Святой самозванец - Дж. Лэнкфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня смешанная кровь!
— Да? Ну, и у меня тоже.
Луис фыркнул.
— Я понимаю, почему существует конфликт между мексиканскими американцами и афроамериканцами.
— Неужели? — ответила Мэгги. — Никто мне об этом не сказал. Люди есть люди. Если подумать, какие бы проблемы ни были у вас связаны с Мексикой, у меня, возможно, похожие проблемы связаны с Африкой. — Она попыталась улыбнуться. — Может быть, мы это обсудим?
— Mujer estupida![73] Отдай мне ребенка, — сказал Луис, целясь кинжалом в ее сердце, словно собирался вырезать его.
Мэгги крепче прижала к себе Питера.
— Зачем? — закричала она. — Зачем, зачем, зачем?
Он криво усмехнулся
— Это для реконкисты, если хочешь знать. Давай сюда ребенка!
— Для рекон… что? Ты раньше был здесь дворецким. Что происходит?
Луис дрожал, бормотал слова, которых она не понимала. Он быстро шагнул к ней, сунул руку под Питера и ударил ее рукояткой кинжала. Мэгги почувствовала, как висок пронзила боль, в глазах вспыхнул белый свет, но она не упала — только зашаталась и крепче сжала Питера, который вопил от страха.
Луис приставил кинжал к ее горлу.
— Отдай его мне, или я лишу тебя жизни! Я не позволю одному человеку помешать спасти мой народ!
— Спасти твой народ? — ахнула Мэгги. — Тогда давай, сделай это. Я больше не вынесу. Бог не предназначил меня в матери, это ясно как день. Я больше не буду спорить с Богом, и не стану от тебя убегать!
Луис поднял брови и приставил острие к горлу Питера.
Рыдая, Мэгги закричала:
— Когда убьешь его, убей меня тоже. Я не могу еще раз пережить потерю ребенка. Убей нас обоих одновременно. Давай, сделай это!
— Ты смеешь считать себя мадонной? — заорал Луис. — Ты не мадонна! Ты просто еще одна шлюха!
Он протянул руку и рванул мягкое белое платье Мэгги, сдирая его с ее тела. Она цеплялась за Питера, пока Луис срывал с нее платье, пока она не осталась в одной белой комбинации, надетой поверх белого поддерживающего лифчика и белых трусиков, доходящих до талии.
Луис попятился и разразился хохотом, держа в руке кинжал.
Он порочен или безумен? Мэгги в отчаянии подняла глаза к потолку и начала молиться:
— Боже, это я, Мэгги. Ты меня слышишь?
Луис рассмеялся еще громче.
— Услышь меня в час моей беды. Это твоя служанка, Мэгги Даффи, и мне нужна твоя помощь. Я прошу тебя…
— Замолчи! — завопил Луис.
— Я ищу…
— Тихо, я сказал!
— Я стучусь в твою дверь. Я прошу тебя спасти Питера, моего сына. Второй ли он Иисус, или нет, он просто маленький мальчик.
— Ты заткнешься или нет?
— Я верю в тебя. Всегда верила. Даже в этот момент я чувствую тебя в своем сердце.
Луис презрительно усмехнулся.
— Я тебе скажу, кто ты такая, сеньора Даффи. Ты — глу-у-упая женщина! Ты носишь глупое белье! И еще, сеньора, ты очень, очень уродлива, тебе это известно? Наверное, никто этого тебе не говорил, чтобы не задеть твои чувства.
— Боже, это Мэгги Даффи. Я прошу, я умоляю, я взываю к тебе. Сдвинь ради меня гору, скорее!
Луис хихикнул.
— Наверное, ты самая глупая женщина из всех, кого я знаю. Ты сама виновата во всем. Как ты смеешь претендовать на то, чем не являешься? Твой сын просто мальчик, каких миллионы, у него нет шансов остаться в живых, не говоря уже о том, чтобы обманывать публику. Моему народу нужен твой сын. Ты его мне отдашь.
— Сдвинь гору. Прошу тебя!
Мэгги не совсем поняла, что случилось дальше, но ей показалось, что воздух наполнился запахом роз. Она оглядела комнату в поисках источника аромата, она чувствовала себя так же, как Хуан Диего на горе Тепеяк, когда Дева Мария Гваделупская сотворила для него розы.
Она услышала, как ахнул Луис. Затем комнату каким-то образом залил свет. Она увидела, как Луис уронил кинжал и упал на колени, по его лицу внезапно полились слезы. Затем он снова заговорил по-испански.
— Nuestra Seňora de Guadalupe! — воскликнул он.
Дальше происходило нечто еще более странное. Он сказал:
— Матерь Божья, я Луис, твой покорный слуга. Ты благословила меня, явившись ко мне.
Его глаза смотрели так странно, что Мэгги помахала рукой перед ними, но он не среагировал. Что бы он ни видел, это была не она.
Затем Луис низко склонился и поцеловал ее ступни.
