Князь Рысев 2 - Евгений Лисицин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом мире темнота была совершенно иной. Ей ни к чему было что-то там вытворять с солнцем — как-нибудь само закатится за горизонт. Нарядившись в обтягивающую кожу и вооружившись дубиной побольше, с диким гоготом она врезала мне прямо по лицу.
Искры посыпались из глаз буквально через мгновение после того, как Славя потащила меня в тот самый транс. Словно сверху расположилась шипастая расческа, попеременно выстреливающая иглами. Разряд в сотни тысяч вольт решил проверить, все ли у меня хорошо с сосудами, побежал сквозь все тело. Непроизвольно выгнулся дугой, почуял, как один за другим расходятся заботливо наложенные на лицо швы. Вибрация гудящим двигателем ударила по ушам, проходя сквозь меня, словно через лист бумаги. Будь она чуть громче, могла бы слизнуть меня, словно каплю утренний росы. Вместо этого вдруг адски заболели зубы, словно им не сиделось в черепушке и захотелось покинуть мой рот как можно скорее. Я понял новый смысл выражения «застучать зубами».
Цепляясь за остатки уносящегося в небытие сознания, я от всей души желал Славе испытать на себе всю ту же самую гамму ощущений, коей она решила поделиться со мной. Сарказм зло хмыкнул, мол, будто бы попросту сдохнуть было бы гораздо лучше.
Мне нечего было ему возразить.
Пелена сомкнулась надо мной влажным, почти пошлым пленом. Будто гигантская девчонка решила сунуть меня целиком в рот, как леденец. А ее язык спешил пройтись по рукам, ногам, животу, скользнуть по самым интимным местечкам.
Словно я пришелся ей не по вкусу, меня выплюнуло прочь. Пелена рассосалась, сгинула в тлен, а я мешком, так и не сумев прийти в себя, плюхнулся наземь.
Мир, окружавший меня, больше всего походил на мечту какого-нибудь гота. Мрак ночи был бесконечен. Зевали разинутыми дуплами голые, давно высохшие деревья. Крючья ветвей узловатыми пальцами торчали, норовя схватить за руки, плечи, одежду.
Надгробия, словно цветы, росли из земли. Могильные холмы пахли свежей, будто еще вчера разрытой землей. В воздухе витал тяжелый, траурный дух — неуместной казалось острота красок тут и там возлежащих венков. Пластиковые, ненастоящие цветы целыми букетами будто спешили намекнуть о точно такой же извечной, фальшивой вечной памяти родных и близких.
Зябкий ветер ударил в лицо, плюнул ворохом осенних листьев. Я смахнул прилипшие травинки, покачал головой. Если так выглядит транс, в котором меня собирались лечить, то тут явно какая-то ошибка.
Я вздрогнул, скорее, не увидев, а попросту почуяв. Страх заворочался во мне склизким червем, упрашивая стоять там, где стою, и не делать ни шага. Любопытство скидывало его жаркие объятия прочь, заставляя сделать шаг, еще шаг, посмотреть.
Земля у одной из могил взорвалась, россыпью разлетаясь в стороны. Вздрогнул могильный холм, оглашая округу гулким грохотом.
Я почуял, как теряю последние остатки самообладания. Что мои штаны разве что чудом еще сухи, а то, что не бегу со всех ног прочь, всего лишь упущение, и лучше бы мне с этим поторопиться.
Земля задрожала под ногами. Я взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Тщетно: меня опрокинуло чудовищной силой. Могильный холм содрогался от каждого удара, пока, наконец, не выпустил из своего чрева крышку гроба — словно деревянный платок, она вспорхнула в воздух, птицей заметалась, нелепо завертелась, рухнула. Я тяжело дышал, пытаясь встать: ноги отказывали мне в этом. Заплетаясь, они роняли меня раз от раза, говоря, что лучше бы хоть на немного, но прилечь.
Что я там говорил про бред? Это был уже не бред и не абсурд — это проверка моих нервов на прочность!
Дикой куклой на свет вырвался скелет. Он двигался неестественно, дергаясь, будто пропускал сквозь себя десятки тысяч вольт. Разевалась зубастая пасть, хвалился гнилыми прорехами глаз пожелтевший череп. Облюбовавшие его, будто собственный дом, змеи, спешили вынырнуть прочь, шипя, показывая язык.
Тогда я не выдержал.
Крик разлился по просторам, зазвучал будто колокол. Он утонул, когда я увидел, что случилось дальше. Черное, бесконечно мрачное небо зашелестело тканью. Исполинских размеров мрачный жнец не спеша поворачивал ко мне непритязательный лик. Равнодушное выражение черепа сейчас, казалось, ухмылялось над моей ничтожностью.
Он мог бы раздавить меня пальцем, словно того самого пресловутого таракана. Сдунуть, прихлопнуть, упрятать в карман и унести в свой бесконечно огромный загробный мир. На ум почему-то шла Биска — она и будет той самой дьяволицей, что будет мучить меня до самого второго пришествия. Еще успею позавидовать участи Иоганна.
Скелеты восставали из своих могил один за другим. Они рвались на свободу, словно разбуженные поздним концертом рокера соседи. Им претила моя жизнь, звук моего бьющегося сердца вдребезги разбивал их уютную, могильную тишину.
Я сделал шаг назад, качаясь из стороны в сторону, приказывая самому себе отринуть панику. Она все еще крепко держалась за меня, заставляя волосы встать дыбом на загривке. Спешно искал взглядом хоть что, лишь бы походило на оружие. Споткнулся, отступая назад — надломленный могильный крест будто только и ждал, чтобы им крошили нечисть.
Я схватился за него. Старые, щербатые доски норовили наградить меня тремя сотнями заноз, но сейчас было не до того, чтобы привередничать. Я взвесил крест — он казался в меру тяжелым. Осмелившись, решив, что ему все можно, один из первых скелетов ринулся на меня в атаку.
Зарычав не хуже орков, я вскинул крест над собой — тяжелой дубиной он на миг взлетел в небеса, прежде чем чавкающе врезаться прямо в череп покойника. Скелет, словно был сделан из конструктора, просыпался осколками костей.
Я не стал ждать в победной стойке, когда над моей головой кровавыми буквами незримой рукой напишут «фаталити», и бросился уже в атаку сам.
В каждый удар вкладывал собственный страх. Будто месил могильным крестом не распоясавшуюся нежить, а попытавшийся взять меня измором ужас. Кости гремели, россыпью разлетаясь в сторону. Хрустели желтые черепа, сыпались выбитые зубы — будто дорвавшийся до хорошей битвы варвар, я все больше и больше утопал в горячке боя.
Огромный жнец взирал на меня с недоумением. Словно он не ждал, что я буду защищаться.
Недоумение его пустых глазниц сменилось презрением: носитель мрачной мантии считал мою возню бесполезной, жалкой, никчемной. Я остановился, лишь когда последний мертвяк пал жертвой моих рук. Оскалившись, стоял на груде костей, словно призывая небеса в свидетели моих сил. Вскинул крест снова, когда когтистая,
