Темная сторона неба - Гейвин Лайелл

Николаос смотрел на рощу и что-то показывал жестами.

- Ваш друг...

- Найду я его. - Я двинулся было в сторону Кена, но остановился и обернулся. - Этим утром кто-нибудь высаживался здесь?

Он замотал головой.

- Никого. Море, волна...

- Что, никто не может выйти в море в такую волну?

Он, кажется, даже немного обиделся.

- Это ж народ - моряки. Только смысл-то какой?..

Он покачал головой, и ветер сбросил его светлые волосы на лоб со шрамами. Я кивнул и пошел в сторону рощи.

И снова я словно в дверь вошел. Здесь было тихо и спокойно, только в вершинах деревьев стоял шум. Деревья, прохладная земля, поросший лишайником самолет отдавали старинным спокойствием. Даже то пятно на стабилизаторе, которое я очистил в прошлый раз - и увидел часть пакистанской эмблемы, выглядело сейчас старым. Я поймал себя на том, что ступаю крадучись.

Кена я вначале не увидел. Обойдя нос "Дакоты", я увидел его сквозь лобовое стекло кабины. Он кивнул мне и вышел наружу через дверь фюзеляжа.

- И что ты об этом скажешь? - спокойно спросил я.

Он медленно покачал головой.

- Ничего подобного не видел. Это как все равно часть храма. Я не стал бы... - Он снова беспомощно покачал головой. - Я просто не могу. Будто я хожу по душам погибших летчиков.

Я кивнул в знак согласия. Кен спросил, почти шепотом:

- И сокровища где-то поблизости?

- Я не знаю.

Я вернулся к "Пьяджо", и Кен последовал за мной. Николаос ждал нас за деревьями. Несколько детишек поднялись на цыпочки, чтобы заглянуть в кабину "Пьяджо", но все остальные разошлись по домам с холодного ветра. Облака быстро наползали на местность. Со стороны деревни на нас упали первые капли дождя.

Я сказал:

- Николаос, разрешите представить вам мистера Китсона. Кен, это Николаос Димитриу.

Николаос произнес несколько натянуто:

- Мне приятно с вами познакомиться.

Произошел обмен рукопожатиями. Затем я продолжил:

- Николаос был здесь германским солдатом во время войны. Он полюбил здешнюю жизнь и спустя несколько лет вернулся сюда и обосновался здесь. Я правильно говорю?

- Все верно, - глухо ответил Николаос.

Кен хмуро взглянул на меня. Здесь, на холодном ветру, ему было не до дипломатического этикета.

- Так, и куда теперь? - спросил он.

- Возможно, Николаос может нам помочь, - сказал я.

Кен с удивлением поднял брови, непонимающе взглянул на меня и Николаос. А я шел дальше:

- Все это началось, когда здесь очутилась "Дакота", с тех самых пор. Кен, что ты сказал обо всем том, что осталось от нее?

Кен поднял на меня глаза, осторожно провел правой рукой по больной левой.

- Ну, как храм, что-то в этом роде.

Он взглянул в сторону рощи, как бы вспоминая, что там, в нескольких футах отсюда, находится.

- Правильно, - сказал я. - Так оно примерно и должно быть.

Оба недоуменно посматривали на меня.

- Эта "Дакота", - продолжал я, - находится здесь больше десяти лет, это мы точно знаем. А возраст деревьев - как минимум двадцать пять.

Кен быстро взглянул в сторону рощи.

- Самолет не мог разбиться среди них, внутри. Значит... - И он обернулся ко мне.

- Да. Значит, кто-то взял взрослые деревья и посадил здесь уже потом.

- Зачем? Зачем их сажать?

- А вот теперь я начинаю думать. Я не так много знаю о греках этого острова, но знаю, что это не дикари и они не станут делать фетиша из куска металла. И если они хотели бы упрятать его, то куда легче было бы отволочь его в море. Есть только один человек, как я думаю, который хотел бы превратить разбитую "Дакоту" в старую гробницу. Это пилот.

- Моррисон, - добавил Кен. - Тот тип, который пригнал её сюда. - Но тут же покачал головой. - А, ненормальность какая-то.

- Только мне не говори, что это ненормально. Мы и так знаем, что ненормально. Заем, что первые драгоценности только через десять лет прибыли отсюда в Афины. Знаем, что кто-то взял и посадил здесь деревья вокруг "Дака". Причины всего это и не могли не быть ненормальными.

- Да, может быть и так. Ну и что? Ты думаешь, Моррисон жил здесь?

- Именно так я и думаю.

Кен обратился к Николаосу:

- Здесь, на острове, нет другого иностранца, англичанина?

Николаос развел руками.

- Нет. Был пилот с самолета, но он уехал.

- Когда? - настоятельно спросил Кен.

- Моррисон должен быть человеком нашего возраста, - продолжил я. Это англосакс, так что он не смог бы сойти за грека. И у него вполне могут быть шрамы на лбу, которые он заработал, когда сажал здесь "Дак" и ударился о скалу.

