Коктейль для Барби - Штеффи Вольф

Господи, на сон только три часа.

На следующий день я выгляжу просто отвратно. Тут не поможет даже холодный душ. В голове у меня гудит. Так и упасть недолго. К счастью, Роланд воздерживается от каких-либо комментариев. Еще пару недель назад он бы уже вылил на меня не один ушат грязи. Может, он какие психотропные средства стал принимать или там валерьянку. Кто ж знает?

Как ни странно, полет проходит без всяких происшествий. Первое, что мы замечаем, выходя из аэропорта Фуэрт-Авентуры, — это высоко поднятую большую табличку с надписью «Роланд Дункель», которую держит в руках какой-то коренастенький пожилой господин.

— Это Эрни, — объясняет мне Роланд. — Здесь у него, так сказать, штаб-квартира, он фрахтует парусники «Швабония». Эти яхты производятся в Штутгарте. Довольно странное место для верфи, но что поделаешь. Здорово, Эрни!

— Роланд! — радостно кричит Эрни и машет нам рукой.

До вечера еще далеко, но у меня такое чувство, что он уже под градусом. Я сразу вспомнила вчерашний вечер, так что я немногим лучше его. Кошмар!

— Эрни — мой старый приятель, — говорит Роланд Дункель. — Куда нас только не забрасывала судьба!

Эрни отвезет нас в отель, но прежде он непременно хочет показать Роланду новую яхту фирмы «Швабония». Что ж, значит, мы едем в порт, будь он неладен, чтобы посмотреть на новую яхту. Роланд приходит в бурный восторг.

— Ломберный стол выполнен по индивидуальному проекту, — говорит он, — и койки просто отменные.

Я показываю на отверстие в кухонном стола.

— А это еще зачем?

Роланд объясняет:

— У стола высокие борта по краям, а так крошки удобнее сметать.

Энтузиаст Эрни спрашивает, не хотим ли мы прокатиться с ветерком. Разумеется, Роланд за, но я — против. И все же я еду с ними. Это не яхта, а какой-то кошмар. Она напоминает ванну из какого-то дешевого материала. Я больше люблю дерево. Но, в конце концов, какое мое дело?

Сразу после того как мы поднимаем паруса, мне становится плохо. Яхту качает из стороны в сторону. Нет, долго мне не продержаться! Волны — это просто сущий ад. Первый раз меня вырвало через пятнадцать минут после начала нашего плавания. Дальше — больше. И под конец я уже была совершенно никакая. И почему я не осталась в Ватцельборне? Или в Берлине? Где бы я ни очутилась, везде было бы лучше, чем здесь, на этой лодке, которая, как говорит Роланд, «горделиво бежит по волнам». Весь остаток пути я просто лежу, подложив под голову канаты и проклиная всех и вся.

К счастью, не прошло и года, как наша прогулка на яхте подошла к концу, и Роланд говорит, что теперь мы можем куда-нибудь сходить вкусно поесть. Я до сих пор не могу думать о еде, но мое мнение тут, похоже, никого не интересует. Тем временем Эрни отвозит наши вещи в отель, очень мило с его стороны. Если бы только мне не было так плохо! В эпоху колониализма рабы, которых постоянно били плетками беспощадные надсмотрщики, должны были грести в семидесятиградусную жару все сорок часов подряд, борясь с ветром и волнами. Страшное дело! И как они находили в себе такие силы? Хорошо, что я не застала те времена! Да и истории обо всех этих мореплавателях на меня всегда наводили ужас, вот и сейчас мне снова стало страшно.

Чего стоят одни рассказы про спрутов! Есть много пожелтевших от времени гравюр, на которых изображены огромные спруты. Они обвивают рыбачью лодку своими огромными щупальцами и заглатывают ее целиком. Так просто, ни с того ни с сего. Я всегда думала, что это не более чем матросские байки, но недавно я посмотрела один репортаж, там рассказывали, что спрут может достигать шестидесяти метров в диаметре, так что лодка действительно оказывается в плену щупалец этого чудовища. Роланд наверняка знает, где тут правда, а где ложь.

