Жангада. Школа робинзонов - Жюль Верн

На его деньги были построены сотни заводов, продукция которых экспортировалась во все части света. Богатство Кольдерупа возрастало не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Говорили, что он из тех миллиардеров, которые даже не в состоянии сосчитать свой капитал. На самом же деле Кольдеруп с точностью до одного доллара знал, чем располагает, но, в отличие от других, никогда не кичился своим богатством.

Ко времени, когда мы представили его читателям, Уильям Кольдеруп владел двумя тысячами торговых контор, учрежденных чуть ли не во всех странах мира, флотилией из пятисот кораблей, день и ночь бороздивших моря для его вящей выгоды. У него работали сорок тысяч конторских служащих, триста тысяч корреспондентов, на одни только марки и почтовые расходы он тратил не меньше миллиона в год. Короче говоря, Кольдеруп выделялся своим богатством среди всех богачей Фриско, как любовно называют американцы столицу Калифорнии.

И вот, когда присутствовавшим на аукционе стало известно, кто накинул к цене на остров Спенсер сто тысяч долларов, по залу пронесся трепет. Шуточки мгновенно прекратились. Вместо насмешек послышались восторженные возгласы, раздались даже крики «ура!». Затем воцарилась тишина. Никому не хотелось упустить ни малейших подробностей волнующей сцены, какая может разыграться, если кто-нибудь отважится вступить в борьбу с Уильямом Кольдерупом.

Но могло ли такое случиться? Нет! Стоило только взглянуть на легендарного миллиардера, чтобы убедиться — такой человек никогда не отступит от принятого решения, особенно если дело касается финансовой репутации.

Это был высокий, сильный мужчина с крупной головой, широкими плечами и массивным телом. Ни перед кем он не опускал своего решительного взгляда. Его седеющая шевелюра была такой же пышной, как и в юные годы. Прямые складки, идущие от крыльев носа, образовывали почти геометрически правильный треугольник. Усы он брил. Подстриженная на американский манер бородка с проседью, очень густая на подбородке, доходила до уголков губ и тянулась к вискам, переходя в бакенбарды. Четко очерченный с тонкими губами рот иногда обнажал ровные белые зубы, но в данную минуту он был плотно сжат. Ничего не скажешь: голова командора, готового противостоять любой буре. Разыграйся битва на повышение цены — каждое движение этого человека, каждый кивок означали бы надбавку в сто тысяч долларов.

— Миллион двести тысяч долларов! Миллион двести тысяч долларов! — выкрикивал Дин Фелпорг, и в голосе его звенело ликование дельца, почувствовавшего наконец, что старается он не напрасно.

— Есть покупатель за миллион двести тысяч долларов! — повторял за ним Джинграс.

— Теперь можно набавлять без страха, — пробормотал трактирщик Окхерст, — все равно Кольдеруп не уступит.

На него зашикали. Раз дело дошло до надбавок, нужно соблюдать тишину. Все боялись пропустить какую-нибудь захватывающую подробность. Сердца учащенно бились. Осмелится ли кто выступить против Уильяма Кольдерупа? А тот взирал на аукционистов и на толпу с таким безразличием, будто дело его не касалось. Только стоявшие рядом могли заметить, как глаза миллионщика метали искры, словом, были похожи на два пистолета, заряженных долларами и готовых выстрелить в любой момент.

— Никто не дает больше? — крикнул Дин Фелпорг.

Все молчали.

— Раз!.. Два!..

— Раз!.. Два!.. — продолжал Джинграс привычный диалог с главным аукционщиком.

— Итак, я присуждаю…

— Мы присуждаем…

— За миллион двести тысяч долларов!

— Все видели?.. Все слышали?..

— Никто потом не будет раскаиваться?

— Остров Спенсер за миллион двести тысяч долларов!

Волнение публики росло. Сдавленная грудь каждого судорожно вздымалась и опускалась. Неужели в самую последнюю минуту кто-нибудь решится вступить в схватку?

Дин Фелпорг, вытянув правую руку над столом, размахивал молотком из слоновой кости. Один удар, один-единственный удар, и остров продан. Даже во время самосуда, который именуется в Америке судом Линча, толпа не бывает более возбужденной. Молоток медленно опустился, почти коснувшись стола, поднялся снова, на несколько мгновений застыл, дрожа в воздухе, точно рапира в руке фехтовальщика, готового сделать выпад, потом быстро опустился.

— Миллион триста тысяч долларов!

