Девушка из Золотого Рога - Курбан Саид

Джон кивнул, не сводя взгляда с Азиадэ. Он смотрел на ее слегка приоткрытую верхнюю губку, серые, как пепел глаза.

— Мечети, — ответил он, — это одетая в камень душа Азии. Много людей смотрят на мечети, но ни один «неверный» не в состоянии понять их символику. Никто не понял идеи куполов, кубического фундамента, многогранных перегородок, минаретов, символизирующих огонь. Повсюду на Востоке Божьи дома состоят из этих четырех элементов и отображают одно и то же: душа, обретя земную оболочку, делает ее основой милосердия Господнего, выражающегося в слиянии двух миров. Вы правы — мечетям не хватает четкости линий и движения к небу, присущего готике. Мечети возводятся на широкой прочной основе, и их купола нисходят к земле единой сферой.

Хаса резко закачал головой.

— Мечетям не хватает, поражающей воображение, устремленности к Небесам, — сказал он, — так же, как в вашей живописи напрочь отсутствует любое проявление жизни. Серый мир — мир без красок.

Джон вежливо поклонился и пригубил шампанского.

— Вы правы, Азия стремится к неземному, а Европа — к земному. Поэтому Европе нужны реальные, полные жизни образы. Азия ищет душу вне материи. Это отказ от платоновской идеи представления вещей через изображение человека или животных, то есть преходящего.

Хаса удивленно посмотрел на Джона.

— Я думаю иначе, — произнес он, — поэтому живу в Вене. В противном случае, я жил бы в Сараево. Я выбрал европейский путь и отвернулся от Востока. А вы — вы сценарист из Нью-Йорка и носите в душе Азию. Как вы живете с таким разладом в душе?

Хаса говорил медленно и с легкой насмешкой. Конечно, очень легко мечтать об Азии, живя в Америке.

Сэм заерзал на стуле. Он очень хорошо знал, каким образом Джон преодолевает разлад между бытием и сознанием в душе. Но улыбнулся, невинно глядя на Хасу снизу вверх.

— Родина! — провозгласил он. — Пока у человека есть родина, не может быть никакого противоречия между внешним бытием и внутренним сознанием. Раньше я думал иначе. Но я заблудился в мире внешних форм. Родина это не ванна, в которой человек привык купаться, и не кафе, которое человек часто посещает. Родина, это категория духовная, она создается родной землей лишь раз. Родина всегда с нами, всегда в человеке. Человек в плену у родины пока он жив, и абсолютно все равно, где он живет. Англичанин едет в тропические леса Африки, но палатка, в которой он спит, есть для него Англия. Турок уезжает в Нью-Йорк, но комната, в которой он живет, уголок его Турции. Родину и душу теряет лишь тот, кто никогда не обладал ими.

Хаса не смог парировать этот выпад. К столу приблизились Марион и Курц.

— Ну наконец-то! Мы ищем вас уже около часа.

Голос Марион был как всегда мягким и мелодичным, но тут, заметив Джона Ролланда, она замолчала с открытым ртом и с застывшим в глазах ужасом.

— Ах, — робко пробормотала она, — …мне кажется.

Больше она не сказала ни слова, уверенная, что Джон сейчас вскочит и строгим голосом прикажет ей прямо здесь исполнить танец живота. Но Джон не стал ничего приказывать. Он привстал и церемонно поклонился. Конечно же, он прекрасно помнил сцену в Земмеринге. Курц и Марион присели, ошеломленно глядя на Ролланда.

— Это земляки Азиадэ, — сказал Хаса. — Господин Ролланд — известный сценарист.

Курц, ничего не понимая, кивнул. Конечно, это не редкость. Типичное расщепление сознания. Необходимо стационарное лечение. То воображает себя принцем, то — сценаристом. Casus gravissimus. Прогноз неблагоприятный.

Курц осторожно покосился на Хасу. Как же можно было сразу не распознать, что этот человек просто сумасшедший. Вот вам и невежество ларинголога. «Типичная форма черепа», — подумал Курц и сделал еле заметный жест, адресованный Сэму, которого он принимал за надзирателя Джона. Но надзиратель, казалось, не понял его.

Вдруг Джон поднялся. Марион вся съежилась. Однако ничего не произошло. Джон с поклоном пригласил Азиадэ на танец. Она последовала за ним. У нее, очевидно, вообще не было никакого чутья, если она пошла танцевать с сумасшедшим. Как только эти двое затерялись в пестрой танцующей публике, Курц откашлялся и наклонился к Сэму:

— Ему уже лучше?

Сэм раздраженно посмотрел на него:

— Гораздо лучше, а скоро все будет просто замечательно.

Это прозвучало как-то загадочно. Марион посмотрела на обоих врачей, ища их поддержки.

