Древний Восток в античной и раннехристианской традиции - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(IX) (51) Самым лучшим песком для этого признается эфиопский. Да, и до того ведь дошло, что за тем, чем распиливать мрамор, отправляются до самой Эфиопии, мало того, даже в Индию, куда и за жемчугами отправляться было для строгих нравов недостойным делом. (52) Индийский песок славится как ближайший к эфиопскому. Однако эфиопский песок нежнее. Он распиливает без всякой шероховатости. Индийский не дает такой же ровности, но полирующим велят тереть мрамор прокаленным индийским песком. (...)
XXXVI, 61
(об ониксе)
(XII) (...) Рождается он в окрестностях Фив египетских и Дамаска в Сирии; этот белее прочих, однако самый лучший — в Кармании, затем — в Индии и потом уже — в Сирии и Азии[317] (...)
XXXVI, 192
(о стекле)
(LXVI) (...) Сообщают, что в Индии оно получается и из дробленого хрусталя, и поэтому никакое другое не может сравниться с индийским. (...)
Из книги XXXVII
В этой книге речь идет о геммах (каменьях и поделочных камнях)
(23–29 — о хрустале)
(II) (23) (...) больше всего предпочитают индийский. (...) (27) (...) некоторые сообщают, что видели сосуд из Индии — в четыре секстария. (...)
(30–51 — о янтаре)
(...) (36) Никий утверждает, что его нужно понимать как сок лучей солнца: действуя на землю сильнее при закате, они оставляют на ней жирный пот, который затем выбрасывается приливами океана к берегам германцев. Он говорит, что в Египте он рождается таким же образом, — где он называется сакал, — а также в Индии, где он приятнее и служит индам как благовоние; (...) (39) Ктесий говорит, что у индов есть река Гипобар — этим словом обозначается, что она приносит всякие блага; она течет с севера, впадая в Восточный океан около лесистой горы с деревьями, приносящими электр[318], что деревья те называются пситтахорами — этим словом обозначается сладостнейшая приятность. (...) (40) (...) Софокл говорит, что электр получается за Индией из слез птиц мелеагрид, оплакивающих Мелеагра. (41) Кто же не будет поражаться тому, что он верил в это или надеялся, что другие могут поверить? Или какие, думал он, могут найтись дети, настолько наивные, чтобы поверить в ежегодный плач птиц, в такие крупные слезы или в птиц, которые из Греции, где погиб Мелеагр, для оплакивания прилетали к индам? (...) (III) (...) (46) Достоверно известно, что есть янтарь и в Индии. Архелай, который царствовал в Каппадокии, передает, что оттуда был привезен прилипший на сосновой коре, в необработанном виде, и был отделан, сваренный в сале молочного поросенка. (...)
(55–61 об адаманте)
(IV) (...) (56) И только теперь известно шесть разновидностей его: индийский, рождающийся не в золоте[319], имеющий какое-то сходство с хрусталем, поскольку он не отличается и по прозрачному цвету, и по шестиугольной гладкости сторон, конусообразно суживающийся в острый конец с двух противоположных сторон, и тем более поразительно, что это как бы две конусообразные фигуры, соединенные своими самыми широкими сторонами, а величиной он даже с ядро абелльского ореха. (...)
(62 — жемчуг)
(62) После него у нас ценится индийский и аравийский жемчуг, о котором мы говорили в девятом томе, в разделе о плодах моря[320]. (...)
(76–79 — бериллы)
(V) (76) Многие считают, что ту же природу[321] или, во всяком случае, сходную имеют бериллы. Их рождает Индия, и они редко встречаются где-нибудь в другом месте. Все они полируются искусными мастерами в шестиугольную форму, потому что тусклый от глухого однообразия цвет начинает играть от отражения на углах. Если они отполированы иначе, у них нет сверкания. Самые лучшие из них те, которые напоминают зеленый цвет чистого моря, затем те, которые называются хрисобериллами, несколько более бледные, но со сверканием, переходящим в золотой цвет. (77) Близок этому виду, но он бледнее и некоторые считают его особым видом, так называемый хрисопрас. На четвертом месте стоят гиакинтидзонты, на пятом — так называемые аэроиды[322], потом — восковые, затем — оливковые, то есть цвета оливкового масла, и наконец — похожие на хрусталь[323]. Они обычно бывают с волокнистостью и нечистые, и вообще они блеклые, а все это недостатки. (78) Инды находят удивительное удовольствие в их длине и утверждают, что одни только эти геммы лучше оставлять без золота; поэтому они, просверлив их, подвешивают на слоновом жестком волосе. Считается, что не следует просверливать те, качество которых совершенно, — нужно только концы их заключить в головки из золота. Поэтому они предпочитают делать из них килиндры[324], а не геммы, так как их самым привлекательным качеством считают длину. (79) По мнению некоторых, они с самого начала бывают с многими углами, и просверленные становятся более приятными, потому что удалена сердцевина белизны и добавлено отражение золота или вообще толщина доведена до прозрачности. Недостатки у них, помимо уже указанных, почти те же, что у смарагдов, и кроме того — птеригии[325]. Считают, что в нашей части мира их иногда находят около Понта. Инды придумали подделывать вообще и другие геммы, окрашивая хрусталь, а в особенности — бериллы.
(80–84 — опалы)
(VI) (80) Очень мало и в то же время очень намного отличаются от них опалы, уступая только смарагдам. И их мать — одна только Индия. Поскольку в них сочетаются прославленные качества драгоценнейших гемм, это создает особенное затруднение для описания. Есть в них огонь карбункула, более тонкий, есть сверкающий пурпур аметиста, есть зеленеющее море смарагда — и все это в равной мере светится в невероятном сочетании. (81) Одни сравнивают их самое яркое сверкание с армянским цветом красок[326], другие — с пламенем пылающей серы или огня, разгоревшегося от оливкового масла. Величиной они с абелльский орех. Знаменита даже одна история у нас, поскольку и до наших дней сохранилась гемма этого рода, из-за которой Антонием был проскрибирован сенатор Ноний, сын того Струмы Нония, по поводу которого поэт Катулл пришел в негодование, увидя его в курульном кресле, и дед Сервилия Нониана, которого мы видели консулом. Проскрибированный, он бежал, захватив с собой из всего своего состояния только это кольцо. (82) Известно, что оно тогда было оценено в два миллиона сестерциев. Поразительна дикость и страсть к роскоши Антония, который проскрибировал из-за геммы, но не менее поразительно упрямство Нония, который был привязан к тому, из-за чего был проскрибирован, — а ведь считают, что даже дикие звери спасаются, отгрызая ту часть своего тела, из-за которой они
