Основные формы страха - Фриц Риман

Вот еще один пример истерического поведения, связанного со средовыми факторами. Мужчина лет тридцати обратился к нам для лечения по поводу фобической симптоматики: в кинотеатре он хо тел сидеть только в углу, не мог пользоваться скоростным поездом («когда я был проводником, то при больших расстояниях между станциями вынужден был останавливать поезд и выходить»), лифтом, а когда нужно было проехать через мост, должен был выходить из автомашины и идти по мосту вдоль парапета, держась за перила. Он испытывал мучительный страх перед тем, что на него может обрушиться потолок, когда оставался один в комнате. Из-за нелепости этих страхов он боялся сойти с ума. Этот страх перед сумасшествием в последние годы усугубился (один из его братьев в связи с психическим заболеванием был помещен в психиатрическое учреждение и там умер). В процессе знакомства с его биографией страхи этого пациента стали более понятными. Как единственный сын (брат был на восемь лет моложе его) он в течение длительного времени был сильно избалован матерью. Отец был образцовым чиновником с сильно выраженной склонностью к навязчивостям, он приносил работу из конторы домой, так что, за исключением периода совместного приема пищи, семья не видела его лица. Мать баловала его за спиной отца, тайно подсовывала ему деньги, приобретала для него множество обновок и заслоняла собой от мира (например, при трудностях, возникавших в школе, и т. д.). Отец думал о нем мало, не проявлял к нему интереса и был рад, когда его избавляли от неприятностей и оставляли в покое. Ребенком наш пациент часто болел, что давало матери дополнительный повод для того, чтобы его баловать; брак с человеком, который был намного старше ее и весьма здравомыслящим, ее разочаровал, поэтому завоевание сыновней любви с помощью баловства и заигрывания стало главным в ее жизни. В постпубертатном возрасте сын вместе со своим другом проводил операции на черном рынке, в связи с чем хорошо зарабатывал и водил знакомство со многими девицами. Когда мать узнала об этих подпольных гешефтах, она тотчас же отвергла желание поделиться с отцом из-за его твердых моральных установок (он был настолько корректным и порядочным, что когда не мог взять в переполненном омнибусе билет, то на следующий день покупал два билета). Из-за своих тайных запретных гешефтов сын стал менее регулярно посещать школу и поэтому испытывал все возрастающий страх разоблачения. Он вел двойную жизнь – корректного сына перед отцом и игрока за его спиной, прикрываясь при этом материнской защитой. Его привлекала такая жизнь, однако у него стали часто возникать боли в области сердца и головокружение как соматизированное выражение того обстоятельства, что его жизнь основана на обмане. Он не получал настоящей и действенной поддержки даже от своего окружения. Наш пациент индифферентно относился к отцу, его не привлекали отцовские воззрения о том, что мир основан на исполнении долга, а контакты с ним были настоль ко затруднительны, что они оба старались их избегать. Когда он, к примеру, иногда по воскресеньям заходил в кабинет отца без особой надобности, они садились на большом расстоянии друг от друга. Отец читал газету, сын просматривал иллюстрации, и они не перекидывались друг с другом ни одним словом. Им нечего было сказать друг другу, или они испытывали смущение и неловкость при попытке найти дорогу друг к другу. Пациент находил отца и его образ жизни комичным и вместе с матерью за его спиной высмеивал «старика» за его крохоборство и сверхкорректность. Мать, которая совсем юной вышла замуж за пожилого мужчину, оппозиционно относилась к мужу и в своем браке оставалась ребенком. Только сын дал ей возможность на сладиться «большой жизнью», о которой она так тосковала. И вот теперь она попала в положение, когда ее поддержка стала ложной защитой при трудностях, которые испытывал сын. Он не находил нигде нужных ориентиров, не имел почвы под ногами. Длительный страх перед грядущей катастрофой перешел в боязнь того, что все может обрушиться (потолок может развалиться и упасть), что он не может через все это пройти (страх перед мостом). Возникли и другие страхи перед ситуацией, из которой нет подходящего и желательно го для него выхода. Страх перед тем, что ложная ситуация, на которой основана его жизнь, раскроется, проявлялся также в сердечных болях и приступах головокружения. Страх сойти с ума был частично связан с братом и частично являлся проявлением приглушенного пони мания того, что все это не может продолжаться долго.

