Маски времени (сборник) - Роберт Силверберг

Там сидел сулидор. Он еще не спал. Три змеи из тропиков мягко обвивали его тело. Сулидор был огромный, поседевший от старости, и выглядел весьма представительно.

— На-синисул? — спросил Гандерсен.

— Мы знали, что наступит время, когда ты придешь сюда, Эдмундгандерсен.

— Я никогда не представлял себе… Не понимал… — Гандерсен пытался прийти в себя. — Прости, — сказал он уже спокойнее, — если я невольно нарушил твой покой. Может быть, я помешал тебе начать повторное рождение?

— У меня еще есть несколько дней, — ответил сулидор. — Сейчас я готовлю себе помещение.

— И ты выйдешь из него уже нилдором?

— Да, — сказал На-синисул.

— Жизнь здесь идет циклически: сулидор в нилдора, нилдор в сулидора, сулидор в…

— Да. Каждый раз заново. Возрождение за возрождением.

— Значит, все нилдоры проводят часть своей жизни как сулидоры, а все сулидоры — как нилдоры?

— Да. Все.

«Как это началось? — думал Гандерсен. — Каким образом переплелись судьбы двух столь непохожих видов? Как произошло, что целая популяция согласилась на подобную метаморфозу?» Он никак не мог этого понять. Но теперь он знал, почему никогда не видел детеныша нилдора или сулидора.

— В этом мире, — спросил он, — рождается потомство нилдоров или сулидоров?

— Только тогда, когда нужно заменить тех, кто уже не может возродиться. Это бывает нечасто. Наша численность всегда одна и та же.

— Одна и та же, и тем не менее она все время меняется.

— Эти изменения можно предвидеть, — сказал На-синисул. — Когда я выйду отсюда, я буду Фи'гонтором девять раз рожденным. Мои собратья уже тридцать оборотов ждут меня, но некоторые обстоятельства требовали, чтобы я несколько дольше оставался среди лесов и тумана.

— Рождение в девятый раз — это не слишком обычная вещь? заинтересовался Гандерсен.

— Среди нас есть те, кто побывал здесь уже пятнадцать раз. Есть и такие, кто ждет целых сто оборотов, прежде чем его призовут сюда впервые. Никто не знает, когда он будет призван. А для тех, кто этого заслуживает, жизнь не имеет конца.

— Не имеет… конца…?

— А почему она должна кончаться? — удивился На-синисул. — На этой горе мы очищаемся от яда долгих лет, а в другом месте мы очищаемся от своих грехов.

— Это происходит на центральном плоскогорье.

— Я вижу, ты разговаривал с человеком Калленом.

— Да, — признался Гандерсен. — Незадолго до его смерти.

— Я знал, что его жизнь подошла к концу, — сказал На-синисул. Новости доходят сюда быстро.

— Где Срин'гахар и Луу'хамин, и другие, с которыми я путешествовал? спросил Гандерсен.

— Они здесь, недалеко.

— Они уже возрождаются?

— Да, несколько дней. Скоро они станут сулидорами и будут жить на севере, пока их не призовут, чтобы они снова обрели облик нилдоров. Мы обновляем свою душу благодаря тому, что вступаем в новую жизнь.

— Будучи сулидором, ты помнишь свою прежнюю жизнь в качестве нилдора? — спросил Гандерсен.

— Конечно! Какую ценность может иметь опыт, о котором забываешь? Мы накапливаем знания. Наше познание истины более глубоко, благодаря тому, что мы видим мир то глазами нилдора, то глазами сулидора. Обе формы существования отличаются друг от друга не только телом. Повторное рождение — это вступление в новый мир, а не только в новую жизнь.

— А если кто-то, — поколебавшись, спросил Гандерсен, — не с этой планеты, он может пройти повторное рождение? Что тогда происходит? Какие изменения?

— Ты видел Курца?

— Видел, — ответил Гандерсен. — Но я понятия не имею, что с ним случилось.

— Курц стал подлинным Курцем, — сказал сулидор. — Ваш вид не поддается настоящему превращению, поскольку у вас нет соответствующего второго вида. Да, вы изменяетесь, но лишь в границах собственных возможностей; вы освобождаете те силы, которые в вас уже существуют. Курц, пока спал, выбрал для себя новую форму — никто ее ему не навязывал. Это нелегко объяснить словами, Эдмундгандерсен.

— Значит, если бы я снова родился, я не обязательно превратился бы в нечто такое же, как Курц?

— Нет. Разве что твоя душа точно такая же, как душа Курца, что, однако, невозможно.

— Кем же я в таком случае мог бы стать?

— Этого никто не знает. Если ты хочешь узнать, что может тебе дать повторное рождение, ты должен просто родиться во второй раз.

— Но можно ли мне? — спросил Гандерсен.

— Когда мы впервые встретились, я сказал, — спокойно и серьезно говорил На-синисул, — что никто в этом мире не будет удерживать тебя от чего бы то ни было. Тебя не остановили, когда ты поднимался на Гору Возрождения, не задержали, когда ты исследовал пещеру. Тебе не будет отказано в повторном рождении, если ты ощущаешь потребность пройти его.

Гандерсен сразу же сказал, решительно и твердо:

— Я хочу снова родиться.

Глава шестнадцатая

На-синисул молча ведет его в пустую комнату и жестом показывает, чтобы он снял одежду. Гандерсен раздевается, неловко путаясь в молниях и застежках. По приказу сулидора он ложится на пол, так же как и другие кандидаты на повторное рождение. Камень столь холоден, что Гандерсен почти деревенеет, коснувшись его голым телом. На-синисул уходит. Гандерсен смотрит на светящийся в вышине потолок. Помещение настолько велико, что в нем свободно может поместиться нилдор. Гандерсену, лежащему на полу, оно кажется огромным.

На-синисул возвращается, неся деревянную чашку. Он протягивает ее Гандерсену. В сосуде — светло-голубая жидкость.

— Пей, — мягко говорит сулидор.

Гандерсен пьет. Жидкость сладкая на вкус, как подсахаренная вода. Нечто подобное он уже пробовал, он знает, когда это было: на биостанции, много лет назад. Это тот запрещенный яд. Он опорожняет сосуд, и На-синисул оставляет его одного.

Входят два сулидора, которых Гандерсен не знает. Они присаживаются по обе стороны от него и начинают тихо, монотонно петь. Это ритуальное песнопение. Гандерсен ничего не понимает. Они массируют и гладят его тело, а их лапы с чудовищными, сейчас спрятанными, когтями удивительно мягки, как кошачьи лапки. Он напряжен, но напряжение постепенно спадает. Он чувствует, что наркотик начинает действовать: ему тяжело дышать, голова тяжелеет, перед глазами все плывет. Снова появляется На-синисул, хотя Гандерсен не заметил, как тот вошел. Он снова держит чашку.

— Пей, — говорит он, и Гандерсен пьет.

Это совсем другая жидкость, а может быть, лишь другая фракция того же самого яда: горькая, с привкусом дыма и пепла. Он заставляет себя выпить до дна, а На-синисул терпеливо, молча ждет, пока Гандерсен не закончит. Старый сулидор снова уходит. У выхода из зала он оборачивается и что-то говорит, но его слова непонятны Гандерсену.