Хребты Безумия - Говард Лавкрафт

Доктор никак не мог понять вначале, что означают слова «Кустодес» и «Материа», и почему сосуды разного вида так тщательно отделены друг от друга и помещены отдельно от стеклянных банок, хранящихся в соседней комнате. И вдруг в памяти доктора словно вспыхнуло воспоминание. «Снводея», «Маепа» – латинские слова, означающие «Стражи» и «Материю». Конечно, он много раз встречал слово «стражи» в недавно полученном на имя доктора Аллена письме от человека, утверждающего, что он – проживший мафусаилов век Эдвард Хатчинсон.

Одна фраза из этого письма запомнилась доктору почти буквально: «Нет необходимости держать Стражей наготове, и будет меньше найдено в случае Неприятностей, как вам слишком хорошо известно». Что бы это могло значить?

Погоди-ка, – сказал он себе, – не упоминались ли эти «стражи» еще где-нибудь? Доктор никак не мог припомнить, где и в какой связи встречал он это слова. И вдруг его осенило. В то время, когда Чарльз еще не был таким скрытным, он много рассказывал о дневнике Элеазара Смита. В том месте дневника, где говорилось о том, как Виден и Смит наблюдали за фермой Карвена, встречалось упоминание о разговоре, подслушанном ими перед тем, как старый колдун стал полным затворником, укрывшимся от людей в подземном лабиринте. Смит писал, что они слышали о каких-то пленниках, которых Карвен держал в подземелье, и о стражах этих пленников. Эти «стражи», по словам Хатчинсона или его аватара, не были у Аллена «наготове», то есть, воссозданными в своем первоначальном виде. Значит, они хранятся в виде порошка, золы, или «солей», в которые эта банда колдунов превращала бесчисленные человеческие трупы или то, что от них осталось.

Так вот что хранилось в этих «лекитос»: чудовищный результат богохульных ритуалов и преступных деяний, рак, который должен был помимо своей воли покориться могущественным заклинаниям и, получив новую противоестественную жизнь, защищать своего мучителя и приводить к повиновению непокорных! Виллетт содрогнулся, подумав о том, какой порошок пересыпал из ладони в ладонь. На минуту им овладела слабость и он готов был бежать, сломя голову, из этого подземного хранилища ужасных полок, на которых стоят молчаливые, но, может быть, наблюдающие за ним часовые.

Потом доктор подумал о «материале», содержащемся в мириадах низких широких сосудов. Тоже прах, «соли», но чей: прах? О господи! Трудно себе представить, что в этой пещере собраны останки великих мыслителей, ученых и философов Земли от глубокой древности почти до наших дней, похищенные этими чудовищами из могил и склепов, где они должны покоиться в мире. Неужто должны они повиноваться воле безумца, задумавшего извлечь все их знания и мудрость для исполнения своего ужасного замысла, от которого будет зависеть,. как писал несчастный Чарльз, «судьба всей человеческой цивилизации, всех законов природы, может быть, даже Солнечной системы и всего мироздания»? . А Маринус Бикнелл Виллетт играл их прахом!

Немного успокоившись, доктор снова начал внимательно разглядывать комнату. Заметив небольшую дверь в противоположной стене, он подошел к ней и стал изучать знак, небрежно начертанный над ней. Этот простой символ наполнил его душу смутным страхом, ибо его друг, хрупкий, вечно погруженный в свои мечты Гендолф Картер, однажды нарисовал такой же знак а бумаге и объяснил, чего следует ожидать, – увидев его в темных безднах сновидений.

Этот знак люди видят иногда во сне, начертанным над входом в мрачную черную башню, едва различимую в призрачных сумерках. Виллетт помнил, как неприятно поразило его то, что говорил юноша о силе, которой обладает знак.

Но через мгновение доктор забыл о нем, почувствовав резкий запах каких-то ядовитых химикалий, ясно различимый даже в напоенном зловонием воздухе. Без сомнения, запах исходил из комнаты, находящейся за дверью.

Виллетт сразу узнал этот запах – им была пропитана одежда Чарльза Барда в тот день, когда его увезли в лечебницу. Значит, юноша находился именно здесь, когда незваные посетители прервали его опыты. Он оказался благоразумнее старого Джозефа Карвена и не оказал сопротивления. Полный решимости разгадать все тайны зловещего подземелья, доктор взял лампу и переступил порог комнаты, усилием воли преодолев страх перед неведомым. Он не успокоится до тех пор, пока не выяснит истинную причину безумия Чарльза Варда.

Комната была невелика. В ней находился стол, единственный стул и несколько странных приспособлений с зажимами и винтами, напомнивших Виллетту средневековые орудия пытки. На стене рядом с дверью на крюках висели плети и бичи устрашающего вида, над ними были прибиты полки на которых теснились ряды оловянных сосудов на ножках. Стол стоял напротив двери. На нем лежали толстая записная книжка и карандаш. Рядом с большой лампой были закупоренные высокие сосуды, снятые с лабораторных полок. На столе царил беспорядок, предметы были разбросаны, словно в спешке.

Виллетт зажег лампу и стал перелистывать записную книжку, но. нашел лишь отрывочные заметки, записанные угловатым почерком Карвена, которые не проливали света на тайну Чарльза Варда:

"В. не умер. Прошел сквозь стены и скрылся под землей.

Видел старого В., Он произнес имя «Саваоф» и узнал истинный Путь.

Трижды вызвал того, чье имя Йог-Сотот, затем на следующий день отослал Его.

Ф. пытался нас уничтожить, пытаясь вызвать Тех, что обитают в иных сферах."

Когда большая лампа, стоящая на столе, ярко разгорелась, доктор увидел, что к стене, рядом с орудиями для пыток, прибито множество деревянных колышков, на которых висят когда-то белые, а сейчас сильно пожелтевшие бесформенные одеяния. Все стены в комнате были покрыты изображениями мистических символов и формулами, грубо высеченными на гладком камне. Серые плиты пола тоже были исчерчены, и, Виллетт проследил линии, образующие большую пентаграмму в центре комнаты. Между пентаграммой и углами комнаты были нарисованы мелом круги диаметром примерно в три фута. В одном из кругов лежало пожелтевшее одеяние и стоял неглубокий свинцовый сосуд той же формы, что и бокалы на полках, и низкий пузатый кувшин из соседней комнаты, на котором висела бирка с номером 118. Он. был откупорен и, как убедился доктор, осмотрев его, совершенно пуст. Его содержимое, вероятно, было пересыпано в бокал. Это был сухой, сероватый, слегка светящийся порошок, такой легкий, что оставался в сосуде лишь потому, что воздух в комнате был совершенно неподвижен. Доктор содрогнулся, подумав о том, что происходило в этой комнате. Разрозненные факты стали связываться в единое целое. Бичи, плети и орудия пыток, прах или «соли» из кувшинов с «материалом», два сосуда, содержавшие прах «стражей», формулы на стенах, заметки в записной книжке, странные одеяния… Доктор с ужасом вспомнил. загадочные письма и легенды, мучительные подозрения, терзающие друзей и родных Барда.