Том 1 - Агата Кристи

– Да, – признался я. – Жаль!

Он посмотрел на меня с любопытством.

– Хотел бы я знать, что скрывается за вашим восклицанием, – сказал он. – Нет-нет, – прервал он мой ответ, – inutile![21] Вы все равно не скажете мне того, о чем подумали.

– Все что-то прячут, – процитировал я его, улыбаясь.

– Именно.

– Вы все еще так считаете?

– Убежден в этом более, чем когда-либо, мой друг. Но не так-то просто скрывать что-нибудь от Эркюля Пуаро. У него дар узнавать. Прекрасный день, давайте погуляем, – добавил он, поворачивая в сторону сада.

Мы прошли по тропинке вдоль живой изгороди из тиса, мимо цветочных клумб. Тропинка вилась вверх по лесистому склону холма; на вершине его была небольшая вырубка, и там стояла скамейка, откуда открывался великолепный вид на нашу деревеньку и на пруд внизу, в котором плавали золотые рыбки.

– Англия очень красива, – сказал Пуаро. Он улыбнулся и прибавил вполголоса: – А также английские девушки. Тсс, мой друг, взгляните вниз на эту прелестную картину.

Только теперь я заметил Флору. Она приближалась к пруду, что-то напевая. На ней было черное платье, а лицо сияло от радости. Неожиданно она закружилась, раскинув руки и смеясь, ее черное платье развевалось. Из-за деревьев вышел человек – Гектор Блент. Девушка вздрогнула, выражение ее лица изменилось.

– Как вы меня напугали! Я вас не видела.

Блент не ответил и молча смотрел на нее.

– Что мне в вас нравится, – насмешливо сказала Флора, – так это ваше умение поддерживать оживленную беседу.

Мне показалось, что Блент покраснел под своим загаром. Когда он заговорил, голос его звучал необычно смиренно:

– Никогда не умел разговаривать. Даже в молодости.

– Наверное, это было очень давно, – сказала Флора серьезно, но я уловил смешок в ее голосе. Блент, впрочем, мне кажется, не уловил.

– Да, – подтвердил он, – давно.

– И каково чувствовать себя Мафусаилом?[22] – осведомилась она.

Ирония стала явной, но Блент следовал ходу своих мыслей.

– Помните того типа, который продал душу дьяволу? Чтобы стать молодым. Об этом есть опера.[23]

– Вы имеете в виду Фауста?

– Да. Чудная история. Кое-кто поступил бы так же, если б мог.

– Послушать вас – подумаешь, что вы уже дряхлый старик! – вскричала Флора полусмеясь, полусердито.

Блент промолчал, затем, не глядя на Флору, сообщил ближайшему дереву, что ему пора возвращаться в Африку.

– Еще экспедиция? Стрелять дичь?

– Полагаю – да. Как обычно, знаете ли… Пострелять то есть.

– А эта оленья голова в холле – ваша добыча?

Блент кивнул и, покраснев, пробормотал:

– Вы хорошие шкуры любите? Если да, я всегда… для вас…

– Пожалуйста! – вскрикнула Флора. – Вы серьезно? Не забудете?

– Не забуду, – сказал Гектор Блент. И прибавил в неожиданном порыве общительности: – Мне пора ехать. Я для такой жизни не гожусь. Я неотесан и никогда не знаю, что надо говорить в обществе. Да, пора мне.

– Но вы же не уедете так сразу? – вскричала Флора. – Пока у нас такое несчастье. Ах, если вы уедете… – Она отвернулась.

– Вы хотите, чтобы я остался? – просто и многозначительно спросил Блент.

– Мы все…

– Я говорю только о вас, – напрямик спросил он.

Флора медленно обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Да, я хочу, чтобы вы остались, – сказала она. – Если… если от этого что-то зависит.

– Только от этого и зависит, – сказал Блент.

Они замолчали и молча присели на каменную скамью у пруда. Казалось, оба не знают, что сказать.

– Такое… такое прелестное утро, – вымолвила наконец Флора. – Я так счастлива, несмотря на… на все. Это, верно, очень дурно?

– Только естественно, – сказал Блент. – Ведь вы познакомились со своим дядей всего два года назад? Конечно, ваше горе не может быть глубоким. И так лучше, чем лицемерить.

– В вас есть что-то ужасно приятное, успокоительное, – сказала Флора. – С вами все выглядит так просто.

– Обычно все и бывает просто, – сказал Блент.

– Не всегда, – голос Флоры упал.

Я увидел, что Блент отвел свой взгляд от побережья Африки и взглянул на нее. Вероятно, он по-своему объяснил перемену ее тона, так как произнес довольно резко:

– Не волнуйтесь же так. Из-за этого молодого человека, я хотел сказать. Инспектор – осел. Все знают, что подозревать Ральфа нелепо. Посторонний. Грабитель. Единственно возможное объяснение.

