Орельен. Том 1 - Луи Арагон

— Твоя жена неважно себя почувствовала и вернулась домой.

— Вот оно что! Если тебе улыбается перспектива закончить вечер в нашем обществе, пойдем со мной. Я здесь с Декером и Розой. Вышло так, что я освободился раньше времени. И решил заехать за ними в Оперу на Елисейских полях, где Роза выступала на каком-то благотворительном празднике. А сейчас мы отмечаем наше совместное коммерческое предприятие — потом я тебе все объясню. Разрешите, мадемуазель…

— Хорошо, я сейчас к вам подойду.

Когда Эдмон ушел, Симона задумалась. Потом спросила:

— Это муж, что ли? Тогда тебе лучше пойти, а то он невесть что вообразит…

Бесполезно было разубеждать ее. Орельен направился к столику, где сидел Барбентан со своими гостями.

— Ах, это вы, дорогой! Как всегда, верный страж дома Люлли! — воскликнула Роза. Протягивая Лертилуа для поцелуя руку, она откинула голову назад, выставила вперед подбородок, обнажив в улыбке ослепительные зубы; близорукие глаза смотрели на собеседника долгим пристальным взглядом. — Какая жалость, что мадам Барбентан вас покинула! Мне так хотелось ее видеть… Сказать ей, как это мило, нет, как это здорово со стороны мосье Барбентана, нет, просто — Эдмона, раз вам, друг мой, угодно…

— Роза, — заметил доктор. — Лертилуа ведь не в курсе дела!

— Будет в курсе, — ответил Эдмон. — Только сначала, пусть выпьет.

Налив себе бокал шампанского, Орельен обернулся к госпоже Мельроз и спросил:

— Как обошлось в Брюсселе?

— Ах, ведь верно, мы с вами после моей поездки еще не видались. Джики мне рассказывал, как вы мило отнеслись к нему в его одиноком положении. Я очень тронута… Всякий раз, когда я его оставляю одного, меня мучит совесть…

Джики, другими словами доктор Декер, вложил в бокал своей супруги маленькую мешалочку и стал нервно взбивать пену.

— У нас сегодня деловой ужин, — подтвердил Эдмон. — Роза Мельроз и К°.

Роза расхохоталась очень громко, до нелепости отделывая все переливы и трели. Глядя на нее, Орельен недоуменно спрашивал себя, как мог он тогда, на вечере у Мэри де Персеваль, счесть ее прекрасной, желанной, притягательной… Насчет красоты ничего не скажешь — красавица. Но подумать только, что он, Орельен, мог влюбиться именно в нее, а не… Откровенно говоря, в этом не было бы ничего удивительного, ибо она подходит к его типу женщин гораздо больше, чем… Он избегал даже мысленно произносить обожаемое имя.

— О, — вздохнула Роза, — играют блюз.

— Хотите потанцуем? — предложил Эдмон.

Роза поднялась и, проходя мимо мужа, в шутку взъерошила ему волосы. Доктор вяло рассмеялся, поглядел вслед удалявшейся паре и провел по волосам карманным гребешком.

— Что это еще за компания? — спросил Лертилуа.

— Новая идея Барбентана… будем выпускать кремы, пасту против морщин, словом, налаживаем целое коммерческое предприятие. Вы сами понимаете, дорогой, что можно сделать с нашими скромными средствами; я ведь фактически кустарь, ремесленник, была у меня одна русская княгиня и химик-армянин, наша лаборатория помещалась в салоне княгини, мы мастерили нашу продукцию среди серебряных приборов из настоящего царского сервиза на фоне поддельных гобеленов… Ступки для растирания пудры и пробирки стояли на камине, а в углу висела икона…

— Ну и что же?

— Так вот, Барбентан предложил Розе поставить дело на широкую ногу. Хочет вложить капитал… Заведем лабораторию, флаконы с портретом Розы Мельроз, выпустим рекламы с портретом Розы Мельроз… Все изменяется в корне, понятно? Мы подымемся, так сказать, на высшую ступень.

