Серебряное время (сборник) - Владимир Савченко

– Чушь! – рявкнул он. – Не лезьте не в свое дело.

Он сунул кулак под седеющую бороду и задумался, глядя на ровную, будто перекушенную двумя челюстями, поверхность пьедестала. Затем он взглянул на нас, и сказал зычным голосом:

– В этом жалком сборище вряд ли найдется человек, знакомый с работой молодого немецкого ученого об относительности времени, так что и говорить не о чем.

– Профессор, – сказал префект полиции. – Позвольте познакомить вас с письмом, полученным дирекцией Лувра. Неизвестный похититель согласен вернуть статую за выкуп – сто тысяч золотых франков. Он пишет, что…

– Какое мне дело до ваших полицейских забот! – прервал его Челленджер.

– Надеюсь, не для того пригласили меня сюда, чтобы рыскать но парижским трущобам в поисках воров.

– Разумеется, профессор, – сказал Холмс. – Но мы бы хотели узнать ваше мнение…

– Что вы можете понять в моем мнении? – закричал Челленджер, сверля Холмса яростным взглядом. – Позволительно будет сказать, мистер сыщик, что хотя объем вашего черепа близок к человеческому, я сомневаюсь, что он вмещает мозг. Вам следует знать свое место – рынок Петтикот-лейн, где вы можете ловить похитителей рваного тряпья. Вы гнусная полицейская ищейка, вот кто вы такой!

Годы не остудили бешеного характера старика. Он бушевал не меньше, чем в те далекие дни, когда профессор Иллингворт из Эдинбурга публично заявил, что Затерянный мир, открытый нами в дебрях Южной Америки, – сплошная мистификация. Но ярость Челленджера разбивалась о холодную сдержанность Холмса, как морской прибой о скалы моей родной Ирландии.

– Вы неправы, сэр, – вступил в разговор сэр Артур. – Мистер Холмс никогда не служил в полиции.

– Я, кажется, беседую не с вами, – немедленно набросился Челленджер на сэра Артура. – Но, если хотите, скажу и о вас. Бросить научную работу, врачебную деятельность и бегать за сенсациями, писать грошовые романы, вызывать духов – вряд ли это отличает ваш уровень, сэр, от уровня игуанодона средних способностей!

Я уже жалел, что привез сюда старика.

– Однако это уже слишком, – сказал сэр Артур, побледнев. – Вы не смеете разговаривать со мной подобным образом.

– Ах, не смею! – взревел профессор, выпячивая грудь колесом. – Так знайте, что мне не раз приходилось проучивать разных нахалов, и не будь я Джордж Эдуард Челленджер, если сейчас не поставлю вас на место!

С этими словами он двинулся на сэра Артура. Тот был очень, очень бледен.

– Вы не сделаете этого, Челленджер! – воскликнул он.

Я попытался остановить старика, но он оттолкнул меня, как ребенка. В следующий момент он кинулся на сэра Артура и обхватил его своими огромными ручищами. Они покатились вниз по лестнице, тузя друг друга. Челленджер продолжал при этом изрыгать проклятия, а сэр Артур только пыхтел, так как его рот был забит профессорской бородой.

И тут Холмс вдруг испустил дикий вопль.

– Джентльмены, ради бога, остановитесь! Обернитесь, умоляю вас!

И мы увидели… Не знаю, как объяснить это чудо, но мы увидели Нику Самофракийскую. Пропавшую Нику! Она будто с неба слетела прямехонько на свой пьедестал. И – еще одно чудо! – у нее теперь были и голова и руки. В одной руке она держала копье, а в другой – боевой рог, приставленный к губам…

Боже милостивый! Я просто не верил своим глазам.

Челленджер и сэр Артур, запыхавшиеся, красные, стояли рядышком внизу, на лестнице, и тоже изумленно смотрели на прекрасную статую.

Затем произошла еще одна поистине невероятная вещь. Рядом с Никой вдруг появился странно одетый молодой человек без сюртука, без шляпы, а у его ног – собака из породы немецких овчарок. Он улыбнулся и помахал нам рукой.

Челленджер так и рванулся к нему.

– Эй, вы, послушайте! – крикнул он. – Одно только слово: из какого вы времени?

– Охотно, – с заметным иностранным акцентом сказал молодой человек. – Сейчас я нахожусь в одном времени с вами… если только вы в самом деле существуете. Это слишком сложно, а у меня нет времени объяснять. Счастливо оставаться!

Видение исчезло, растаяло, растворилось в воздухе.

А теперь приспело время поставить точку, ибо все то, что я мог бы рассказать, покажется сущим пустяком по сравнению с необъяснимым чудом, свидетелями которого все мы были. Жалею только об одном: приходится рассказывать обо всем этом устно – из-за железного запрета, наложенного на прессу.

6. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АНДРЕЯ КАЛАЧЕВА

Утром мы с Виктором и Шадричем встретились, как договорились, возле главного корпуса, чтобы вместе подняться к Семену Семенычу.

Я не выспался, был мрачно настроен и остро завидовал Джимке, который после ночных приключений беззаботно отсыпался на своей подстилке.

– Семен Семеныч у себя? – спросили мы в приемной.

– Да, – ответила секретарша. – Пройдите, он вас ждет.

«С чего это он нас ждет? – подумал я. – Неужели Жан-Жак уже успел побывать у него и…»

Мы вошли в кабинет. Семен Семеныч и Жан-Жак сидели в креслах друг против друга. По-моему, они только что смеялись, во всяком случае, вид у них был веселый. Ну ясно, уже успел, гад, втереть очки директору.

– Садитесь, товарищи, – пригласил Семен Семеныч. – Садитесь и рассказывайте.

Я начал рассказывать, но что-то я здорово волновался, у меня першило в горле, и тогда Виктор стал продолжать. Он хорошо говорил – спокойно, точно и веско. Семен Семеныч по своему обыкновению тихонько покашливал, его сухое лицо, перечеркнутое сплошной широкой линией черных бровей, было невозмутимо, хотя мы говорили просто ужасные вещи.

– Вот какая история, – негромко проговорил он, когда Виктор умолк. – И не стыдно вам, товарищи?

– Нам? – вскричали мы с Виктором в один голос.

– Да, вам. Как же вы так легко поверили черт знает во что?

– Что значит – легко поверили? – Я вскочил со стула. – Он же сам признался, что запросил выкуп… И мы видели, в книге подчеркнут вес золотых монет…

– Верно, – сказал Жан-Жак. – Я подчеркнул это, когда перед полетом обсуждал с французами сумму выкупа. Она должна была быть такой, чтобы вызвать сенсацию. Ведь основной интерес для нас представляли газетные сообщения.

– Между прочим, Иван Яковлевич, – сказал директор, – вам придется позвонить Михальцеву. Он ждет не дождется часа своего торжества.

– Торжества не будет. Вы сами видите, Семен Семеныч, что мое предположение относительно «эффекта присутствия» в значительной мере…

– Безусловно. Но с другой стороны, прав и Михальцев. – Семен Семеныч похлопал ладонью по стопке газет.