– Это ваше искреннее мнение? – Она повернулась к нему.

– А вы разве не так думаете?

– Я… О, конечно! – Снова молчание. Затем Флора торопливо заговорила: – Я объясню вам, почему я так счастлива сегодня. Вы сочтете меня бессердечной, но все же я хочу сказать вам. Сегодня был поверенный дяди – Хэммонд. Он сообщил условия завещания. Дядя оставил мне двадцать тысяч фунтов. Только подумайте, двадцать тысяч!

– Это имеет для вас такое значение? – Блент удивленно посмотрел на девушку.

– Такое значение? В этом – все! Свобода… Жизнь… Не надо будет терзаться из-за грошей, лгать.

– Лгать? – резко перебил Блент.

Флора смутилась.

– Ну-у, – произнесла она неуверенно. – Притворяться благодарной за поношенные вещи, которыми стремятся облагодетельствовать вас богатые родственники. За прошлогодние пальто, юбки и шляпки.

– Я не знаток дамских туалетов. Всегда считал, что вы одеваетесь очень элегантно.

– Но мне это немалого стоит. Впрочем, не будем говорить о неприятном. Я так счастлива. Я свободна. Могу делать что хочу. Могу не… – Она не договорила.

– Не делать чего? – быстро спросил Блент.

– Забыла, пустяки.

В руке Блента была палка. Он начал шарить ею в пруду.

– Что вы делаете, майор Блент?

– Там что-то блестит. Вроде золотой броши. Я замутил воду, теперь не видно.

– Может быть, это корона? – предположила Флора. – Вроде той, которую видела в воде Мелисанда.

– Мелисанда, – задумчиво пробормотал Блент. – Это, кажется, из оперы?[24]

– Да. Вы, по-видимому, хорошо знакомы с операми.

– Меня туда иногда водят, – печально ответил Блент. – Странное представление об удовольствии – хуже туземных барабанов.

Флора рассмеялась.

– Я припоминаю про эту Мелисанду, – продолжал Блент, – ее муж ей в отцы годился. – Он бросил в пруд камешек и резко повернулся к Флоре. – Мисс Экройд, могу я чем-нибудь помочь, в смысле Пейтена? Я понимаю, как это должно вас тревожить.

– Благодарю вас, ничем, – холодно сказала Флора. – С Ральфом все кончится хорошо. Я наняла лучшего сыщика в мире. Он займется этим.

Я все время чувствовал неловкость нашего положения. Строго говоря, мы не подслушивали – им стоило только взглянуть вверх, чтобы увидеть нас. Все же я бы уже давно привлек их внимание, если бы мой спутник не помешал мне – он явно хотел, чтобы мы остались незамеченными. Теперь, однако, он встал и откашлялся.

– Прошу прощения, – громко сказал он, – я не могу скрывать свое присутствие здесь и позволять мадемуазель столь незаслуженно расхваливать меня. Я должен принести вам свои извинения.

Он быстро спустился к пруду, я – за ним.

– Это мсье Эркюль Пуаро, – сказала Флора. – Вы, несомненно, слышали о нем.

Пуаро поклонился.

– Я слышал о майоре Бленте и рад познакомиться с вами, мсье. Мне хотелось бы кое-что узнать от вас.

Блент вопросительно посмотрел на него.

– Когда в последний раз вы видели мсье Экройда живым?

– За обедом.

– И после этого не видели и не разговаривали с ним?

– Не видел. Слышал его голос.

– Каким образом?

– Я вышел на террасу…

– Простите, в котором часу?

– Около половины десятого. Ходил взад-вперед и курил. Под окном гостиной. Голос Экройда доносился из кабинета…

Пуаро нагнулся и поднял с дорожки крошечную водоросль.

– Но ведь в эту часть террасы – под окном гостиной – голоса из кабинета доноситься не могут, – пробормотал Пуаро. Он не глядел на Блента, но, к моему удивлению, тот покраснел.

– Я доходил до угла, – нехотя объяснил майор.

– А, вот как?… – сказал Пуаро, деликатно давая понять, что это требует дальнейших объяснений.

– Мне показалось, что в кустах мелькнула женская фигура. Что-то белое. Вероятно, ошибся. Вот тут, стоя на углу террасы, я услышал, как Экройд разговаривает с этим своим секретарем.

– С мистером Джеффри Реймондом?

– Да. Так мне тогда показалось. Наверно, ошибся.

– Мистер Экройд называл его по имени?

– Нет.

– Так почему же вы подумали?

– Я думал, что это Реймонд, – покорно объяснил Блент, – так как он сказал, что собирается отнести Экройду какие-то бумаги. Просто не пришло в голову, что это мог быть кто-то еще.