Врата скорби (Часть 1) - Александр Афанасьев

В шестой камере – верховодил Ихван, то есть "Брат". Известный джихадист, сторонник радикального исламистского течения, известного как "ваххабизм". Оно пришло сюда с рабочими с Аравийского полуострова, которых вербовали сотнями для работы на нефтяных приисках Басры, за короткий срок закрепилось в Междуречье и теперь сильно давало о себе знать. Ваххабиты считали, что единственный путь к раю – есть джихад на пути Аллаха, все нововведения какими бы они не были – бида'а, а Коран следует понимать буквально, то есть именно так, как в нем написано, и не допустимо никакое иное прочтение а так же адаптация коранических текстов к современности или к условиям жизни той или иной части Уммы. В частности – они выступали против любого вида памятников, и даже покушались на такие святыни, как могила матери Пророка Мухаммеда,[103] которые теперь защищали солдаты армии Белого Царя, являющиеся правоверными.

Нового заключенного, которого втолкнули в камеру в один вечер – никто не знал, и он не был похож на ревностного мусульманина. Бородка с редкими волосами, невысокий – хотя обрезанный как и положено. Ихван уже собирался изнасиловать его, а потом разрешить и другим братьям сделать это – но для начала он спросил новичка, кто он такой, и что сделал. Ответ поверг его в шок.

Новичок был тем самым солдатом – русистом, который провел на свою базу отряд мусульман – мстителей, и подорвал несколько самолетов врага! Единственный, кому Аллах не дал шахады![104] Герой мусульманской уммы, о котором даже написали неверные в своих газетах!

Потому – Ихван запретил его насиловать и сам начал заниматься новичком. Параллельно с этим – он прояснил кое-какое моменты, и оставшийся на свободе брат подтвердил, что да, все так и есть…

Ихван – был не простым человеком. Он был родом не из Междуречья – а из гор Хадрамута, это такое место, в Омане. Места дикие, неприветливые, где живут горцы, причудливо совмещающие переданный устно ислам или то, что там понимается под исламом – и доисламские верования, крайне суровые и жестокие, как и эта земля. Но Ихван был не таким. Он был из богатой по местным меркам семьи, семьи шейха – и отец отправил его в Неджеф учиться шариату – рассчитывая, что сын вернется и станет кади, исламским судьей, человеком очень уважаемым в горах, мнение которого принималось за истину в последней инстанции. Однако сын не вернулся в родные горы – потому что в Эр-Рияде он встретил бродячего проповедника проповедующего учение Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба ат-Тамими. И поверил ему больше, чем шариату, преподаваемому в медресе уважаемыми старцами. И так – путь Аллаха привел его в тюрьму Абу-Грейб в тридцать три года. Тридцать четвертый ему встретить было не суждено – на нем висело обвинение в терроризме, убийстве русского инженера и умысле на подрыв нефтяного прииска. С такими обвинениями – долго не живут…

К сожалению – убеждения у новоиспеченного брата не отличались стойкостью – их вообще не было. Он родился в каком-то месте на севере, которое когда-то давно было частью Османской Империи – и потому там не забыли ислам. Но это место – как брат говорил, благодатное, потому что там горы встречались с водой – уже много сотен лет находилось под пятой многобожников и безбожников, и потому ислам там был искажен всякими бида'а. А потому брат, по строгим канонам ислама – давно вышел из него, хотя бы тем, что поступил в армию тагута. Однако, он сделал на джихаде гораздо больше, чем любой из них, а потому – чаша добродетельного на Суде безусловно должна была перевесить. Разве не сказано, что тот, кто вышел на пути Аллаха будет вознагражден даже за шаги его лошади? А он – взорвал несколько самолетов врага и убил немало неверных этим! Значит, он – этим самым искупил свои грехи какими бы тони не были, а долг Ихвана, как человека сведущего – разъяснить брату все, что он должен знать, чтобы тот не сошел с пути Аллаха по неосторожности и не множил грехи.