Раздался единодушный возглас изумления, а вслед за ним — ликующие крики. Желающий сделать надбавку все-таки нашелся! Итак, борьба продолжается. Но кто же тот смелый герой, вступивший в поединок с самим Уильямом Кольдерупом из Сан-Франциско?

Им оказался Таскинар из Стоктона.

Таскинар был не только очень богатым, но еще и очень толстым человеком: весил около двухсот килограммов и мог сидеть на стуле, лишь сделанном на заказ. Правда, на последнем конкурсе толстяков он завоевал вторую премию, но исключительно потому, что ему не дали закончить обед, отчего произошла потеря в весе не менее пяти килограммов.

Стоктон, в котором жил этот колосс, — один из самых больших городов Калифорнии, центр, куда свозится вся продукция с рудников Юга, тогда как в соперничающем с ним Сакраменто сосредоточена вся добыча рудников Севера. Там же, в Стоктоне, производится погрузка на суда почти всего калифорнийского хлеба.

Свое огромное состояние Таскинар нажил эксплуатацией рудников и торговлей хлебом, к тому же он был азартным, притом удачливым игроком в покер, заменяющем в Соединенных Штатах рулетку. Таскинар богател с каждым часом, но особыми человеческими достоинствами не отличался, и его, не в пример Кольдерупу, никто не назвал бы здесь «почтенным коммерсантом». Однако, как бывает нередко, злословили о нем больше, чем он того заслуживал. Впрочем, слухи о том, что Таскинар по малейшему поводу готов пустить в ход «деррингер» — калифорнийский револьвер, вовсе не были преувеличенными.

Таскинар ненавидел Уильяма Кольдерупа. Он завидовал его состоянию, положению в обществе и репутации. И при этом презирал миллионщика, как только толстый может презирать тощего. Не впервые коммерсант из Стоктона пытался взять верх над богачом из Сан-Франциско, пусть даже в ущерб своей выгоде. Кольдеруп прекрасно знал о том и всякий раз при встрече выказывал пренебрежение к толстяку, чтобы вывести его из равновесия. В частности, Таскинар не мог простить своему сопернику последнего успеха, когда тот буквально разгромил толстяка на выборах. Несмотря на все усилия, угрозы и даже клевету, не говоря уже о тысячах долларов, истраченных на доверенных лиц, в Совете Сакраменто заседал не он, Таскинар, а Уильям Кольдеруп.

И вот этот неудавшийся законодатель пронюхал, что Кольдеруп задумал приобрести необитаемый остров. По правде сказать, Спенсер был ему так же не нужен, как и его противнику. Но это не имело ни малейшего значения, ибо представлялся новый случай вступить в борьбу, сразиться, а может быть, и победить. Такого случая Таскинар упустить не мог.

Теперь читателю понятно, почему он оказался в то утро в зале аукциона, в толпе любопытных, и почему медлил, выжидая, пока соперник не увеличит и без того высокую цену?

И только в тот миг, когда Уильям Кольдеруп уже считал себя обладателем острова, Таскинар выкрикнул оглушительным голосом:

— Миллион триста тысяч долларов!

Все обернулись.

— Толстяк Таскинар! — раздались голоса в толпе.

Это имя переходило из уст в уста.

Еще бы! Ведь толстяк — известная персона, какой-то математик даже доказал с помощью дифференциальных вычислений, что масса Таскинара оказывает заметное влияние на массу спутника Земли и даже значительно нарушает лунную орбиту.

Но не комплекция стоктонца интересовала сейчас собравшихся на аукционе: все были взбудоражены, пытаясь угадать, на который из двух денежных мешков стоило делать ставку. Оба соперника чертовски богаты, и победа для них — вопрос самолюбия. После первого волнения в зале снова наступила такая тишина, что можно было услышать, как паук ткет свою паутину. Тягостное молчание нарушил возглас Дина Фелпорга:

— Миллион триста тысяч долларов за остров Спенсер!

Он встал, чтобы лучше следить за игрой на повышение.

Уильям Кольдеруп повернулся в сторону Таскинара. Все расступились перед соперниками. Богач из Сан-Франциско и богач из Стоктона оказались лицом к лицу. Справедливость заставляет заметить, что ни один из них не согласился бы первым опустить глаза.

— Миллион четыреста тысяч! — сказал Кольдеруп.

— Миллион пятьсот тысяч! — произнес Таскинар.

— Миллион шестьсот тысяч долларов!..

— Миллион семьсот тысяч долларов!..

Не походило ли это на историю двух капиталистов из Глазго, поспоривших, чья заводская труба будет выше, рискуя даже навлечь катастрофу? Только в данном случае трубы состояли из золотых слитков.