Каждый сам себе дурак - Кирилл Туровский

Я развернулся, что-то хлебанул, для полного комплекта зачерпнул порцию видений и не мешкая более смачно хлопнул в рожу Гнидину, а потом и еще кому-то. Этот кто-то отлетел в одну сторону, а художничек плюхнулся на незнакомую девку, которая не придумала ничего лучшего, как оторвавшись от спиртных напитков, тут же раззявить на весь бар свою хлеборезку. Потом, ясно, и меня хлопнули. Я тоже брякнулся.

Все смешалось.

Понятно, все это уже было мне ни к чему. Что-то в голове прояснилось и подсказало: «Сваливать!» И я шементом вылетел из бара, а чуть позже ощутил себя отпозиционированным на Никитской. А уж там побрел. Глядя на звезды, к мерцающим вдалеке огням.

Однако далеко мне уйти не удалось. Это легаши обозначились и поскорей скрутили меня в плане добычи денежной. Доков у меня никаких не было, ни паспорта, ни международных прав. Поэтому я ткнул им единственное, что у меня было из документов. То есть приглашение на конгресс.

Им это очень понравилось, и пока они меня обыскивали, все смеялись. А меня переклинило:

— Подгоняйте машины! Вызывайте подкрепление! ФСБ! СОБР! ОМОН! Их там очень много! Сбросьте бомбу! Убейте их всех!

Вот как я декламировал. Видимо, они приняли слитую мной информацию к сведению, благо с извинениями отпустили.

И я уныло потащился домой. Вокруг уныло колыхались здания… огни… тачки… айсберги… Где-то далеко неслись породистые лошади… вокруг — большие собаки…

Лошади били копытами.

Собаки выли на Луну.

А город смеялся…

16

Теперь люди мельтешат передо мной один за другим. А я совершенно не меняюсь. Они появляются неожиданно, лезут со своими прогонами, вываливают на меня порции своей прошлой жизни и исчезают в поисках жизни будущей. Многие из тех, кого я когда-либо знал, закручиваются передо мной во временном калейдоскопе. Все их истории, проблемы, горе, обманы и надежды на будущее оседают на стенах моей квартиры и на мозгах. Ну и пусть. Живые исчезнувшие во времени — они как привидения.

Они исчезают, и вслед за ними тянутся ошметки их жизни. За далекий горизонт, на Север и Юг, Запад и Восток.

Приехал Олег со своей молдаванкой Нелей. Ну, тот самый Олег, который успел из банка сдернуться в Западном Городе, когда я от лени тоже с чеками на прием не покамал.

Я даже не удивился. Просто открыл дверь и запустил их в квартиру. Они сделали вид, что обрадовались. Они на одну ночь, чисто крышак подобрести, а там дальше на юг. В Крым.

— У тебя все нормально? — спросил Олег настороженно, как будто зная, что все не очень в порядке.

Соврал, что нормалек. Сели на кухне. Дал им жратвы. Они набросились так, как будто десять дней голодали, нищенствовали по полной.

Пока они жадно закидывали еду, все рассказывали. Типа едут завтра, там их ждут будущее, счастье и все такое. Я, конечно, ни черта не догнал, на фига они на юг сматываются. А они стали врать, мол, достало все, и теперь самое спасительное для них — в Крым убраться. В Керчь. Они там халявную хату всего за несколько тысчонок грина намутили. Сколько, правда, они ни затирали, что по своей воле туда сматываются, верилось слабо. Особенно если обратить внимание на их осторожные взгляды и вкрадчивое общение.

Да мне ль не по барабану?

У него, знаю, были конкретные проблемы с монетами. Но как он Нелю уболтал? Вот тоже раззявила рот, думает, там юг, корабли, море, хохляцкие флаги и вино. Как бы не так. Хотел бы я посмотреть, как там Неля ошизеет на досугняк.

Хотя в таком возрасте все сохраняют иллюзии и максималка по «Я» прет. А затем, как известно, когда наглатываешься жизненки плотняком, уже семь раз отмеришь, прежде чем какую дурость затемяшишь. И если резанешь все-таки, то ошметки жизни хлещут во все стороны.

Подзалившись, они совершенно про меня забыли и переключились полностью друг на друга. Впрочем, меня это устраивало. Типа как послушаем.

— Любимый! Как же прекрасно мы заживем на Юге!

— Что и говорить… Чпоки-чпоки-чпоки-чмок… — отвечал Олег, сложив губы трубочкой и разве что не забрызгивая стол соплями. Сюсюкает, блин.

И стали они планы на будущее свое лучезарное строить, обещать союзнику в путешествии, как здорово будет. Уж больно они желали весь мир под себя подложить. С другой стороны, это только она искренне хлебала всю баланду.

— Ах, дорогой! Как я рада, что ты меня любишь! Я даже на картах недавно гадала, так все сходится — ты меня любишь. Как же хорошо!

— Чпоки-чпоки-чпоки-чмок! Кошкин-кошкин-кошкин! — вторил он ей сюсюкая. — Ути-пути-нау! — По Нелиным глазам было заметно, что уж от таких фраз она заводится в полсек.