Благоприятной средой для истерического развития может явиться и ситуация так называемой «золотой клетки». В такой среде делается акцент на внешнем благополучии, общественный престиж имеет для родителей большее значение, чем ребенок; ребенку внушается преклонение перед какой-нибудь значительной персоной, которая влияет на положение родителей в свете, и предлагается подражать ей. Он завидует школьным товарищам, потому что ему кажется, что у них «есть все»; он, кроме того, должен играть роль счастливого ребенка – иначе его сочтут неблагодарным; он разыгрывает или придумывает непонятные для других несчастья и одновременно выказывает высокомерие, стремясь привлечь к себе внимание и вызвать зависть. Если родители не могут служить примером для детей, то у них остается две возможности. Либо идентификация происходит вопреки родителям и их оценочным воззрениям, либо дети более не воспринимают родителей всерьез и чувствуют себя полностью покинутыми. Когда они взрослеют, то начинают считать, что родители в период их созревания отдавали предпочтение другим, и становятся в оппозицию к ним, заявляя, что они «ни за что не станут такими, как родители», а это, естественно, не является конструктивной идеей. Тяжело переносит ребенок и ситуацию, когда родители как бы меняются своими (половыми) ролями – мать «надевает брюки», а отец становится «героем в шлепанцах» или «подкаблучником». Это может привести к тому, что дети не усваивают жестко установленные обществом половые роли и иногда меняют их вплоть до разрушения привычных форм женственности или мужественности. «Подкаблучник» – это муж, которого лишила власти жена и который боится ее, а мужеподобная, выполняющая мужские функции жена с ревнивым соперничеством относится к мужчинам и с презрением – к представительницам собственного пола. При этом ребенок лишен соответствующего образца для своей половой роли, что затрудняет его развитие, а позднее создает определенную проблематику в его установках по отношению к противоположному полу. Счастливое, удачное положение родителей в смысле их половой принадлежности и сексуальности является важным фактором для ребенка и создает для него привлекательный образец для идентификации с мужественным отцом или женственной матерью. Общество предлагает мужчинам и женщинам множество возможностей для применения их половой роли, справедливо разделяя формы существования мужчины и женщины. Однозначное установление принадлежности к мужчинам или женщинам необходимо для определения того положения, которое занимает личность в каждом коллективе, для соответствующей иерархии и претензий на власть, для участия в борьбе за половую эмансипацию и освобождение от цепей и ограничений, которые накладывает на человека эта половая принадлежность. Каждое общество нуждается в использовании мужских и женских ролей, и начинается это с распределения обязанностей родителей при воспитании детей. Маргарет Мид в своей книге «Мужчина и женщина» приводит этому убедительные примеры. Истерическому развитию способствуют также несчастливые браки родителей, особенно в случаях, когда в семье воспитывается один ребенок, и он является для одного из родителей своеобразной заменой партнера. Кроме того, что такого рода требования (замены партнера) чрезмерны, так как не соответствуют возрасту ребенка и требуют от него выполнения той роли, для которой он еще не созрел, это лишает ребенка непринужденности и естественности, свойственных детству, и может привести к раннему половому созреванию, что не соответствует возможностям его возраста. Сын не только является союзником и утешителем матери, которая разочарована его отцом, он выполняет также функции доверенного лица, что не соответствует его возрасту и тягостно для него. Эта роль оплачивается близостью и интимностью, с которой мать относится к сыну и разрушает его взаимоотношения с отцом, так как сын на все смотрит глазами матери. Ему недоступны здоровые возможности проявления своих склонностей и симпатий, как это бывает в семьях, где родители любят друг друга. Возрастные интеллектуальные возможности у такого сына недостаточно зрелы, и он пренебрегает советами и разъяснениями отца, которые будут так важны позже, когда наступит время испытания его мужественности. С необходимыми поправками (mutatis mutandis) это может быть отнесено и к дочери, для которой могут быть открыты обе возможности для половой идентификации в том случае, если нарушены нормальные взаимоотношения между родителями и ей приходится отдавать предпочтение одному из них. Другим последствием дисгармоничных отношений между родителями является навязывание ребенку несвойственной ему роли или функции, которая не соответствует его сущности и не дает ему ощущения истинной безопасности и уверенности в себе. Чаще всего это проявляется в том, что с ним обращаются как с маленьким ребенком, пренебрегая тем, что он уже повзрослел и имеет собственные, связанные с возрастом, интересы и потребности. Это вызывает в нем растерянность и служит источником снижения самооценки, так как он не выполняет того, чего от него ожидают, и не понимает, чего от него требуют. Родители, не удовлетворенные своей жизнью, сложившейся не так, как им мечталось, способствуют истерическому развитию своих детей, используя их для достижения того, что не удалось им самим. Неспособные служить примером для ребенка и дать ему соответствующие наставления, они настаивают на выполнении им роли, часто ему не свойственной. На этой основе возникают смешанные истеро-депрессивные личностные структуры. Нечто подобное происходит и тогда, когда ребенку навязывают роль «папочкиного или мамочкиного солнышка». Такой ребенок должен быть сияющим, радостным, своими поступками доставлять наслаждение родителям, за что его любят и им восторгаются. Однако это любовь к фасаду, к внешнему обличью, которая позднее затруднит ребенку поиски самоидентификации. Такая «фасадная» роль может стать второй натурой, которая, будучи пережитой и более как роль не востребованной, может привести к жизненному краху и тяжелой депрессии.