От заката до рассвета (СИ) - Артемов Александр Александрович

Каурай только посмеялся такой нелепой попытке его разозлить. Он все равно и в жизни бы не притронулся к кушанью из рук смертельно обиженного на него мальчишки. Кто знает, что он мог туда подсыпать…

— Иди лучше в постель, твоя мать наверняка ищет тебя…

— Моя мать сейчас воет от горя, ей не до чего нет дела, — зашипел юноша, исподлобья сверкнув взбешенными глазами. — И виновен в этом ты!

— В том, что твой отец подался в разбойники, виновен я? И в том, что он со своими дружками решил перерезать спавших казаков в шинке, тоже виноват я? Или…

— Заткнись! — выплюнул Драко и достал бритву из голенища. — Если ты не заткнешься, я вырежу этот твой сверкающий, рыбий глазище! Будет и у меня такой глаз…

— Кишка тонка, малец! — ощерился Каурай. Собака, заметив его оскал, медленно вытащила морду из тарелки и зарычала.

— Твою клятую лошаденку мы тоже знатно помучаем. Дядька сказал, что такая норовистая скотина нам в хозяйстве не нужна, и уж если он не сможет сломать ее, то изрядная выйдет из нее колбаска! Но тебе попробовать ее уже не удастся, так как уже завтра тебя привяжут к двум березкам и отпустят полетать. Или… — он облизал губы, — может, и не стоит ждать так долго? Ну-ка, Жук…

С этими словами он схватил рычащую собаку за ошейник и подцепил ее привязь лезвием бритвы. Псина плотоядно заурчала, напрочь забыв о недоеденном кушанье. Перед ней сидела жрачка покрупней…

— Драко… — раздался голос у парня из-за спины, и тот подпрыгнул на месте.

Рядом с опешившим Драко возвышалась широкоплечая фигура Ранко. Молодой казак слегка улыбнулся ему, но его глаза смотрели строго. Собака глянула на нового посетителя, разочарованно гавкнула и вернулась к своему позднему перекусу.

— Пойдем уже, пора спать, — мягко проговорил казак и попытался увести Драко, но тот отбросил его руку со словами:

— Да пошел ты! Ты тоже не лучше этого! — воскликнул он и бросился бежать, на ходу вытирая слезы.

Ранко проводил его взглядом и вздохнул:

— А ведь его невозможно осуждать… Отцов не выбирают. Теперь мальчишка не успокоится, пока не увидит твою смерть.

— Не все отцы заслуживают отмщения, — сказал Каурай, с горечью наблюдая, как собака дожирает его ужин. — Уж точно не тот, который решился прийти с бандой подонков под окна к спящим людям.

— А слез? Слез они тоже не заслуживают?

— У меня не было отца, и я бы не стал плакать о нем, — пожал плечами одноглазый. — Но и жалеть мальчонку я не собираюсь. Если бы не налет, мы бы вообще здесь не оказались. Ни ты, ни я.

— Резонно, — присел на корточки Ранко. — Но разве способен здравый рассудок сопротивляться чувствам, особенно когда вот он, — он ткнул пальцем Каураю в грудь, — человек, убивший твоего отца. Сидит здесь, как на ладони. Разве смог бы ты удержаться от такой возможности отомстить? Не возникло ли у тебя мысли, что это шанс? Даже если потом ты страшно за это заплатишь? Стал бы ты придумывать оправдания, почему твой отец, возможно, заслуживал смерти, а убийца и вовсе — совершил «добрый» поступок?

— К чему ты клонишь? — подозрительно глянул на него одноглазый.

— К тому, что он не один, кто так думает.

— Хмм, и что они решили?

— Половина убеждена, что ты заслуживаешь виселицы. А другая половина считает, что тебя нужно потравить собаками — это интересней.

— И что нет никого, кто заступился бы за убийцу разбойника?

— Речь идет не просто о каком-то разбойнике, а о члене общины. А судить и карать члена общины может только сама община. Это…

— …их закон, я понял! — сплюнул одноглазый себе между ног. — Но просто так смириться со здешними понятиями о добре и зле я не собираюсь. Есть хоть кто-нибудь, у кого еще не пропала слепая вера в «закон»?

— Хм, — почесал подбородок Ранко. — На самом деле, лишь Вармей старается отрешиться от чувств. Но не думай, что он на твоей стороне и пытается не выгородить тебя — ты ему никто. Он хочет отыскать истину.

— Как похвально.