— Он буйно помешанный, — прошептала она Хасе, — я его знаю. Он однажды набросился на меня. Как ты позволяешь Азиадэ с ним танцевать?

Хаса ошеломленно посмотрел на нее:

— Буйно помешанный!?

— Нет, нет, что вы! — оживился Сэм Дут. — Его просто нельзя нервировать, а так он вполне нормальный, просто немного нервный.

Хаса поднялся.

— Я сейчас вернусь, — озадаченно сказал он.

Он прошел через зал. Джон Ролланд с серьезным, неподвижным лицом легко кружился по широкому паркетному полу, обняв Азиадэ за талию. Глаза ее были слегка прикрыты.

— Мой дом уже готов?

— Почти. Недостает лишь последнего камня.

— Кто будет жить в нем?

— Мы с вами.

— А родина?

— Она всегда будет с нами.

Азиадэ посмотрела на принца. С тех пор, как она его узнала, на его лице впервые появилась улыбка.

За столом раздался беспокойный шепот:

— Как вы могли решиться прийти на бал с ненормальным? — прошипел Курц.

— Я не могу на это ответить, они требуют вознаграждения за каждое слово, — сердито сказал Сэм.

Джон был сумасшедшим и теперь их задержат и ему придется сказать, что тот собирается украсть чужую жену. Сэм выпил свой бокал с шампанским и сел с надменным и неприступным видом.

Курц и Марион возбужденно перешептывались между собой, но замолчали, как только Джон Ролланд возник около их стола.

— Господин Хаса танцует со своей женой. Позвольте пригласить вас? — он склонился перед Марион. Та побледнела:

— Я… спасибо, я не танцую.

Джон сел и громко рассмеялся. Сэм никогда еще не видел, чтобы он так смеялся.

— Вы, наверное, считаете меня ненормальным? — сказал он. — Я действительно должен извиниться перед вами. Тогда, в Земеринге, я вел себя довольно странно. На самом деле, я не сумасшедший.

— Типично, — прошептал Курц Марион, — но в принципе безобидно.

Марион кивнула, а Джон заказал шампанское. Подошел Хаса, держа Азиадэ под руку. Глаза ее были все еще полуоткрыты. Может быть, это был ее последний в жизни танец с Хасой. Она посмотрела на орхидеи на груди. Цветы вдруг показались невыносимо тяжелыми и давили, словно огромные камни. Она осторожно сняла их со своего платья и передала Марион.

— Это вам, — сказала она с неожиданной теплотой.

Она склонилась и закрепила орхидеи на груди у Марион.

Марион поблагодарила и прошептала:

— Азиадэ, будьте осторожны с этим турком. У него не все в порядке с головой. Он ненормальный. Он нападает на женщин.

Азиадэ посмотрела на Марион. Потом ее взгляд перешел на Хасу, который однажды поцеловал ее в машине, на Курца, который не был сумасшедшим, но тоже не имел права нападать на женщин. Она улыбнулась:

— Я знаю, он ненормальный, но не потому, что он нападет на женщин. Я верю, что он способен защитить женщину.

Марион пожала плечами. Курц поднялся. Ему достаточно было общения с сумасшедшими в течение дня, вечером он мог бы обойтись и без них.

— Уже поздно, — сказал он, — может, пойдем?

Хаса кивнул головой. Они прошли через залы и спустились по парадной лестнице. Машины были припаркованы внизу на боковой улочке: маленькая машина Хасы и арендованный лимузин Джона.

— Мы отвезем тебя домой, и Марион, конечно, тоже, — обратился Хаса к Курцу.

Он остановился. Джон надел цилиндр. Потом попрощался вежливо и холодно. Он стоял на снегу и пожимал Хасе руку, когда Азиадэ вдруг крикнула на незнакомом, но хорошо понятном принцу языке:

— Ваше королевское высочество! Тот человек, — она показала на Курца, — запер меня в своем доме и хотел изнасиловать, в то время, как мой муж находился в том же доме.

Цилиндр выпал из рук Джона. Глаза его дико заблестели, губы дрогнули. Он сжал кулак и внезапно нанес сильный удар по лицу Курца. Курц покачнулся. Джон ударил еще раз. Тело его было напряженно. Лицо пылало от бешенства. Он бил короткими сильными ударами. Волосы упали на лицо. На холодном, залитом лунным светом снеге, он был похож на дикого степного волка во время ночной охоты.

— Помогите, — простонал Курц.

Хаса кинулся на Джона. Сэм замахал руками. Прибежали двое стражей. Джон отпустил свою жертву и одним прыжком оказался в автомобиле. Машина отъехала еще до того, как подоспели полицейские. Курц лежал на снегу с лицом, искривленным от боли и ярости:

— Буйно помешанный, — прохрипел он, — псих. Я же это сразу сказал. Смирительную рубашку на него.