Как грациозна и как величественна была госпожа Мельроз в танце! Публика узнавала ее и украдкой аплодировала. Сейчас, когда она покоилась в объятиях своего кавалера, небрежно положив ему на плечо левую руку, в этом длинном сером платье — никто не умел с таким шиком носить серые тона, как Роза, — каждый вспоминал ее в испанском фильме, где она играла американку. Помните, конечно? Кстати сказать, прелестная пара. А кто ее кавалер, этот смуглый брюнет с прекрасными голубыми глазами; у него спортивный вид — должно быть, чемпион. Пожалуй, чуточку моложав для нее, но с ее талантом, с ее обаянием…

— Я еще вас не успела как следует поблагодарить, Эдмон, нет, нет, не возражайте! Поистине великолепный жест, а главное, этот размах! Вы даже не стали дожидаться рождества.

— Если я сумел доставить вам удовольствие, Роза, я награжден сверх меры!

— Конечно, вы мне доставили удовольствие! Но в первую очередь — Джики… я счастлива за Джики… Он такой щепетильный, он, представьте себе, ничего не желает от меня принимать, а потом грызет себя дни и ночи, с ума сходит, что не может мне всего дать… Словом, в отношении меня у него просто комплекс неполноценности… Такая ерунда!

— Кто в вашем обществе не почувствовал того же…

— Не говорите глупостей! Однако вы танцуете как бог! Оценить ситуацию сразу же, с первого взгляда — свидетельство такой деликатности с вашей стороны…

— У него будет определенное общественное положение, впрочем, вполне заслуженное… его продукция безупречна… я наводил справки. У меня ведь много друзей-женщин…

— Оно и видно, восхитительное чудовище!

— Уверяю вас, я просто делаю выгодное дело, и вовсе не за что меня благодарить… Ах, вы слишком меня захвалили, а я вот наступил вам на ногу…

— Я должна вам сказать… Благословенны будут небеса! Вы просто сам господь бог во плоти… Только вы чуточку отодвиньтесь, а то на нас смотрят.

Они вернулись к столику.

— Вы поглядите на нее, дорогой. Кто ради нее не пойдет на адские муки?

Услышав галантное предположение доктора Декера, Лертилуа вышел из задумчивости и на мгновение расстался с Береникой. Его поразила улыбка Эдмона. Он вспомнил внезапное появление Барбентана в коридоре «Казино» всего каких-нибудь два часа назад. До чего же не простая штука — люди.

Подойдя к столику, Роза нагнулась к мужу:

— Ну, господин директор, видели вы, как танцует ваш компаньон? Хотя удивительного тут ничего нет, он брал уроки у Мичина.

На что Барбентан любезно возразил:

— Не говоря уже о том уроке, который вы сейчас мне преподали.

Теперь наступил черед Лертилуа пригласить на танец госпожу Мельроз. Она казалась невесомой, поразительно невесомой для женщины такого высокого роста. И удивительно умное тело, которое заранее угадывало намерения партнера, и тот невольно начинал верить, что оно покорно его воле. На самом же деле Роза направляла кавалера, хотя внешне лишь следовала его безмолвному приказу. Должно быть, то же происходило и в жизни. Она в совершенстве владела изумительным даром держать на расстоянии мужчину и льнуть к танцору, и была потому подобна призывной песне. Целомудренная сдержанность юной девушки и дерзость дразнящих прикосновений, которые кажутся чисто случайными, в которые не веришь, думаешь, что они лишь примерещились: обманчивая и мимолетная близость, заставляющая кавалера тут же упрекать себя за слишком вольные и заносчивые мысли. Ведя свою даму между столиков, Орельен вдруг оглянулся и встретился глазами с Симоной. Он побагровел. На мгновение он забыл о Беренике.

— Впервые в жизни мне попался такой молчаливый партнер.

