Доносчики в истории России и СССР - Владимир Игнатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Апогеем стукачества является такое уникальное явление, как политические доносы на себя. В качестве примера можно привести два случая из той же «Сводки о работе приемной 8-го отдела…». Так гражданин Бойко СВ. явился в приемную НКВД с заявлением, в котором он пишет: «Я не сам пришел, меня привела моя совесть, меня привел страх тех чудовищ, тех предателей родины, которые стоят и долго останутся в моей памяти, как прокаженные, язвы, которые от всех, в том числе и от меня были скрыты, язвы которых во всей полноте мне показал прокурор и суд народа … банда Троцкого меня заразила, меня привела к преступлениям, которым сегодня нет места на родине моей … Я клеветал на вождей, на партию народа, я вредил там, где было можно, сеял зло, которому нет больше места в сознании моем». «Моя совесть будет чиста тогда перед вождем и партией народа… когда я расскажу все следствию».
Карлинский Г.П. явился в НКВД со следующим заявлением: «Считаю свое пребывание на свободе в дальнейшем нетерпимым и абсолютно невозможным по следующим причинам: во-первых, состоя ранее в рядах ВКП (б) с 1920 г. по 1922 г. и с 1926 по 1935 г. Ничего общего со Сталинской идеологией не имел, т.е. я был членом партии, активно работал и боролся (на словах) за идеальную чистоту рядов партии, примерно до 1931 г., а с началом пятилеток все мои помыслы пошли на постоянные (внутренние) противоречия у меня. Признаюсь, та незначительная часть литературы — Троцкого, Зиновьева в то время на меня сильно подействовала и, все это заставило меня двурушничать, а вместе с тем я уже с 1929 г. начинаю занимать ответственные должности, вплоть до начальника Промышленного строительства “Уралмашстроя” и врид. начальника “Прибалхимстроя”». «Слишком много писать о всех моих нечестных и нехороших делах, но думаю, что это будет изложено мною при ведении моего дела, если оно должно быть. Одно считаю, дальнейшее мое пребывание на свободе просто опасно». «Я могу и хочу работать, принести пользу сов. Строительству, но прежде всего, должен смыть грязь, которая годами накопилась во мне».
Оба заявителя пришли в НКВД с заранее написанными заявлениями, в которых заявляют о своей идеологической враждебности, но не стремятся очернить других лиц. Что заставило этих людей совершить самооговор? Может быть, психологическое давление атмосферы страха и террора? Может быть, это психопатия? Или же это превентивный шаг людей, чувствующих неизбежность ареста и понимающих, что лучше сдаться самим и этим облегчить свою участь? Этого мы никогда не узнаем, так же как не узнаем, какова дальнейшая судьба этих несчастных.
Как и в 20-е годы, когда чекистам «на местах» рекомендовалось иметь осведомителей из середняков «которые зло критикуют советскую власть», в 1937—1938 годах продолжалась практика использования доносчиков-провокаторов. Так 23 октября 1938 года первый секретарь Сталинградского обкома ВКП (б) А. Чуянов направил письмо в ЦК ВКП (б) на имя И.В. Сталина, в котором сообщал, что положение дел в органах НКВД по Сталинградской области вызывает серьезную тревогу{141}.
В письме сообщалось, что бюро обкома рассмотрело информацию начальника Котельниковского районного отдела НКВД Евдушенко от 16 октября 1938 года, в которой говорилось о контрреволюционной работе секретарей РК ВКП (б), председателя и секретаря райисполкома и других работников района. После обсуждения этого вопроса на бюро обкома было установлено и лично признано начальником райотдела Евдушенко, что предъявленные им обвинения районному руководству являются клеветническими. Провокационная практика работы Евдушенко подтверждалась также тем, что он давал своим секретным сотрудникам (агентам) явно провокационные задания. Так секретный сотрудник Васильев дал начальнику райотдела НКВД разоблачающий материал на сына помещика. После этого Евдушенко заявил Васильеву: “Давай организуй группу лиц, которые должны заниматься агитацией против Советской власти, а сам стань у них во главе организации. И, кто идет против Советской власти, они будут примыкать к тебе, а ты на них будешь доносить нам, а мы их будем гробить”.
Секретный сотрудник Васильев отказался от создания антисоветской группы. Тогда Евдушенко избил его и заявил: “Не хочешь гробить людей, то, сволочь, я сам постараюсь угробить тебя. Учти, ты бывший лишенец”. Прошло пять дней, и Васильев неизвестно куда исчез». Далее в письме сообщалось, что в практике работы райотдела НКВД во время следствия к арестованным применялись методы физического воздействия. Их избивали, а непрерывные допросы, на которых арестованные стояли, продолжались по 2—3 суток.