Итак, Ихван по вечерам занимался с новым своим братом шариатом, и был весьма доволен – тем как быстро впитывал знания ученик. А брат – рассказывал ему про порядки заведенные в армии русистов. Все таки – он служил в батальоне, охранявшем базу стратегических бомбардировщиков, а значит – получил курс противодиверсионной борьбы. Ихван слушал, досадливо цокал языком, и сожалел о том, что этот брат не встретился раньше. Ихван все таки был неглупым человеком и понимал, что их бойцы, какими бы усердными в вере они не были – проигрывают и казакам и регулярной армии именно потому, что не знают то, что знают они и хуже вооружены. Оружие можно купить, а вот знания…

Но всему – приходит конец. Вот и их дружбе пришел конец: шестерни судебного механизма тагута неторопливо прокрутились, и сегодня – их должны были вывести на суд. А дела по терроризму и злоумышлениям против власти – судил не обычный суд а военный трибунал с исполнением приговора в двадцать четыре часа. Так что уже сегодня – они увидят Аллаха…

– Я боюсь, брат… – чистосердечно признался новичок, слыша шаги по коридору…

– Сегодня ты увидишь Аллаха… – с закаменевшим лицом бросил Ихван – это не повод для страха, это повод для радости. Скажи – довольно с нас Аллаха, он – прекрасный хранитель. И другие скажите то же самое, если испытываете страх…

Забирали обычно целыми камерами…

Казаки – были опытными, хорошо знали свою работу. Одни – принесли стальной щит и перекрыли часть коридора за дверью камеры. Другие – стояли на поворотах с палками и нагайками, какой можно пробить череп. На всех на них – была одежда из плотной свиной кожи, к которой ни один правоверный не прикоснется, во избежание харама. И у них были собаки – а укушенный собакой так же не попадет в рай…

Выставив щит, казаки с лязгом отомкнули дверь.

– На выход!

Лают собаки. Неверные – караулят каждое движение. Бесконечная череда решеток, дверей, переходов. Непрестанный грохот дверей – пока остающиеся в живых заключенные так провожают идущих на смерть…

Переходы. Решетки…

Солнце – непривычная, за долгое время свобода – ограниченная бетонными стенами тюремного двора. Машина с грубым, стальным, зарешеченным кузовом, опущенный трап.

– Шевелись!

– А-лл-а…

Один из заключенных – бросается на ближайшего казака с заточкой. Но казак – успевает наклониться, а через секунду – заключенного валят на землю и начинают рвать две здоровенные, спущенные с поводка овчарки…

– Шевелись… черти…

– Господин исправник, этого куда?

– Подох?

– Нет, вроде.

– Кидайте в кузов. Господин судья разберется…

– Есть…

С лязгом захлопывается решетка, затем стальная дверь. Изнутри ручки нет, ручка – только у казаков…

– Все? Так… двенадцать заключенных передал. Извольте расписаться…

– Двенадцать принял. Где?

– А вот туточки… Вот и благодарю. С Богом…

С треском – заводится двигатель побитого Яга – наверное, армейское шасси, со службы списанное. Спереди и сзади – полицейские машины. Точнее впереди полицейский Интер, а сзади – настоящий открытый Додж с пулеметом на турели. Пулемет тоже списанный из армии, но надежный – старый Максим…

Кабина раскалена так, что не дохнешь. Сзади – раздается заунывное пение – нашиду[105] затянули твари обрезанные. Ничего… скоро им пеньковый галстук то затянут… недолго осталось…

– Поднажми… и так опаздываем…

– Зробымо…

Полицейский – водитель – снимает машину с ручника. С перегазовкой врубает первую, потом вторую. Под заунывный вой сирен – небольшой караван машин выкатывается за пределы охраняемой территории. Петляет меж уложенных елочкой бетонных блоков – надолбов. Грохочет кузовом на небольшом отвороте к тюрьме. И – выбирается на скоростное шоссе, Багдад -Дамаск. Шестиполосная бетонная магистраль, как из сна, белая стрела, разорвавшая пустыни и горы и связавшая раньше никогда не связанное. Ее строили североамериканские инженеры по своим спецификациям, потому что по климату САСШ и Ближний Восток во многом схожи. Благословенная земля, с которой можно снимать по три урожая в год, на которой если ставить завод – то нужен легкий ангар, а не капитальные кирпичные стены. Эти дороги – будущее этого края, возле них – будут и поля и заводы и селения. И через двадцать лет – эту глушь, в которой только и ценного что редкие пальмы, и сухие, выжженные солнцем после окончания сезона дождей покосы – будет не узнать…

А пока – дорога большей частью построена на будущее и машины на ней редки. Только вот новый Император, только взошедший на престол – сказал, что если мы что и будем строить – так только на будущее. Потому что будущее – за нами…

Полицейские машины – идут в два раза медленнее, чем могли бы. Посередине конвоя, спешит, хрустит шестеренками коробки – побитый Яг с зловещим, зарешеченным кузовом…