Сделка с совестью - Слава Доронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отряхнувшись и сплюнув под ноги, Ян подкатывается ко мне, а я опять не могу не заметить, что сейчас он держится на льду куда увереннее, чем несколько минут назад. Давно не стоял на коньках и как бы сломанной ногой не обошлось, да? Врун!
– Ты как?
Янис помогает встать, но я громко ойкаю, понимая, что все, накаталась. Ноге теперь нужен покой. Дня два, а то и все три.
Примерно так же неаккуратно я во Владивостоке упала и потом провела в кровати сутки, не вставая. Горстями закидывала в себя обезболивающее и седативное. А этот Ромео, то есть Хулио, пытался добиться моего расположения и таскал на руках до машины в полудохлом состоянии. Так же и сейчас потащит. Дежа вю, ей-богу.
– Понятно, – недовольно вздыхает Ян и, прижав меня к себе, катит к скамейкам.
Торгушку, куда мы приехали покататься на коньках, а потом перекусить в кафе, я покидаю на руках Багдасарова. Как и предсказывала. Может, его чудачества половым путем передаются, и он так из меня вскоре сделает Вангу?
Но в отличие от меня, Яну не до шуток. Багдасаров дико напряжен. Мне тоже дискомфортно от болей в ноге. И немного жаль того парня, которому, по сути, досталось ни за что. Игнасас его от души приложил.
– Не стоило бить человека, тем более в лицо, за то, что я сама на него наехала. Можно было сначала поговорить. Зачем же сразу махать кулаками? – Я специально добавляю строгости в тон, зная, как Яниса это разозлит.
Но Игнасас не реагирует на мои слова. Молча ставит меня на ноги у машины.
– Пройдись, – сухо просит он, прищурив глаза.
Делаю пару шагов, морщусь от боли и отрицательно качаю головой, хватаясь за опору, чтобы не упасть. Больно. До конца дня я теперь одноножка.
– Сука! – рявкает Багдасаров и с силой ударяет кулаком по капоту машины. – Я бы прямо сейчас вернулся и добавил этому козлу сотряса. А потом ноги переломал и ни капли не раскаивался в этом. Он бы пожизненно на костылях скакал, тварь. Когда ты плашмя упала на лед на моих глазах, я готов был из него душу вытряхнуть, а ты говоришь: не нужно было разбивать никому лицо? Скажи спасибо, что он домой живым сегодня вернется. И даже сможет улыбаться, а не из трубочки пить еду.
Я перевожу глаза на разбитые костяшки Яна и недовольно поджимаю губы. Впервые за меня кто-то заступается и при этом говорит такие слова. Но почему-то все равно не особо приятно. Да и картинки, как Хулио впечатывает кулак в лицо незнакомого мужчины, тоже не скоро забудутся.
– Мне не понравилось, что ты избил сейчас человека. Он напишет заявление о побоях, и у тебя могут быть проблемы. Ты об этом не подумал?
– А мне не понравилось, что тебя оттолкнули и причинили боль. Садись в машину, поедем в травмпункт.
– Это лишнее. Со мной ничего серьезного…
– Ага, верю, – обрывает меня Ян и указывает глазами на сиденье, открыв дверцу.
В итоге он все равно делает по-своему и везет меня к знакомому врачу в одну из клиник, где проводят осмотр и назначают постельный режим на несколько дней. По мне, это обыкновенная перестраховка. Отлично знаю свой организм, как и то, что в жизни случались травмы и падения куда серьезнее и сложнее, чем сегодняшнее. Но спорить не хочу. Не хватало, чтобы и мне сейчас прилетело от Яна «приятностей». Пусть перебесится, а я промолчу.
Здание клиники, как и торгушку, я покидаю на руках Багдасарова. Он усаживает меня на сиденье и сам садится за руль. Мы едем к нему домой, и настроение у обоих средней паршивости. Я наблюдаю, как Ян ведет машину. Очень аккуратно, внимательно, все время контролируя обстановку. В прошлые разы было иначе, а сейчас он крайне сосредоточен и раздражен. Может, какой-нибудь из кодексов перелопачивает в своей черепушке или другую информацию. Чтобы отвлечься от того, что произошло. Ладно. Пересилив себя и наступающую после введенных препаратов сонливость , я первой нарушаю молчание:
– Никогда не думал податься в хоккей? – спрашиваю, касаясь пальцем сбитых костяшек на его правой руке.
– Нет, – коротко летит мне в ответ.
Впервые чувствую себя с ним так… подавленно. Ненавижу зависеть от чьих-то эмоций и настроения. Это первый звоночек к тому, что человек тебе симпатичен. И довольно сильно, если начинаешь задумываться о его дискомфорте, блокируя свой.
– Зря. Отчасти тот же бокс. Кому-то въехал со всей дури клюшкой, но всего пару минут за это дают. Подумай.
Ян начинает улыбаться, но в мою сторону даже не смотрит, а меня еще сильнее царапает изнутри. Всё? Недельку над тобой поработали усердно, Алёна, и ты уже врата в рай опять готова распахнуть, да? А как же гордость и здравый смысл? Но надо сказать, что работали надо мной утонченно, изысканно, отдавая всего себя, и при этом смотрели такими глазами, что я теперь почему-то все время ассоциирую себя с той девочкой, в которую Ян когда-то был влюблен, а она ему потом призналась в своих симпатиях. Аж в солнечном сплетении покалывает от того, как Хулио порой хрипло просит: «Еще громче, цветочек… Еще…»
– Алён, врач сказал, что ноге нужен покой. Как минимум три дня. На плече синяк размером с две шайбы. Завтра с постели не встанешь и все тело будет ломить. Ты сильно приложилась о лед. Я видел, даже не смей это отрицать. А у меня командировка, не поехать не могу. И ты мне еще пытаешься мозги вправить, как я нехорошо поступил, накостыляв этому мудиле? Давай просто помолчим, если не хочешь попасть под раздачу. – Ян шумно вздыхает.
Я залипаю, разглядывая его сосредоточенное и недовольное лицо.
– Ян… – грустно улыбаюсь. – Я правда тебе так нравлюсь или ты давно искал, кому врезать, и нашел веский повод? Может, в хоккей, а? Тебе понравится.
Плохи дела. Снова испытываю смешанные чувства, когда брови Яна сдвигаются к переносице и он поворачивается, награждая меня укоризненным взглядом. Опять злится. Ну вот какое мне до этого дело? В моем представлении у нас все должно было быть просто: он мне помогает, я плачу натурой. Каждый остается довольным и спустя время идет своей дорогой. Зачем Ян притащил