Это письмо А. Чуянова заведующий отделом руководящих партийных органов Г.М. Маленков направил наркому внутренних дел Л.П. Берии. Дальнейшая судьба письма неизвестна, но оно дает характерную картину положения дел в те годы в органах НКВД.
«Эффективность» работы доносчиков характеризует такой факт. В конце 1937 года Ежов потребовал от УНКВД краев и областей сообщить о шпионско-диверсионных организациях, которые были раскрыты с помощью рабочих и колхозников. Результаты были обескураживающими. Типичная шифровка пришла 12 декабря 1937 года от начальника Омского УНКВД: «Случаев разоблачения по инициативе колхозников шпионско-диверсионных троцкистско-бухаринских и иных организаций не было»{142}.
Следует отметить, что не все граждане безотказно выполняли свой стукаческий «долг». В книге «Я выбрал свободу» Виктор Кравченко приводит такой эпизод: «Директор одного предприятия подвез как-то на своей машине мать “врага народа”, старую женщину, после чего его шофер сказал: “Товарищ директор, я, может быть, сукин сын, который должен сообщать обо всем, что видит и слышит. Но клянусь собственной матерью, на этот раз не скажу ни слова. Моя мать — простая женщина, а не такая интеллигентная дама. Но я ее люблю, и спасибо вам, Виктор Андреевич, говорю как русский — русскому”». И действительно, об этом инциденте никто не узнал, хотя впоследствии директору были инкриминированы различные «серьезные преступления». Д0Н09Ы в органы поступали не только от агентов и стукачей-добровольцев, но и от руководителей предприятий, начальников отделов кадров и начальников спецчастей. В качестве примера можно привести донесение руководителей Томской швейной фабрики 29 января 1938 года в горотдел НКВД об арестованных работниках фабрики: «По делу обвинения Глушкова И.П. сообщаем следующее: Для руководства отделами, цехами и строительством Томской швейной фабрики Глушковым штат подбирался из числа классово-враждебных элементов и неквалифицированной силы, приведшей фабрику к полнейшему развалу Кто же руководил фабрикой:
1. Глав, бухгалтер Могилевский — исключительно антисоветский элемент, колчаковец, рекомендованный на работу врагом народа Бурумовым. Судимый за нарушение кредитной реформы. Состоял в партии ВКП(б), из коей вышел как не согласившийся с линией партии.
2. Нач. планового отдела Петров, сын кулака, отец коего обманным путем пробрался в партию ВКП(б), из партии изгнан и ныне изъят НКВД. Родственники также арестованы. Брат его, офицер.
3. Нач. закройного цеха Степанов, унтер-офицер, кулак-лишенец. Обманным путем пробрался в партию ВКП(б), откуда и изгнан, ныне изъят НКВД.
4. Коммерческий директор Воронцов, в прошлом дважды судимый за контрреволюционные дела, высланный из Москвы в 1930 г. Глушковым вызван из Барнаула на работу. В настоящее время скрывается.
5. Гл. инженер по строительству, он же главный механик Эрмес, иностранный подданный, не имеющий специального образования, также как и Воронцов приглашен на работу из Барнаула, найдя приют в квартире Глушкова.
6. Зав. кадрами Рощин, дважды переходивший советскую границу, проживал в Китае и подобные им.
Деятельность же Глушкова заключалась в следующем: в связи с расширением фабрики и увеличением ее оборота, постановлением Президиума Томского горсовета был разрешен перевод фабрики в новые корпуса, на что был дан срок — 20 дней. В силу этого потребовалось строительные работы и подготовка оборудования к переводу».
Донесение подписали и. о. директора фабрики Нестерьянов, парторг Кашкина и начальник спец. части Нижевич.
Коротко о фигурантах донесения. И.П. Глушков арестован в 1937 году. Осужден на 10 лет ИТЛ и 5 лет поражения в правах. Н.Т. Степанов арестован в декабре 1937 года. Дело прекращено за отсутствием состава преступления. Освобожден в январе 1939 года. А.П. Рощин арестован в 1937 году. Дело прекращено за недоказанностью состава преступления. Вторично арестован и расстрелян в 1938 году. Обстановку на предприятиях в то время характеризует и донесение начальника спецчасти Томской швейной фабрики в горотдел НКВД об А.С. Демидовой. 5 августа 1938 года. Секретно.
«С августа месяца 1937 года на Томскую швейную фабрику была принята на должность зав. кадрами Демидова Анна Степановна. Являясь членом партии ВКП (б), одно время Демидова занимала обязанности секретаря парткома и с организацией райкомов была отозвана в Куйбышевский райком. Вследствие того, что Демидова являлась родственницей бывшего секретаря горкома Малышева, Демидову на днях из партии исключили, а отсюда и сняли с работы. Приказом директора швейной фабрики Демидова с 1 августа с/г. зачислена на должность зав. подготовкой кадров.