Санкт-Петербург. Автобиография - Марина Федотова

– Прощай! Прости!.. мир праху великого!

– Я не утерпел и никак не мог себя удержать, громко зарыдал, – говорил Алексей Дмитриевич.

Государь обернул голову, взглянул и изволил сказать:

– Г-н Зайцов! Вы плачете? Это похвально; это делает вам честь; вы любили его?

У его величества из глаз слезы падали каплями. Пропустив процессию, государь тихо возвратился во дворец и целый день был невесел, и всю ночь не почивал, требуя к себе часто своего камердинера, который сказывал, что государь часто повторял слово: «Жаль!»

На следующий год на Царицыном поле за Михайловским замком был установлен памятник Суворову работы М. И. Козловского. Царицын луг получил свое название в честь летнего дворцаимператрицы Елизаветы Петровны; там находился и театр, а позднее луг превратили в плац, где устраивали парады. В 1799 году на Царицыном лугу был установлен Румянцевский обелиск (ныне – в сквере у Академии художеств). Что касается памятника Суворову, его начали ваять еще при жизни полководца; Павел хотел установить статую перед Михайловским замком. Но впоследствии император решил поставить перед замком памятник Петру Великому работы Ф. Б. Растрелли, а статую Суворова перенести на Царицын луг.

Немецкий путешественник Г. фон Реймерс присутствовал при открытии памятника.

Прямо напротив обелиска (Румянцевского. – Ред.) у Лебяжьей канавки, отделяющей эту площадь от второго императорского летнего дворца, стоит памятник всемирно известному своей храбростью фельдмаршалу князю Италийскому, графу Суворову-Рымникскому. <...> В конце октября 1800 г. император Павел приказал заложить этот памятник герою <...> и лишь год спустя после его смерти, 5 мая 1801 года, памятник Суворову был установлен и открыт. <...> Пьедестал статуи, или, скорее, основание его, составляет примерно две сажени в поперечнике; он круглый. <...> На этом цилиндре и установлена бронзовая статуя Суворова. <...>

(На открытии памятника. – Ред.) появился и император Александр собственной персоной после большого парада с участием нескольких батальонов гвардии и прочих полков, расквартированных в Петербурге. Покрывало упало, и под троекратный салют из личного оружия глазам многочисленных зрителей предстал образ героя. Бронзовая статуя, превосходно отлитая в Академии художеств, изображает его (пешая фигура в натуральную величину) в костюме римского воина, в шлеме, в правой руке его – обнаженный меч, в левой – щит, которым герой защищает находящиеся на маленьком алтаре папскую тиару и неаполитанскую и сардинскую короны. <...> Для этой большой площади, если смотреть с некоторого отдаления, фигура, пожалуй, маловата, и пьедестал был бы уместен как украшение комнаты, и все-таки на фоне стены высоких лип памятник производит очень хорошее впечатление. <...>

Вопреки утверждению Реймерса, Суворов изображен в образе не просто воина, а бога войны Марса, и потому Царицын луг в 1805 году был официально переименован в Марсово поле. А в 1818 году по предложению К. И. Росси памятник перенесли на Суворовскую площадь, где он не так терялся, как на просторе Марсова поля.

Петербург, 1800 год

Фаддей Булгарин, Николай Греч

Первое столетие существования города завершалось, и до «блистательного Санкт-Петербурга», каким город предстанет в XIX столетии, было еще далеко, что подтверждают мемуары литератора Ф. В. Булгарина.

Со времени кончины императрицы Екатерины II Петербург совершенно изменился, и в наружном своем виде, и во внутреннем устройстве, и в правах и в обычаях. Только некоторые памятники зодчества припоминают прежнее – все прочее новое или возобновленное. Все великолепие города, за пятьдесят лет перед сим, сосредоточивалось на набережной Невы и в центре его, в окрестностях Зимнего дворца; но и в этой части города было весьма немного высоких домов. Почти все каменные дома были или двухэтажные, или одноэтажные с подземельем, т. е. жильем, углубленным в землю. Только на Невском проспекте, между Полицейским и Аничковым мостами, в двух Морских и двух Миллионных не было вовсе деревянных домов, а во всех прочих улицах деревянные дома перемешаны были с каменными, и вообще едва ли только не десятая часть домов были каменные. Но и прежние каменные дома в течение этого времени почти все или перестроены, или надстроены, так что их нельзя узнать. Многие прежние дома, почитавшиеся великолепными, вовсе сломаны, и на их месте воздвигнуты новые, огромные здания.