Потрясенная, Мэгги уставилась на него широко открытыми глазами и решила, что это подходящий момент, чтобы уйти.
Она двинулась к лифту, но Луис пополз за ней на коленях, как те паломники, которых описывала Терезита. Выражение его лица было восторженным, в глазах ни горечи, ни опасности. Она нажала кнопку вызова лифта, а Луис продолжал ползти, двигаясь так, будто он ничего не весит, будто стоит на коленях в воздухе, а не на твердом полу в прихожей Брауна, продолжая свой разговор с той, за которую он ее принимал. Он говорил по-испански, поэтому она не понимала.
Он молитвенно сжал ладони, потом прикоснулся ими к ее ступням.
К счастью, лифт пришел быстрее, чем обычно, и Мэгги вошла в него. Луис пытался войти следом, но она решила, что это плохая идея. Грозным, как Мэгги надеялась, голосом, она крикнула: «Нет!» и вытянула вперед ладонь.
Луис попятился назад и уткнулся лицом в пол, подобно человеку, душа которого обрела спасение. Когда двери лифта закрылись, он поднялся и широко развел руки в стороны, со словами:
— Gracias, gracias, gracias, Seňora!
Мэгги захотелось зарыдать от его набожности, но она не стала. Ей необходимо было видеть. Вместо этого она твердила: «Благодарю тебя, благодарю тебя, благодарю тебя, Боже!»
Адамо был там, когда она спустилась в вестибюль, и там же стояли полицейские. Он их вызвал. Они сказали, что не собираются врываться в дом Луиса Монтесумы без всякой причины. Есть ли у Адамо доказательства, что женщину и ребенка удерживают там против их воли? Более того, является ли человек, сообщивший об этом предполагаемом преступлении, гражданином Америки? Где виза Адамо, паспорт, или иммиграционное удостоверение?
Именно в этот момент появилась Мэгги. Полицейские почтительно спросили, все ли с ней в порядке.
— Со мной все хорошо, — ответила она.
Ее не остановили, когда она взяла Адамо под руку. С Питером в другой руке, Мэгги вышла на улицу и, стоя на красном ковре здания, вдохнула воздух Нью-Йорка.
Она заметила, что прохожие глазеют на них, без сомнения, гадая, не появятся ли эти кадры в вечерних новостях. Они не привыкли видеть женщину в одной белой комбинации в этой части Пятой авеню.
— Подождите здесь, — сказал швейцар и пошел за «Рейнджровером» в гараж для жителей дома, куда он его поставил.
Адамо все время следил за всеми, кто приближался к ним. Вскоре подъехала машина.
Мэгги потрогала красивые усы Адамо.
— Я рада, что ты приехал за нами.
— Я люблю тебя, моя дорогая. Буду ждать того дня, когда ты тоже полюбишь меня.
Питер загукал, и Мэгги поцеловала его. Короли ее сердца умерли; да здравствует король.
Эпилог
Три года спустя на ранчо Мичоакан Франсиско вывел на прогулку свою новую ацтекскую кобылу. Он скрестил ее с призовым жеребцом с другого ранчо, и теперь у нее начались роды.
— Все в порядке, Спящая Красавица. Все в порядке, — шептал он лошади.
Из главного дома доносилась мексиканская серенада «La Feria de las Flores», «Ярмарка цветов». Оттуда вышла беременная женщина и позвала его, держась рукой за поясницу. Она была тем цветком, который он пересадил в сад своего дома.
— Франсиско, твоя мать звонит.
Его мать не приехала на их свадьбу. В семье шепотом говорили, что он женился на проститутке, на шлюхе гринго.
Женщина крикнула:
— Она говорит, что хочет быть здесь, когда родится ее первый внук. Что мне ей сказать?
Франсиско улыбнулся Корал:
— Решай сама.
Она на мгновение задумалась, потом решила не помнить зла.
— Пусть приезжает.
Франсиско кивнул.
На крыльце за спиной Корал играла их рыжеволосая дочь.
— Мама, папа, когда появится мой братик?
— Скоро, мое сокровище, — крикнул в ответ Франсиско.
Он смотрел, как Корал взяла на руки девочку. Никому не понадобился тест на ДНК, чтобы понять, кто ее отец. Когда она родилась, Франсиско три дня отказывался видеть Корал и говорить с ней. Потом вернулся и подписал свидетельство о рождении. Он сказал своим родным, что пока они не признают его жену и дочь, их не будут принимать на ранчо Мичоакан.
Франсиско смотрел, как Корал целует рыжеволосую девочку, которую они назвали Саманта Мигель, в честь обоих ее отцов.
Ватикан был в отчаянии, потеряв Эваристо, кардинала Салати, которого многие считали князем церкви. Вскоре после его ухода появилась благотворительная организация «Milagro de la Virgen», «Чудо Мадонны», однако никто не знал личности ее основателей. Во всех многочисленных местах ее размещения в США давали бесплатные уроки английского языка для иммигрантов из Латинской Америки и дорогостоящие уроки испанского языка для тех гринго, у которых хватало здравого смысла его изучать.