Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таковы причины бегства св. Григория в пустыню по рукоположении его во пресвитера. В дальнейшем продолжении своего Слова святой отец излагает мотивы своего возвращения оттуда. Одним из таких мотивов было то, что св. Григорий, любивший сам жителей Назианза, своим возвращением к ним хотел доказать им, что он по долгу уважает и ценит их расположение и любовь к себе, по которой они сами, добровольно, даже вопреки его личным намерениям, избрали и поставили его себе во пресвитера. Другим мотивом была сыновняя заботливость св. Григория о своих престарелых родителях. Иметь попечение о них, упокоить их ввиду старческой их немощи было для св. Григория первым обетом, который он и исполнял всегда по мере возможности, решил исполнить его и теперь, дабы не лишиться родительского благословения. Эти две причины взяли перевес над вышеизложенными причинами удаления св. Григория в пустыню, и он наконец покорился судьбе и тем, которые против его воли возвели его в сан пресвитера. «Ибо думаю, – пишет св. Григорий, – что иногда так же благовременно уступить над собой победу, как бывает время и для всякого другого дела; и лучше быть честно побежденным, нежели одержать победу со вредом и незаконно»[616].
Самую же важную причину своего возвращения из пустыни св. Григорий видит в сознании необходимости повиноваться и в боязни оказаться неблагопокорным. Припоминает он при этом пример Ионы-пророка, потерпевшего наказание за непослушание. Но это последнее для Ионы извинительно, если тщательно уразуметь случившееся с пророком[617]. «Но осталось ли бы, – вопрошает св. Григорий, – какое извинение и место к оправданию для меня, если бы стал я далее упорствовать и отрицаться от возлагаемого на меня (не знаю, как назвать) легкого или тяжелого, но все же ига служения? Ибо ежели бы иной не попрекословил мне тем (что одно и можно в настоящем случае сказать как нечто твердое), что я весьма недостоин священнослужения пред Богом… то другой, может быть, не освободил бы меня от обвинения в неповиновении. Но страшны угрозы, ужасны наказания за неповиновение, равно как и за противное сему» (если кто-нибудь легкомысленно и необдуманно соглашается принять на себя начальство как бы дело очень легкое и удобоисполнимое, едва лишь успеют слегка предложить ему оное)[618].
Св. Григорию предстояли, таким образом, два исхода, противоположные один другому, но одинаково опасные: страшно было и принять на себя духовное начальство (быть пастырем), страшно было и отказаться от него. Находясь в пустыне, св. Григорий раздумывал, как поступить, какой из двух исходов избрать. Колебания были у него равномерно в ту и другую сторону. Наконец, после долгих размышлений, пишет святой отец, «уступил я сильнейшему: меня препобедил и увлек страх оказаться непокорным. И смотрите, как прямо и верно держусь я среди сих страхов, не домогаясь начальства не данного и не отвергая данного. Ибо первое означало бы дерзость, последнее же – непокорность, а то и другое вместе – невежество. Но я соблюдаю средину между слишком дерзновенными и между слишком боязливыми; я боязливее тех, которые хватаются за всякое начальство, и дерзновеннее тех, которые всякого убегают. Так я разумею дело сие и выражусь еще яснее: против страха быть начальником подаст, может быть, помощь закон благопокорности, потому что Бог по благости Своей вознаграждает веру и делает совершенным начальником того, кто на Него уповает и в Нем полагает все надежды. Но не знаю, кто будет помощником и какое слово внушит упование в случае непокорности. Ибо опасно, чтобы нам о вверяемых нашему попечению не услышать следующего: „Души их от рук ваших взыщу (ср. Иез. 3:18). Как вы отверглись Меня и не захотели быть вождями и начальниками народа Моего, так и Я отвергнусь вас и не буду вашим царем. Как вы не послушали гласа Моего, но презрительно обратили ко мне хребет и не повиновались, так будет и вам: когда призовете Меня, не призрю на молитву вашу и не услышу ее“»[619].
Обращаясь далее к свидетельству священной библейской истории, св. Григорий указывает, что одни мужи, призывавшиеся благодатью Божией к разным чрезвычайным служениям в богоизбранном народе, с готовностью принимали избрание и беспрекословно повиновались премудрой воле Избиравшего, другие же медлили принимать высокое звание: первые – по ревности, вторые – из боязни. Но ни те ни другие не подвергались осуждению, потому что ревностные повиновались по вере в Призывающего, а отрекавшиеся от призвания страшились важности служения, к которому призывались. К первым относятся, например, Аарон, Исайя, ко вторым – Моисей, Иеремия.
Все эти размышления успокоили волновавшийся дух св. Григория. «…В помощники к сим размышлениям, – говорит далее святой отец, – беру я время и в советники – Божий оправдания, которым верил я всю жизнь свою»[620]. Так, в заключение всего, св. Григорий видит в перемене своей судьбы исполнение предначертаний о нем Божественного Промысла, и, подклоняясь и смиряясь под крепкую руку Божью, он с верой и упованием на всесильную помощь свыше вступил затем в действительное служение Церкви Христовой в звании пресвитера-пастыря.
Известны чрезвычайные духовные дарования и ученость св. Григория Богослова. А между тем в тогдашние тяжкие и смутные времена Церковь Христова, страдавшая от еретических треволнений, весьма нуждалась в мужах богомудрых, сильных в слове, просвещенных христианским и мирским ведением, в мужах стойких в Православии и непоколебимых в благочестии, каков был св. Григорий. Ввиду этих соображений ближайшие советники и руководители св. Григория – отец его, епископ Назианзский, и друг, св. Василий Великий, – расширяют поле общественного служения – возводят пресвитера Григория в сан епископа. Случилось это вопреки желанию самого Григория, главным образом – по воле и настоянию св. Василия, который был тогда уже архиепископом Кесарийским[621]. Взволнованный и смущенный неожиданностью события, св. Григорий опять удалился в пустыню. По возвращении оттуда он также произнес, в присутствии своего отца и св. Василия, краткое защитительное Слово. Здесь он сначала говорит о своих прежних предположениях вести где-нибудь в пустыне жизнь уединенную, любомудренную,