Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - Гарольд Шехтер

– Не знаете ли вы, была ли мисс Болтон знакома с дагеротипистом Баллингером?

Он видимо вздрогнул и посмотрел на меня с нескрываемым удивлением.

– Как, черт возьми, вы это узнали? – воскликнул он.

– Что узнал?

Вместо ответа пожилой джентльмен встал и подошел к камину. На каминной полке стояло несколько безделушек: маленькая бронзовая статуэтка индийской девушки, небольшой мраморный бюст Джорджа Вашингтона, фарфоровая вазочка, украшенная большой государственной печатью Соединенных Штатов, и – теперь я его заметил – футляр для дагеротипов. Сняв футляр с полки, мистер Мэй вернулся к дивану и дал его мне.

Еще не приняв его из рук мистера Мэя, я уже не сомневался, что мне предстоит увидеть. Беглого взгляда было достаточно, чтобы подтвердить мои предположения.

На фотографии была изображена мертвая Эльзи Болтон. Она была в белом полотняном халате, голова покоилась на подушке, руки сложены на груди, а красивое лицо хранило безмятежность.

– Дагеротип сделал именно мистер Баллингер, – сказал мистер Мэй.

Меня охватила дрожь, которую невозможно было унять. Ведь то была осязаемая улика, подтверждавшая связь между Баллингером и доктором Мак-Кензи: дагеротип, сделанный одним с мертвого тела той, что через несколько дней после похорон окончила в лаборатории для вскрытия другого!

– Портрет был сделан по вашей просьбе? – спросил я.

– О Боже, нет, – ответил мистер Мэй. – Это была его идея.

– Значит, вы сами, знакомы с мистером Баллингером?

– Ни в коей мере, – ответил мистер Мэй. – Он появился здесь однажды днем, как гром среди ясного неба. Тогда я впервые его и увидел. Он сказал, что прочитал про убийство в газетах и хочет что-нибудь сделать для семьи. Предложил бесплатно сделать фотографию Эльзи на память. Я не придал этому особого значения, даже подумал, что София сможет хоть немного утешиться, если у нее будет памятная фотография девушки.

– Когда точно это произошло?

– Через день-другой после убийства. Как раз когда вы с девочками уехали в Конкорд.

– Понятно, – сказал я, продолжая разглядывать дагеротип. – Могу ли я узнать, где была сделана фотография?

– Наверху, в спальне. Там, где положили Эльзи. Но скажите правду, По, к чему все эти расспросы?

– Вынужден просить у вас прощения, мистер Мэй, – сказал я. – В данный момент я не вправе разглашать причину своего дознания. Достаточно сказать, что мой интерес к дагеротиписту вызван чрезвычайно важным делом, связанным с лечением моей жены.

– Еще одна из ваших загадок, мистер По? – со вздохом произнес пожилой джентльмен.

Вернув футляр с дагеротипом мистеру Мэю, я встал, собираясь идти.

– Если вы так интересуетесь этим Баллингером, почему бы вам не навестить его в мастерской? – спросил мистер Мэй. – Кажется, она где-то неподалеку.

– Да, я знаю, – ответил я. – Мы с женой были у него совсем недавно, в то самое утро, когда уби…

В это мгновение ускользающая мысль, о которой я говорил выше, внезапно ярко вспыхнула в мозгу, ошеломив настолько, что я неожиданно умолк. Собственно говоря, я бы даже не назвал это мыслью. Скорей это был образ – одно из тех ярких, живых воспоминаний, которые так ясно предстают внутреннему взору, словно прошлое свершается сейчас, у меня перед глазами.

Я увидел, как мы с Сестричкой терпеливо ожидаем в мастерской мистера Баллингера его возвращения. Я увидел, как он вошел и представился. Я увидел, как он смотрит на свои карманные часы, которые остановились несколько минут назад. Я увидел, как он перебирает пальцами цепочку, нахмуренно смотрит вниз, а затем, что-то проворчав, снова кладет часы в жилетный карман, так и не заведя их.

Тогда я не придал его действиям никакого значения. Теперь их смысл стал мне совершенно ясен. Он не завел часы по очень простой причине.

Ключа на цепочке не было!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Пока я шел обратно, к дому миссис Рэндалл, в мыслях моих царило полное смятение. Они были столь запутанны, столь хаотичны, и я прилагал такие усилия, чтобы привести их в связный вид, что совершенно забыл об окружающих. Идя по деловито оживленным улицам, я лишь смутно сознавал, что движусь сквозь какой-то плотный и непрерывный людской поток. Так продолжалось до тех пор, пока я, ничего не различая, не столкнулся с пожилой дамой, выбив палочку из ее рук и едва не опрокинув ее саму; моментально сердитые крики прохожих – «Гляди, куда идешь!» и «Увалень чертов!» – вернули меня на землю.