— Простите, пожалуйста…

— Да за что же? Раз вы от природы неразговорчивы… Самое ужасное, когда люди себя принуждают…

Розе так и не удалось присесть: Эдмон на лету подхватил ее, и они снова пошли танцевать.

— Как, хорош? Я говорю о нашем соблазнителе Лертилуа, — начал Барбентан.

— Не плох…

— Ну, знаете, это слишком слабо! Все женщины от него без ума…

— Только не я… Не знаю, о каких женщинах вы говорите. Я лично нахожу, что у него слишком крупные черты лица, слишком крупные… словом, несколько вульгарные…

— Вам не угодишь…

— Да, мне трудно угодить… Я предпочитаю мужчин, как бы лучше выразиться? — более телесных… А тут, понимаете ли, нельзя даже ущипнуть… Сплошные мускулы.

— Вы правы, наш Орельен атлет… И элегантен к тому же.

— Не спорю, он действительно хорош в костюме… Но мне нравятся мужчины, которые хороши сами по себе. Короче, как женщина я создана для сутенеров.

— Что же прикажете делать нам, не имеющим счастья ими быть!

Вдруг он слишком остро почувствовал ее присутствие. Причиной этого было то, что Роза со свойственной актерам склонностью перевоплощаться, играть даже в обыденной жизни, вживаться в чувства изображаемого героя, вдруг забылась, совершенно бессознательно утратила свою светскую сдержанность: на его глазах она превратилась в уличную девку. И шепнула:

— А сам-то ты кто, дружок?

XXVIII

Мадам Дювинь сердито пробормотала:

— Если бы не мосье, разве бы я из дома вышла?

И действительно, стояла мерзкая погода: началась оттепель, в Париже снег лежит недолго. Шлепая по зловонной грязи и боязливо косясь на здание морга, который в те времена еще помещался на самом мысу Сен-Луи, экономка господина Лертилуа подумала: все-таки странно получается с погодой — при оттепели куда холоднее, чем при настоящем морозе. Мерзкая сырость! Плотнее закутавшись в черную вязаную шаль, мадам Дювинь ускорила шаг. Ее и так немножко задержали на левом берегу в доме, где она тоже вела хозяйство, посвящая ему утренние часы, до того как отправиться на остров Сен-Луи к господину Лертилуа. Эти давно пришедшие в упадок кварталы составляют, быть может, одну из главных прелестей Парижа. Многие из них постепенно перешли из ранга аристократических в ранг коммерческих, в них ютится теперь бедный люд, но фронтоны, двери, дворы, лестницы еще хранят былое величие и грусть о прошедших днях. Не случайно это некогда банальное великолепие так пленяет еще и сегодня, дело тут не только в красоте, и не в годах, нет, — особую прелесть таким кварталам придает какая-нибудь старая вывеска, осыпавшийся карниз, сама их убогость. Что же касается острова Сен-Луи, где лишь немногие дома были построены в период его расцвета, то этому каменному кораблю, отрезанному от города лентой реки, удалось счастливо избежать позорной близости торгашей. Его обошла стороной коммерческая жизнь огромного города и в этой, если так можно выразиться, островной деревушке все магазины, необходимые для существования, разместились на главной улице, на улице Сен-Луи-ан-л'Иль, у которой вечно такой вид, точно она стыдится нести пищеварительные функции в столь благородном организме. Здесь селятся лавочники, ремесленники, простонародье. Идущие по обе ее стороны переулочки выходят на набережные, на настоящие набережные, и почти сплошь застроены старыми особняками, где и по сей день живут впавшие в нищету дворянские семьи, буржуа, втайне взыскующие аристократизма, художники, законоведы, американцы — эти последние по причине высокого курса доллара; и среди этих строений, которые были радостью декораторов и прибежищем бедняков, ожидающих наследства, выросли в конце XIX века доходные дома, впоследствии переоборудованные — их сдавали жильцам вроде Орельена, князя Р., поэтессы Мари де Брейль, бывшего министра Тибо де Лакур и многих других вам известных.