— Олеженька, ты и вправду меня любишь!

— Еще как! Муркина-Фасо! Чпоки-чпоки-чпоки-чмок! Кошкин-кошкин-кошкин! Ути-пути-нау!

Я робко на них поглядывал, догоняя, что уж после таких благороднейших проявлений чувств только словами все явно не обойдется.

И верно. Тут Муркина-Фасо, Чпоки или Кошкин, уже в открытую полезла к нему и, обхватив толстый кусок его тела, соединяющий туловище с башней, решительно засунула ему в основное отверстие красный склизкий язык.

Олег, кажется, этого не ожидал. Он даже удивился. Он даже испугался ее выходки и пытался, все пытался, захлебываясь, бормотать: «Чпоки-чпоки-чпоки-чмок! Муркина-Фасо! Ути-пути-нау!». Но это ему не удалось. Он последний раз извиняющеся посмотрел на меня поверх Нелиной головы и тоже принялся вылизывать ее, чтобы доказать, как искренне и торжественно он ее любит.

Месиво шамкало и слюнявилось. Олег стал впихивать руку ей между ног с таким усердием, как будто она там прятала деньжата. Неля же в свою очередь довольно всхрюкнула, как будто ей после долгого перерыва жратвы сыпанули в корыто.

Чтоб отвлечься, я закурил и подумал, что вот именно для таких приятных моментов мы и живем. Словом, рассентиментальничался.

Наконец они нализались. И выжидательно посмотрели на меня в плане одобрения на случку как хозяина квартиры. Мы ж на кухне сидели. Ну я, добрый, согласно кивнул.

Неля выпорхнула из-за стола и полетела в ванную.

— Я скоро, дорогой!

Олег проводил ее очередным восторженным воплем:

— Любимая! Муркина-Фасо! Чпоки-чпоки-чпоки-чмок!!

И добавил уже мне:

— Сейчас, она только вымоет жопу…

Неля быстрехонько включила в ванной воду и уже напевала: «АН you need is love… пам-пам-пам-пам… All you need is love… пам-пам-пам-пам…». И видимо, мыла свои отверстия, чтоб достойно схлестнуться в любовном порыве с близким ей по духу человеком.

Настоящая любовь. Как в куртуазных романах.

— Крышка совсем сбренькалась, да, Олег? — спросил я. — Куда ты ее тащишь?

— Лишь бы подальше. Пока в Крым. Большие неприятности, если такое тебе знакомо. А чтоб смыться подальше, что нужно? Правильно — баксята. И они у Нельки есть А что там хочет эта тупая дурында, меня мало волнует.

Он выложил на стол небольшой пакетик с тремя кропаликами гашиша и встал.

— Ты идешь, дорогой? — закричала Неля уже из комнаты.

— Вот черт, блин… Да, иду, иду, любимая!

Пойду, я ему давай, чем быстрее, тем лучше. Ушел. А я кропаликами занялся.

И загрустил. С одной стороны, все одинаково. А с другой — все разное. И мир — игровой аппарат боженьки.

Спустя несколько минут из комнаты стали доноситься и крики, и вопли, и постанывания и хриплые клятвы в любви.

Я даже струхнул. Мало ли? Может, его переклинило и он решил с ней покончить? Не отходя далеко от кассы?

А вопли все продолжались. Ну и пусть. Может, действительно так будет всем лучше. Сейчас Олег ее там пришьет, и мы вместе с ним и ее денежками поедем в Крым прятаться. В конце концов тоже путешествие.

Визги доносились до меня еще минут пять. Я ждал. Вот она какая, самая настоящая любовь. Самое волшебное слияние двух сердец. Может, симфония? Или все же какофония?

Наконец все смолкло. Тишина. Ни звука.

Осторожно, ожидая нехорошего или даже совсем мрачного, я подкрался к двери в комнату и деликатно постучал. Сомнений уже не было. Сейчас я увижу забрызганные кровью стены, тела, отдельные конечности, предсмертные завещания и записки. Нет. Из-за двери мне вызывающе крикнули типа как входи.

Они были живы! Оба! Курили, сидя на кровати. Рядом валялись их грязная одежонка и белье. Ее — с красными, его — с коричневыми разводами. В воздухе резко пахло потом и чем-то влажным и мерзким.

Они были мокрые и взмыленные, с высунутыми языками, перемазанные в оставшейся после душа косметике и еще чем-то темно-коричневом. Они дышали тяжело и прерывисто. Устало, хрипя, но с бесконечно довольным видом, как будто только что спасли несчастное человечество от страшной и неминуемой гибели.

Короче, наживотнились на славу.

Из последних сил они облизали друг друга, заговорщицки улыбнулись и повалились на кровать как выпотрошенные куклы.

Я вырубил свет и брякнулся спать на диване. Все заснуть долго не мог. И тревожно прислушивался, не раздадутся ли опять вопли и призывы к спасению несчастного человечества. Но, видимо, на сегодня программа максимум была выполнена. Я только еще раз услышал: «Кошкин-кошкин-кошкин… Чпоки-чпоки-чпоки-чмок… Ути-пути-нау…».