Перерождение темного архимага IV. Повелитель тьмы - Amazerak
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это плохо. Без компромиссов в нашей жизни никак.
— А о чём я предупреждал вас? Не такой он человек. Но я уговорил Калакуцкого пообщаться с вами лично. Так что у вас будет шанс его убедит, хотя боюсь… смысла в этом немного.
— Это мы ещё посмотрим. Где и когда встреча?
— Видеоконференция завтра в десять утра. Я тоже буду присутствовать.
— Мы втроём?
— Да, втроём.
— Хорошо, благодарю.
Калакуцкий отказывался от компромисса. Ещё один горделивый, упёртый, как баран, аристократ. Я, конечно, поговорю с ним завтра, попытаюсь убедить, но, что-то подсказывает, шансов мало.
На следующее утро после завтрака я нарядился в свой тёмной-синий мундир, чтобы противник понимал, с кем дело имеет, и в назначенное время мы связались с Эдуардом. Вскоре к нашей видеоконференции присоединился Калакуцкий.
К двум окошкам на экране моего компьютера добавилось третье, откуда на меня смотрел барнаульский губернатор.
Глава 16
Лицо генерал-губернатора Калакуцкого было довольно запоминающимся. Глаза с большими веками, узкий подбородок, покрытый аккуратно подстриженной растительностью, зачёсанные назад волосы. Князь вид имел не слишком суровый и грозный, но взгляд сразу выдавал непримиримый характер этого человека. Жаль, через экран сила не чувствовалась, и я не мог понять, какой у него ранг.
— Итак, Алексей Озёров собственной персоной, — Калакуцкий сложил перед собой руки «домиком» и, не отрываясь, смотрел на экран.
— Да, господин Калакуцкий, наконец, вы увидели того, кого пытались убить, — ответил я с долей сарказма. — Простите, не мог погибнуть, не познакомившись с вами лично.
— Эдуард Анатольевич уговорил меня созвониться с вами. Он утверждает, у вас есть что-то важное для меня. Так вот, я готов выслушать. Говорите, господин Озёров.
Ледяной тон Калакуцкого звучал надменно. Князь тем самым словно пытался показать мне моё место. Я же, как обычно, хранил невозмутимость:
Ладно. Мне передали ваши условия: вернуть долю компании «Золотой путь», компенсировать гибель ваших людей и принести извинения. Так?
— Абсолютно верно.
— Очень хорошо. Но я не вижу своей вины в том, что произошло. Вы пытались меня убить, вы фактически совершили преступление, и я должен платить? Поэтому ваши условия считаю несправедливыми.
— Тогда что по-вашему совершили Любецкие сорок семь лет назад, когда отняли половину компании у одного из наших князей? И что совершаете вы, покрывая их гнусный поступок? — парировал Калакуцкий.
— К тому, что произошло сорок семь лет назад, я не причастен…
— Ещё бы, вас тогда и на свете не было.
— Прошу не перебивать. К тем событиям я непричастен. Но доля компании перешла к Любецким в соответствии с договором. Он есть, подписи обеих сторон там стоят, значит, Любецкие имеют все законные основания распоряжаться долей предприятия, и я, как совладелец группы компаний «Первосибирск-23», — тоже. Почему меня должно волновать, что случилось пятьдесят лет назад?
— Договор? Когда нож держат у горла — это не договор.
— Но пятьдесят лет об этом никто не вспоминал. Поэтому ваши слова ничего не меняют. Договор есть, юридическую силу он имеет, а это значит, господин Елагин пытался совершить противоправное действие. Я всего лишь уговорил его одуматься.
— И забрали ещё часть компании.
— Он даровал мне небольшую долю в качестве компенсации.
Пока я не излагал свои условия. Вначале следовало обозначить позиции, с которых будем двигаться навстречу друг другу. Я собирался делать это постепенно, но следующей фразой Калакуцкий разрушил все мои планы:
— Довольно. Эти оправдания я слышал от господин Третьякова вчера. Вы скажете что-то новое, или я напрасно трачу время?
— Мои условия, полагаю, господин Третьяков тоже озвучил? Я готов вернуть Елагиным свою долю, но…
— Господин Третьяков озвучил, — опять перебил меня Калакуцкий. — Можете не повторяться.
Похоже, барнаульский губернатор всерьёз меня не воспринимал. Даже синий гвардейский мундир не подействовал. С таким человеком вести переговоры, и правда, проблематично. Он являлся полной противоположностью Эдуарда Третьякова. Тот со всеми пытался договориться, всех старался примирить (хотя и подсылал потом убийц), а этот субъект был совершенно негибким.
Такое поведение поставило меня в тупик. Дипломат я был так себе: для истребления тёмных красноречие не требовалось.
— Хорошо, я не буду повторяться, — не собираясь сдаваться, я на ходу пытался обдумывать новую тактику. — Значит, вы отвергаете мои условия?
— Мои требования вы слышали.
— Меня они не устраивают.
— Это меня не волнует.
— А должно было бы. Вы понимаете, к чему мы придём? Война между губерниями. Во-первых, прольётся кровь, погибнут многие владеющие. И ради чего? Во-вторых, наша стычка привлечёт внимание императора. Вы уверены, что хотите этого?
— Пытаетесь запугать меня? Можете молоть языком, сколько вздумается. Если император и соизволит обратить внимание на то, что здесь творится, вам же первым не поздоровится.
— Вы слишком самоуверенны.
— Этот бесполезный разговор только отнимает моё время. У вас есть, что ещё мне сообщить, господин Озёров?
Я сохранял видимое спокойствие, а мозг мой в это время судорожно работал, пытаясь найти решение проблемы. Оно пришло спонтанно, и я тут же озвучил его:
— Да, есть. Хотите решить разногласия силой? Будь по-вашему. Выставьте вашего самого сильного владеющего, я выйду против него, и мы посмотрим, на чьей стороне правда. Побеждает ваш человек — мы с Любецкими отдаём вам «Золотой путь», побеждаю я — вы отказываетесь от любых претензий.
Мне удалось заставить Калакуцкого задуматься, вот только я сам моментально усомнился в своём решении. Что, если владеющий, которого выставят барнаульцы, окажется сильнее меня? Найти такого будет трудно, но вдруг у них получится?
— Какой ваш ранг, господин Озёров? — спросил Калакуцкий после недолгой паузы.
— Великий мастер второй ступени.
— Я подумаю над вашим предложением. Как решу, свяжусь с господином Третьяковым. Есть ещё предложения, вопросы?
— У меня нет. Если только у господина Третьякова.
— Я тоже вопросов больше не имею, — сказал Эдуард Анатольевич. — Мне ваша позиция, господин Калакуцкий, ясна. И всё равно считаю, надо искать компромисс.
— Тогда до свидания, господа, — Калакуцкий никак не отреагировал на фразу Третьякова.
Его лицо исчезло с экрана.
— Видите, бессмысленно с ним разговаривать, — разочарованно произнёс Третьяков. — Но… Алексей Михайлович, что это было? Я не понимаю, зачем? Вы всерьёз собрались сражаться с самым сильным владеющим Барнаула?
— Посмотрим. Вы