Кен стал присматриваться к Николаосу. Внезапно хищная улыбка расплылась на лице Кена. И он тихо произнес:

- Привет, Моррисон.

- Нет, - сказал Николаос, - я немец, я приехал сюда...

Я резко перебил его:

- Брось ты это. Десять лет назад это, возможно, была хорошая идея сделаться немцем. Никто не подумал бы, что англичанин пойдет на это. А теперь все снова добрые друзья.

Николаос медленно переводил взгляд то на одного, то на другого. Ветер усиливался и становился все холоднее, на нас упали новые капли дождя.

- Тут недалеко, на Саксосе, ждет настоящий немец. Он разберется тут с тобой за десять секунд и не будет рассыпаться в галантности, как мы.

Я дал Николаосу подумать и уже более спокойным тоном произнес:

- Время идет. Десять лет прошло, а сейчас ждать невозможно. У нас совсем нет времени.

- Хорошо, - согласился Николаос. - Что вам нужно? - Голос его звучал устало, но теперь более естественно.

- Драгоценности, - ответил Кен.

Николаос отрицательно замотал головой.

- Я продал их. Одному человеку в Афинах.

- Нет, - возразил я. - У меня нет сейчас времени объяснять тебе, откуда я знаю, что ты их не продал, не все продал, но просто поверь, что я знаю. И мы заключим сделку насчет остальных.

Он снова покачал головой.

- Говорю же вам...

Я разозлился.

- Нечего мне говорить! Человек, у которого ты украл их, наваб, сидит сейчас на Саксосе, пережидает погоду. Через несколько часов они схватят нас за горло. Или ты заключаешь сделку с нами - или будешь говорить с ним. Но с ним ты никакой сделки не заключишь. Это его драгоценности - ты помнишь это? Передай остальное нам - и ему будет неважно, есть ли ты на свете или нет тебя.

Он долго смотрел на меня. Ветер снова налетел на нас. Горизонт спрятался за тучами.

Николаос медленно произнес:

- Вы их купите у меня?

- Ты получишь свою долю из того, что мы получим за них.

- Какие у меня гарантии?

- Никаких гарантий, - ответил я, - но альтернативу получишь паршивую.

Он какое-то время посмотрел себе под ноги, а потом промолвил:

- Встретимся с вами в кафе.

34

В кафе имелась маленькая печка, работавшая на мазуте, и мы сидели, сгрудившись вокруг нее, греясь и попивая коньяк. Фронт настиг нас раньше, чем мы успели добежать сюда. Снаружи дождь барабанил по стеклам, вода начинала проникать под дверь и стекать по лестнице.

Хозяин стоял над нами с бутылкой в руке. Он, похоже, поверил в то, что мы совершили вынужденную посадку, и у него, как жителя острова, это вызвало заложенное в нем с детства радушие к потерпевшим кораблекрушение морякам. И у него это выразилось в коньяке. Отчасти я был согласен с ним, так было до некоторого времени, но не сейчас. А пока что я трудился над четвертой дозой коньяка.

Я старался довести до его понимания, что если он хочет проявить радушие, то пусть это сделает в форме какой-нибудь еды. Эта идея пришла к нему, словно озарение, и он подался в дальнюю комнату, чтобы воплотить её в жизнь.

Кен оперся спиной о стену и закрыл глаза. В этом заведении было темно и мирно, а доносившийся с улицы звук дождя делал обстановку ещё уютнее. Я взглянул на часы: было 10.15. Фронт повисит у нас над головой ещё два-два с половиной часа. Раньше двенадцати наваб сюда не заявится.

Через некоторое время хозяин появился с тарелками, сыром, медовым пирогом и ломтем хлеба. Я поблагодарил его и предложил заплатить за еду, но он и слышать не хотел об этом. Я снова поблагодарил его.

Кен оторвался от стены и принялся есть. Помещение наполнилось влажным теплом с запахом нефти. Мы расстегнули молнии на куртках, насколько это позволяла необходимость скрывать, что у нас есть пистолеты на поясе.

Я закурил и откинулся от стола.

- Как рука?

- Задеревянела. Но думаю, с ней все нормально.

Он снова прислонился к стене, закрыл глаза и обмяк. Вот она пилотская привычка: ничего не делай, если нечего делать.

В одиннадцать пришел Николаос - или Моррисон. Он промок насквозь, был измазан в масле и казался измотанным. Хозяин с удивлением посмотрел на него. Николаос перебросился с хозяином несколькими словами и опустился на скамейку рядом с нами. Подошел хозяин со стаканчиком коньяку.

- Ну? - спросил Кен.

Николаос посмотрел на печку. Лицо его было бледным и усталым.

- Они у меня дома.

- Так пойдем, когда ты будешь готов, - сказал я.

Николаос поставил коньяк на стол и продолжал смотреть на печь. Потом спокойно произнес: