Победа Элинор - Мэри Брэддон

Девушка побледнела от силы своих чувств. О! Если бы отец ее был жив, она могла бы упросить за него этого старика и соединить разрозненные связи прошлого. Но какая польза была теперь в сострадательных словах Мориса де-Креспиньи? Они не могли возвратить к жизни умершего, они не могли уничтожить страшного одиннадцатого августа — той ужасной ночи, в которую проигрыш жалкой суммы довел Джорджа Вэна до рокового поступка, кончившего его жизнь. Нет! — Его старый друг ничего не мог для него сделать; его любящая дочь ничего не могла сделать для него теперь, кроме того, чтобы отомстить за его смерть.

Увлекаемая своими чувствами, забыв принятую ею на себя роль, забыв все, кроме того, что рука, сжимавшая ее руку была та самая, которая дружески сжимала руку ее отца, много-много лет тому назад, Элинор Вэн стала на колени возле кресла старика и прижала его исхудалые пальцы к своим губам.

Глава XIX. НЕУЛОВИМОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

Мистрис Дэррелль была в отчаянии, когда поздно вечером уехала из Толльдэльского Приората. Своим визитом в Удлэндс она не принесла никакой пользы, напротив, казалось вероятным, что она нанесла себе большой вред; случайное сходство компаньонки Лоры Мэсон с покойным Джорджем Вэном вызвало в душе старика смутные воспоминания о прошедшем. Вдова почти не раскрывала рта во время всего переезда домой. Она охотно наказала бы Элинор за несчастную случайность, вследствие которой она походила на покойного и с неудовольствием заметила ей еще в Приорате:

— Право, можно подумать, что вы хотите воспользоваться вашим сходством с мистером Вэном, чтобы втереться в милость моего дяди, мисс Винсент.

В тоне вдовы слышался сарказм. Элинор сильно покраснела, но даже и не пробовала возражать на оскорбительные слова мистрис Дэррель. Ложное положение, в которое она себя поставила, приняв чужое имя, постоянно возмущало ее врожденную правдивость.

Если бы мистрис Дэррелль имела возможность отказать Элинор Вэн, она без всякого сомнения сделала бы это, потому что присутствие молодой девушки теперь было для нее источником больших опасений. На то были две причины: во-первых, сходство, найденное Морисом де-Креспиньи между Элинор и его умершим другом, могло рано или поздно внушить ему причудливую привязанность к этой девушке; а во-вторых, обворожительная красота Элинор могла произвести впечатление на Ланцелота Дэррелля. Тяжкий опыт убедил вдову, что сын ее не был способен пожертвовать для нее даже самым незначительным капризом. В двадцать семь лет он был таким же избалованным ребенком, каким был в семь. Эллен Деррелль бросила взгляд на горькие испытания прошлого и вспомнила, как было трудно заставить ее сына не изменять даже своим собственным выгодам. Своенравный и эгоист, он шел своим путем, всегда полагаясь на свое красивое лицо, на свою изворотливость, на пустые, но блестящие дарования, чтобы выйти из всякого затруднения и, жадно предаваясь наслаждению настоящей минуты, без малейшей заботы о каком бы то ни было наказании, которое оно готовило в будущем. Мистрис Дэррелль сосредоточила все чувства своего сердца в одну страсть — любовь к сыну. Холодная и осторожная с другими, с ним она была способна увлекаться, была общительна, пламенна, готова пролить всю кровь своего сердца у ног его, если бы ему понадобилось подобное доказательство ее преданности. За него она была ревнива и требовательна, строга к другим, жестока и непримирима к тем, которых считала его врагами.

За Ланцелота она испытывала опасения, за него она была честолюбива. Надежда, что дядя ее, Морис, оставит ему свое состояние или, с другой стороны, умрет, не сделав завещания и оставляя таким образом Ланцелота законным наследником, ее никогда совершенно не покидала. Но даже если бы не сбылось и это, то сестры ее, как и она сама, были пожилые женщины. Если б им удалось лестью выманить у Мориса де-Креспиньи его состояние, они все же должны были со временем оставить его их единственному племяннику, Ланцелоту. Так рассуждала вдова. Притом ей казалось, что она открыла новую возможность в пользу своего сына. Лора Мэсон, богатая наследница, явно восхищалась красивым лицом и блестящими манерами молодого человека, а потому ничего не могло быть правдоподобнее как то, что Ланцелоту удастся овладеть и рукою и состоянием причудливой молодой девушки.

При этих обстоятельствах мистрис Дэррелль очень хотелось удалить Элинор Вэн от своего сына, но достичь этого было нелегко. Когда она стала выведывать образ мыслей Лоры Мэсон в этом отношении и намекнула ей издалека на необходимость расстаться с Элинор, богатая наследница залилась слезами и объявила с сердцем, что она не может жить без душечки Нелли, когда же мистрис Дэррелль зашла еще далее и коснулась до этого предмета в разговоре с Мойктоном, нотариус ответил ей положительно, что находит в обществе мисс Винсент большую пользу для его воспитанницы и не хочет слышать пи о каких распоряжениях, которые бы их разлучили. Мистрис Дэррелль не оставалось ничего более, как покориться судьбе, надеясь, что хоть на этот раз сын ее будет руководим собственной выгодой, а не увлечением страстей, которые управляли его действиями в беззаботные, бурные дни его ранней молодости.

Она убеждала его, умоляла быть осторожным и предусмотрительным в будущем.

— Ты выстрадал так много от бедности, Ланцелот, — говорила она, — что теперь, вероятно, не упустишь случая улучшить свое положение. Вспомни прошлое, друг мой, вспомни тяжкое время, когда для меня ты был потерян, увлекаемый низкими и порочными товарищами, когда ко мне ты обращался только находясь в затруднении или в долгах. Подумай о твоей жизни в Индии, о годах, проведенных там без пользы — тогда как ты так даровит, так умен и мог бы быть так счастлив. О, Ланцелот! Если бы та знал, как горько матери видеть, что обожаемое ею дитя не пользуется ни одним случаем, чтобы достигнуть возвышенного положения в свете, которое принадлежит ему по праву… да, Ланцелот, по праву твоих дарований. Я никогда не упрекала тебя в том, что ты возвратился домой без денег. Если бы ты еще двадцать раз возвращался ко мне в таком виде, в каком пришел в ту ночь, ты всегда был бы встречен мною с одинаковой любовью. Пока я жива, моя любовь к тебе не может измениться, но я жестоко страдаю, когда я припоминаю, как жалко погибла твоя молодость. Ты должен бы быть богат, Ланцелот, ты не можешь быть беден. Есть люди, которых бедность как будто побуждает к достижению величия, тебе же она только преградила путь к славе, которую ты приобрел бы непременно.

— Без сомнения, преградила, матушка, — отвечал молодой человек с горечью — Я такого мнения, что от поношенного фрака у всякого отнимутся руки и нелегко держать высоко голову, на которой надета шляпа без малейшего признака ворса. Но я вам скажу: я не намерен проводить жизнь мою в праздности, я хочу заняться живописью, в последние годы я сделал порядочные успехи.