— А истина такова, что Ролло — так звали человека, убитого тобою прошлой ночью — получил по заслугам. Он был бедовый человек и часто знался с лихими людьми. В общине у него были хорошие отношения разве что с сыном, да с братом Гароном, и то конфликтов была масса. И вот его дорожка пришла к известному концу… На этой почве стоит Вармей, но родственникам и друзьям Ролло наплевать на его грехи. Они хотят твоей крови.

— И что у Вармея нет влияния на них?

— Есть, но они будут слушать, только если речь идет о члене общины. Ты же пришлый, чужой человек, и ты для них ничем не лучше этой собаки. Нет, вернее, эта собака тоже член общины, так что…

— Проказа!

— Вот именно. Но даже если случится чудо, и Вармею как-то удастся переубедить их и отпустить тебя — в чем я крайне сомневаюсь! — далеко ты вряд ли уйдешь. Близкие Ролло поклялись кровью, что долго на этом свете ты не задержишься. Это право кровной мести. Это тоже их закон.

— Что ж не они первые, не они последние, — хмыкнул Каурай. — Короче, завтра меня ждет виселица, а Красотку нож мясника.

— Похоже на то… Но не факт, что тебе достанется именно виселица. Они вполне могут, как и сказывал Драко, разорвать тебя березами. Или же всем табором просто переехать тебя на телегах. Они уже проделывали нечто подобное, когда один пройдоха попытался украсть у них лошадь. Но то была лошадь…

— Забери тебя ветрянка…

— Хех, они горазды на всякие штуки. Это только казаки Кречета, ежели что — сразу вешают без лишних церемоний. А эти изрядные фантазеры… Житуха у них нелегкая. Когда всю жизнь с места на место — как колесо, не заметишь, как озвереешь. По себе знаю.

— Слушай, а ты чего до сих пор тут делаешь? Ты чего тоже член общины?

— Нет, но я у них на хорошем счету, — неловко улыбнулся Ранко и почесал псину за ухом. Та довольно раскрыла свою зубастую пасть и облизнула казаку пальцы. — Как я говорил, когда-то я помог им, а они умеют хорошо помнить добро. Как и зло.

— И как я понимаю, ты пришел не за тем, что развязать меня и помочь мне сбежать?

— Не так быстро, — нахмурился Ранко и оглянулся проверить, не подслушивает ли их кто, но вокруг не было ни души. — У нас с тобой есть общее дельце, помнишь?

— Ранко, нашел ты время…

— И не думай, что я от тебя просто так отстану и дам им повесить тебя, — поднялся Ранко со своей обычной широкой улыбкой. — Сначала мы обнажим сабли. И если кто-то и убьет тебя, этим человеком буду я.

С этими словами молодой казак растворился в тенях.

Каурай сидел и таращил глаза в удаляющуюся спину, недоумевая, что задумал этот неуемный повеса. Вскоре тот скрылся за одним из фургонов, оставив одноглазого один на один с сытым псом. Жук сладко облизнул слюнявую морду и растянулся на земле.

Проказа… — уронил Каурай голову и пожалел, что не попросил казака хотя бы ослабить узлы.

* * *

Она пришла под утро.

Давно уже затихли последние язычки пламени, отдавая бразды правления тьме. Под ее шатром круг телег словно свернулся, уподобляясь хищной змее, которая обвивает тело ничего не подозревающего, мирно спящего человека.

А она шагала неслышно точно призрак, едва касаясь босыми ступнями росистой травы. И единственным, что выдавало ее присутствие, был еле слышный шелест невесомой накидки.

И именно этот мягкий шелест, слишком нехарактерный для этого грубого и негостеприимного места, разбудил Каурая. Он не стал выдавать себя раньше времени, а сосредоточенно наблюдал за ней из-под опущенных век. Его мохнатый сторож мирно дрых все на том же месте, и присутствие посторонней даже на мгновение не вырвало животное из сладкой дремы.

— Я знаю, что ты не спишь, одноглазый, — произнесла она, тоже еле уловимо. Хотела, чтобы ее шепот слышал только он один. — В свою последнюю ночь глупо спать. Ты уже замолил все свои грехи?

— Мои грехи касаются только меня одного, — отозвался Каурай ей в тон — еле ощутимым шепотом, который она расслышала с полуслова. — Кто ты? Нет, можешь не отвечать, я уже понял. Пришла поглядеть на зверя, прежде чем его разорвут на кусочки? Что ж, вот он я — гляди и убирайся прочь, ведьма.