Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подумав о шраме на голове, Арина вспомнила Кодана. После Нового года они так и не встречались. Как там он?
— И что Марина нашла в библиотеке? — нетерпеливо спросил Давыд, видя, что Арина ушла в свои мысли
— Тут схемы какие-то, ничего не понимаю, — ответила она, протягивая блокнот.
Шорин внезапно заинтересовался. Он задумчиво вглядывался в схему, крутил руками, проводил пальцем вдоль своего тела, хмыкал «Ага, понятно» и «Нет, так не пойдет».
Наконец он поднял голову и пристально посмотрел на Арину.
— Ты понимаешь, что твоя подруга нашла простой и эффективный способ снимать проклятья?
— Наверное. Но ты же понимаешь, я не спец. Может, нашла, а может — просто что-то нафантазировала себе. Она вот говорила, что все детские игры — они про Особых. И «колечко», и «пятнашки», и «казаки-разбойники»…
— Надо об этом подумать… Но ты вообще поняла, что я только что сказал? Давай попробуем. Не получится — значит, не получится. А вот если все выйдет…
— То ты выполнишь свое ноябрьское обещание.
— Прекрати ты. Ну стыдно мне, стыдно — тебе достаточно? Ну давай попробуем!
— Не смей.
— Не вижу причин твоего отказа.
— Ну, понимаешь, если вдруг получится… Назад дороги уже не будет. А я не хочу детей.
— Мне казалось, они довольно забавные…
— Да, возможно. Но во-первых, мне уже очень много лет. Во-вторых, я не умею все это. А в-третьих, не с моей работой. Вот я сегодня закончила в одиннадцать вечера. Точнее, прекратила. Завтра с семи утра буду опять по уши в отчетах.
— Между прочим, Таборовская, по слухам, отсутствует именно по этой причине.
— Поэтому я сижу тут до одиннадцати. Я своим коллегам такого не желаю. В общем, разговор окончен. Ищи себе другую подопытную. Или сам можешь кого-нибудь проклясть в экспериментальных целях.
Шорин посмотрел на нее недоуменно и молча ушел.
Арина сама не понимала, почему она так грубо обошлась с Давыдом. Да, она привыкла жить с проклятием. Опять же, радовало, что не нужно каждый месяц возиться с заскорузлыми тряпками. Но все-таки. Если быть совсем уж честной — она иногда представляла себе, как держит в руках кого-то маленького, беззащитного, живого… Но такое возможно, только если войны больше не будет. Еще лет сто. А иначе как своими руками отпустить такого живого, такого своего? Каждый день, с младенчества, учить, как выжить в войне. Чтобы был шанс дождаться обратно. Живого.
Или… «Или как я» — подумала Арина, — «Или… как Давыд?».
Давыд — он же… Не совсем живой? Арина удивленно поняла, что так, наверное, и есть — хоть Давыд и не жил на краешке казенного дивана, не питался сомнительного вида бурдой из местной столовой, ходил на танцы и в кино — все равно было заметно, что большую часть себя он оставил где-то еще. Ну как с отрезанной конечностью — как бы ловко ни был бы сделан протез, от живой руки или ноги его легко отличить.
Подумав о смерти и мертвых, Арина отругала себя, что земля уже давно прогрелась, а она еще ни разу не была на кладбище.
Следующий день, по идее, должен был быть выходным, так что Арина обещала себе закончить все дела до обеда — и пойти навестить покойных.
Даже кладбище весной выглядело как-то радостно. Юная, невероятно яркая трава пробивалась везде, а где-то уже и мать-и-мачеха показалась.
«А я милого узнаю по походке», — тихонько напевал Михал, собирая граблями мусор с дорожек.
Арина улыбнулась — Михал выглядел трезвым. Хорошо, что без привычной «трудотерапии» на кладбище не запил по-новой.
Арина шла по кладбищу, автоматически напевая прилипчивую песенку про милого в панаме.
А вот человек, шедший Арине навстречу, кажется, трезв не был. Он шагал неуверенно, как будто бы сомневался в собственных ногах. Может, протезы?
Но человек приблизился, и Арина узнала в нем Кирилла Константиновича. Подхватил ревматизм? Травмировал ногу?
А еще при каждом шаге он засовывал руку в карман, что-то оттуда доставал и тут же отправлял в рот, наверное, семечки.
Заметив ее, Кодан приветственно приподнял шляпу и тут же снова полез в карман. Нет, не семечки. Небольшой кусок хлеба. Он поймал ее взгляд и развел руками:
— Постоянно тянет есть.
— Наголодались в войну? - посочувствовала Арина.
— Да нет, вроде, всегда хорошо питался, — он говорил с усилием, подбирая слова, — мое орудие труда — мозг, а потому обязано быть в хорошей форме.
— Вы ведь, кажется, оставались в городе во время оккупации?
Кодан никогда не говорил о себе прямо. «В масштабах истории моя личность неинтересна», — отшучивался он, когда Арина пыталась расспрашивать. Но что-то она узнала. Кирилл Константинович преподавал историю в одном из левантийских вузов. Когда вуз спешно эвакуировали, Кодан по каким-то причинам уехать не успел и остался в оккупированном городе. Как он выжил, чем занимался — этого Арина не знала. Но хорошо, что не голодал.
— Умный человек всегда найдет себе занятие, — тихо сказал он.
— Кирилл Константинович! Вы в порядке? — сегодня Кодан тревожил Арину.
— Благодарю за заботу. Вполне благополучен.
— Вы качаетесь и говорите странно…
— Ах да, болел зимой, видимо, еще не отошел. Позвольте вас покинуть, — он снова прикоснулся к полям шляпы и неуверенно пошел к выходу.
Арина растерянно проводила его взглядом.
— Глянь, Моня, никак, твоя знакомая, — Шорин кивнул головой, указывая подбородком на труп.
— Ох, похоже, что она, — вздохнул Моня. — Думал, она у себя в швейной артели к нормальной жизни вернется…
— Ну-ка расскажи, — попросила Арина.
Познакомились они в марте 1946-го, незадолго до возвращения Арины в Левантию. Моня зашел в магазин за хлебом и угодил в безобразную свару.
Продавщица громким криком требовала милицию, двое хмурых мужчин били кого-то в углу.
— Я милиция, — Моня достал удостоверение и подался вперед. — Что у вас тут происходит?
Все оказалось скучно и банально: девушка украла хлеб с прилавка. Моню поразило, что пока два мужика пинали ее ногами, она смотрела стеклянными глазами — и откусывала кусок за куском.
— Извините девушку. Она меня не дождалась. Я отбежал за деньгами и карточками, а она не выдержала. Вот, пожалуйста, получите, — Моня радовался, что прикреплен именно к этому магазину и может помочь.
— Пойдем, дорогая, — обратился он