— Чистая, правда! — говорит он. — У спрута, которого тогда нашли, были такие щупальца, что мама не горюй! Кстати, концы на щупальцах заостренные, не хуже бритвенного лезвия. При встрече с этим осьминогом самое верное решение — сесть и написать завещание. Не успеешь оглянуться, как он тебя съест.

Я с удивлением смотрю на Роланда. И ненавижу, и люблю такие истории. С одной стороны, они увлекательные, с другой — сразу начинаешь представлять себе, что бы случилось, если… В общем, как здорово, что мы здесь в безопасности, сидим в испанском баре, и ко мне даже снова возвращается аппетит. Роланд заказывает самые разнообразные блюда. Тут и закуски, и креветки в масле, и сардины, и кура только что из фритюрницы, чего здесь только нет. К сожалению, я снова могу получать удовольствие от вкусной еды и поглощаю все подряд.

Роланд настроен на сентиментальную волну, и после второй бутылки он снова хочет выпить со мной на брудершафт. Что с ним такое?

— Каролин, — начинает он, — тебя, наверное, удивляло, почему я всегда вел себя с тобой как настоящий подлец?

Что мне на это сказать? Я реально оказываюсь между молотом и наковальней. Скажи я «да», он мог бы ответить: «Да ты ведь это и правда заслужила!» или еще что-нибудь в этом духе. Скажи я «нет», он, возможно, реагировал бы так: «Значит, ты сама понимаешь, что только так и надо с тобой!»

Но Роланд не ждет от меня ответа, он продолжает после небольшой паузы:

— Я так несчастлив, — признается он, — брак уже давно не приносит ни малейшего удовлетворения. И поэтому в один прекрасный день я решил, что буду мстить всем женщинам без исключения. Ты была не единственной, кого я так допекал. Тогда на Майорке мне было ужасно плохо, ты помнишь ту поездку? — Да разве такое забывается? Потом Роланда уже не остановить: — Ты была такая милая, когда забралась в лодку, а твои карие глаза! И когда не решалась перелезть через перекладину, боясь свалиться в воду! Теперь я могу тебе сказать: тогда я влюбился в тебя без памяти! — Не верю своим ушам. Но это еще не все: — Когда я нашел тебя на острове, я подумал, что это небеса посылают мне тебя. Я ведь после той нашей первой встречи дал себе обещание, что непременно изменю свою жизнь, если увижу тебя еще раз. Но тогда я опять не смог этого сделать, так меня все бесило, эта моя жизнь и вообще, поэтому я по-прежнему подло с тобой обращался. А еще я ужасно ревновал тебя к твоему другу. С тобой такое бывает? Ты хочешь быть любезной, а вместо этого получается все наоборот?

Нет, со мной такого не бывает. Я испытываю неловкость, вообще в таком положении чувствуешь себя как-то не в своей тарелке.

— Каролин, ты чудо! Я так сильно в тебя влюблен. Мне безумно жаль, что я так мучил тебя. Пожалуйста, скажи, что ты меня прощаешь!

Я не могу сказать ни слова. Еще никогда не оказывалась в такой ситуации. Роланд сидит рядом, смотрит на бокал вина. Он такой привлекательный. Черные волосы и слегка посеребренные сединой виски, правда, очень красивый. Чего я, собственно, хочу? Что я здесь вообще делаю? У меня ведь есть Мариус. Или нет. Он так до сих пор и не звонит. Кажется, его не особо расстраивает, что я сейчас с другим. Признаюсь, я, конечно, сама упрямая, но как он себя ведет — это тоже не дело. Мне сразу становится понятно, что я точно не знаю, люблю я его или нет. Дело в том, что Мариус никогда не говорил мне таких приятных вещей, как Роланд. Даже в лучшие времена между мной и Мариусом не было такой духовной близости. А сейчас тем более. Я на его месте выслушала бы объяснения, а не рубила сплеча.