнуть в одной чайхане. Люди, которые ехали в Тегеран с юга, рассказывали такие ужасы о зверствах англичан…

Давно молчавший Маш-Касем закивал головой:

— Господи, спаси и помилуй! Уже два с половиной миллиона человек порубили… Убереги господь от этих напастей Гиясабад! Гиясабадцы ведь тоже англичанам спуску не давали. Один мой земляк, например…

— Прекрати, Касем! — нетерпеливо перебил дядюшка. — Дай нам о собственных несчастьях подумать! — И, обращаясь к отцу, спросил: — Так что, по-вашему, я должен сейчас делать?

Отец задумчиво поскреб подбородок:

— Я считаю, что ваша жизнь важна для всего нашего государства. Ради блага народа вы обязаны остаться в живых. Оказавшись в подобном тупике, следует нанести врагу удар рукой его же врага. По-моему, ваше единственное спасение — союз с Германией. Вы должны искать защиты у немцев.

— У немцев?! Но их же сейчас здесь нет и в помине!

— Заблуждаетесь, ага! На первый взгляд их действительно в стране не осталось, но на самом деле в Тегеране действует их мощная тайная организация. Я считаю, что вам следует написать немцам письмо и попросить их взять вас под свое покровительство.

Дядюшка, вытянув шею, внимательно ловил каждое слово отца. Отец добавил:

— Я, кстати, знаю одного человека, через которого можно будет это письмо послать.

— Кому я должен написать?

— Лично Гитлеру.

Маш-Касем восторженно воскликнул:

— Вот здорово! Я сам хотел только что предложить то же самое. Если на свете и остался один стоящий человек, так это Гитлер!

— Так вот, напишите Гитлеру, чтобы вас несколько месяцев охраняли, пока его войска не подоспеют сюда. Потому что нет никакого сомнения, что через несколько месяцев его армия будет уже здесь.

Отец, дядюшка и Маш-Касем несколько минут говорили хором, перебивая друг друга, и я почти ничего не расслышал. Но когда Маш-Касем поднялся с места и принялся искать бумагу и ручку, я понял, что они пришли к решению. Чернильный прибор проповедника стоял на полке в этой же комнате, и, когда Маш-Касем принес его, дядюшка принялся писать под диктовку отца:

— Его Сиятельному Высокопревосходительству Адольфу Гитлеру, да продлится его счастье! Великому вождю Германии! Ваш покорный слуга нижайше просит Вас принять уверения в совершеннейшем к Вам почтении и осмеливается довести до сведения нижеследующее: Ваш покорный слуга уверен, что Сиятельное Высокопревосходительство в достаточной мере осведомлены о долгой и упорной борьбе… имярек… против английских колонизаторов, но тем не менее, осмеливается ниже перечислить битвы, в которых он принимал участие… Написали?

Дядюшка усердно водил пером по бумаге.

— Дальше сами опишите битву при Казеруне, битву при Мамасени и другие ваши сражения с англичанами, а потом упомяните о сардаре Махарат-хане и его жене-англичанке, которые ведут за вами слежку. Конечно, мы не уверены, что индиец — английский шпион, но вы напишите со всей категоричностью, что абсолютно в этом убеждены.

— Как это мы не уверены? — перебил дядюшка. — Я так же уверен в том, что индиец — английский агент и ему поручено следить за мной, как и в том, что сейчас сижу в зале Сеид-Абулькасема!

— Как бы то ни было, напишите об этом германскому фюреру. В конце письма не забудьте обязательно приписать: «Хайль Гитлер!»

— А что это значит?

— Так сейчас в Германии принято. Это значит: «Да здравствует Гитлер!» И ни в коем случае не забудьте написать, что вы готовы на любое сотрудничество с Германией и просите принять срочные меры для обеспечения вашей безопасности.

Дядюшка наивно спросил:

— А если Гитлер действительно захочет спасти меня от англичан, что он, по-вашему, сделает?

— Помилуйте! Для такого человека, как он, спасти вас — раз плюнуть!.. Завтра вечером или послезавтра по ту сторону Казвинских ворот приземлится самолет «Юнкерс», вас возьмут на борт и вывезут отсюда. Такие вещи тысячи раз случались в разных странах.

Дядюшка обеспокоенно спросил:

— И куда же меня повезут?

— В Берлин. А спустя несколько месяцев вы вместе с германской армией прибудете обратно. Так что придется некоторое время поскучать без жены и детей.

— А нельзя попросить, чтобы Маш-Касема вывезли вместе со мной?

— Это тоже пара пустяков. В конце припишите несколько строчек про Маш-Касема, про то, что его жизнь тоже в опасности.

Маш-Касем кивнул головой:

— Э-э-э… Зачем мне врать?! До могилы-то… Меня англичаны тоже страсть как ненавидят! В Казерунскую кампанию сколько я ихних солдат поубивал! Как сейчас помню… Одним ударом сабли я какому-то полковнику голову снес, она к ногам его так и упала. А он хоть и без головы, все никак не унимается. А голова его как на землю упала, еще полчаса всякими словами меня поносила… Пришлось мне ей глотку тряпкой заткнуть.

Дядюшка сердито остановил его:

— Не встревай, Маш-Касем!.. А как бы поскорее доставить мое письмо Гитлеру?