Теперь на Невском проспекте из старых домов остались в прежнем виде: дом Васильчикова, где Английский магазин (существующий на одном месте более полувека), дом Коссиковского, у Полицейского моста (бывший дом, тогда новый, князя Куракина), дом (pallazo) графов Строгановых, дома Католической церкви, господ Лубье и Меншиковых и Гостиный двор. Все прочие дома приняли другой вид или сломаны. На Итальянской улице, против Михайловской площади, с одной стороны (с правой), были частью каменные, а частью деревянные дома, а с другой стороны улицы, во всю ее длину, была каменная стена (забор), ограждавшая дворцовый огород, принадлежавший к Летнему саду. На Литейной, во Владимирской, в Конюшенных, Троицком переулке, в Моховой и в окружающих их улицах, равно как в Малой и Средней Мещанских, в Подьяческих, на Вознесенском проспекте, Екатерингофском проспекте и прилежавших к ним улицах, большая часть домов были деревянные.

Части города, называемые Московской, Рождественской, Коломною, были почти исключительно обстроены деревянными домами, и большая часть улиц в них не имела мостовой. Козье болото, в Коломне, было настоящее болото, непроходимое и смрадное, покрытое зеленой тиной. Таких болот было тогда много в местах, ныне превосходно застроенных, как, например, по Лиговке, в Грязной, на Новых местах и за Каретным рядом. Еще и до сих пор остались образцы прежних петербургских домов, а именно: на Невском проспекте, за Аничковым мостом, по правой стороне (считая от Невы). Васильевский остров только на набережной Невы и по Первой и Кадетской линиям походил на столичный город, но далее застроен был почти исключительно деревянными домами. Пески, Выборгская и Петербургская стороны, с лучшими улицами, походили на плохие уездные городишки, а Ямская была настоящая деревня.

Даже православных церквей было не много каменных, а великолепная одна только, именно Александро-Невская лавра. Казанский собор был деревянный, низкий, с высокой деревянной колокольней, и выкрашен желтой краской. Исаакиевский собор... представлял какую-то мрачную массу, без всякой архитектуры. Адмиралтейский шпиц существовал, но башня не была окружена колоннами и статуями, а здание Адмиралтейства было низко, не оштукатурено, и не вмещало в себе жилья, а служило единственно для склада кораблестроительных материалов. С трех сторон Адмиралтейство обнесено было тремя фасами (в прямых линиях) земляного вала и водяным рвом. Где ныне находится Инженерный замок, там стоял деревянный летний дворец императрицы Елизаветы Петровны, и на месте его император Павел I воздвиг свое царское жилище, названное тогда Михайловским дворцом. Этот дворец как бы волшебством возник в год, с небольшим, времени. Он тогда окружен был валом, вооруженным пушками и водяным рвом, с подъемными мостами, и имел вид крепости.

Железных мостов вовсе не было; каменные мосты были только на Фонтанке и на Екатерининском канале, а на Мойке мосты Полицейский, Синий, Красный и Поцелуев были деревянные. Нынешний Александрийский театр, тогда называвшийся Малым, не имел никакой внешней архитектуры: это было низкое и безобразное здание, род сарая. Большой театр был без портика и гораздо ниже, и походил более на магазин, чем на храм искусства. Дворцовая площадь окружена была тогда частными домами, между которыми отличался дом Кушелева (на месте нынешнего Главного штаба его императорского величества), выстроенный полукругом, от углового дома бывшего Вольного Экономического общества до нынешней арки, тогда не существовавшей. Дом Кушелева для Петербурга был то же, что Пале-Рояль для Парижа, только в миниатюре. Тут были и лавки, и трактиры, и маскарадные залы, и театр, на котором играли немецкие актеры. Где теперь Ордонансгауз и промежуток у Певчего моста, тут были дома музыканта Булана и белорусского дворянина Древновского. Помню эти дома потому, что в них жили мои знакомые.

Тротуаров вовсе не было в городе. О нынешней чистоте не имели даже понятия. Многие улицы весной и осенью были почти вовсе непроходимы, на других все лето стояли лужи. В отдаленных частях города (ныне великолепных) на улицах паслись коровы и расхаживали свиньи. Ночью собаки целыми стаями бродили возле рынков, и лай их и вытье раздавались далеко. От оборванных мальчишек, игравших в бабки и в городки на улицах, не было прохода вне центра города, и от них надлежало откупаться, чтоб не быть забрызганным грязью.