Пробормотав какое-то извинение, я нагнулся, чтобы подобрать тросточку старой леди, и, с извинениями вернув ее хозяйке, двинулся дальше, мгновенно вновь погрузившись в догадки.

Ничто из того, что мне до сих пор удалось узнать о Герберте Баллингере, не могло служить окончательным доказательством его преступного поведения. Однако сведенные вместе, пусть скудные, но определенные результаты моего расследования недвусмысленно указывали на дагеротиписта как на человека, которого я искал.

Последний, насколько я знал, был сообщником доктора Мак-Кензи, с которым его познакомил убийца Гораций Райе. Помимо прочих услуг, которые он оказывал анатому, подозреваемый был человеком, чья профессия открывала ему доступ к свежим телам, позволяя ему оценивать, насколько они подходят в качестве потенциальных объектов вскрытия. Одно из этих тел, как я обнаружил к своему немалому потрясению, принадлежало убитой служанке Мэев – Эльзи Болтон.

Судя по всем признакам, дагеротипист идеально подходил на эту кандидатуру. Учитывая находку – двойной портрет, обнаруженный мной среди вещей Горация Раиса, я знал, что Баллингер был знаком и, вероятно, даже близок с Райсом. Как человек, делавший посмертные фотографии, он мог абсолютно беспрепятственно отбирать наиболее желательные анатомические образцы. А из разговора с мистером Мэем я узнал, что Баллингер делал посмертный портрет Эльзи Болтон накануне похорон.

Чего ради дагеротипист помогал доктору Мак-Кензи в его безнравственном деле? Самоочевидное объяснение – денежная выгода – в данном случае не годилось. Веками деньги служили движущей силой торговли человеческими трупами. Так, например, доктор Роберт Нокс из Эдинбурга платил в качестве вознаграждения по семь фунтов десять шиллингов за каждый труп, который доставляли ему знаменитые «похитители тел» Берк и Хэр, – царская награда для этой одиозной парочки, существовавшей на грани нищеты. Однако Герберт Баллингер вовсе не был опустившимся нищим. Напротив, он был чрезвычайно преуспевающим бизнесменом, среди клиентов которого числились представители бостонской касты избранных. Предполагая, что Баллингер действительно являлся сообщником Мак-Кензи, я не сомневался, что, помимо чисто финансовых соображений, им движут какие-то иные мотивы.

Однако в данный момент меня волновали вовсе не побуждения дагеротиписта. Скорее, это была ошеломляющая мысль, что именно он – владелец загадочного ключика, найденного маленькой Мэй. Допустим, я был прав, но как тогда этот предмет мог оказаться под ванной, где было совершено убийство? Да, как я только что узнал от мистера Мэя, Баллингер довольно долго оставался в спальне, делая портрет мертвой Эльзи Болтон. Но это случилось после отъезда сестер Элкотт. Если ключ и в самом деле принадлежал дагеротиписту, оставалось только одно логически неопровержимое объяснение, каким бы шокирующим оно ни казалось.

Эльзи Болтон убил Баллингер! Ключ свалился с цепочки во время борьбы, возможно, когда жертва неистово била ногами, стараясь освободиться от смертельной хватки убийцы. Затем, обнаружив, что ключ пропал, Баллингер задумал вернуться к Мэям, чтобы забрать его, под благовидным предлогом – сделать посмертную фотографию мисс Болтон. Однако к тому времени предательский ключ уже унесла маленькая Элкотт.

Я практически не сомневался, что Баллингер помогал доктору Мак-Кензи добывать трупы для вскрытия. Не требовалось особо богатого воображения, чтобы представить, что один из этих трупов мог быть делом его рук. В конце концов, Берк и Хэр сами делали буквально то же, отправив на тот свет более дюжины жертв, чьи тела затем продавали не задававшему лишних вопросов доктору Ноксу. Если дагеротипист и занимал общественное положение, совершенно отличное от Берка и Хэра, то, возможно, его роднило с этой гнусной парочкой другое – желание совершить убийство, чтобы доставить своему соучастнику свежий анатомический образец.

Я понимал, что все это чистой воды умствования. Многие вопросы остались без ответов. Помимо прочего, я терялся в догадках, почему – если моя теория верна – Баллингер выбрал жертвой именно Эльзи Болтон? Из утверждений мистера Мэя следовало, что дагеротипист ничего не знал о девушке до ее смерти. Но, разумеется, они могли быть связаны и до этого, а старый джентльмен об этом и не подозревал.

В любом случае я чувствовал, что решимость моя растет с каждой минутой. Нехитрый, на первый взгляд, случай с похищением драгоценных препаратов доктора Фаррагута приобретал гораздо более зловещий оттенок – оттенок мрачного заговора, включающего ограбление могил, осквернение мертвых тел и совершение хладнокровного убийства!