Больше, чем страх - Ричард Пратер

При очередной вспышке молнии я увидел перед своими глазами белую с синими прожилками шею Вилламантеса. Собрав последние силы, я приподнялся на ним и вцепился зубами в его горло. Раздался жуткий, ни на что не похожий крик. Кровь из перекушенной глотки Вилламантеса фонтаном брызнула мне в лицо. Похрипев еще немного, он затих. Когда пальцы моего противника разжались, я оторвался от его шеи и, скатившись с трупа, свалился в грязь: Мне казалось, что с неба на меня льется красный дождь, а сам я лежу в огромной луже крови.

Я отполз от убитого и, перевернувшись на спину, подставил лицо под дождь и широко открыл рот. От перенесенного нервного шока я ничего не соображал. В животе у меня творилось что-то неладное, к горлу подступила тошнота. Мне показалось, что я вижу перед собой неимоверных размеров человеческое сердце с широкими шлангами вен и артерий, по которым перекачивается кровь, и шум от этого живого гигантского насоса закладывает мне уши.

Прошло неизвестно сколько времени, прежде чем я, вернувшись из небытия, вновь услышал шум дождя и ощутил своей кожей его холодные струи. Постояв на коленях несколько минут, я размазал рукой по лицу грязь, прилипшую к губам, набрал в ладони дождевой воды и кое-как умылся. Затем я вернулся к мертвому противнику и забрал все, что лежало в его карманах. При очередной вспышке молнии я в последний раз взглянул на Вилламантеса. Он лежал на спине. По его лицу хлестал дождь, а на шее зияла огромная рваная рана. Я повернулся и побрел в направлении церковного двора, из-за стен которого не доносилось ни звука. Там все уже было закончено.

Глава 21

Была среда. Время перевалило за полдень, но для дождя было еще слишком рано. Правда, небо уже затянулось облаками, но солнце все еще пробивалось сквозь их густую пелену.

Мы — доктор Баффингтон, Бафф и я — стояли в Национальном аэропорту Мехико. Они возвращались домой в Голливуд. До объявления посадки на рейс до Лос-Анджелеса оставалось несколько минут. Я тоже отправлялся в Лос-Анджелес, только в другой день и другим рейсом. Мне не хотелось лететь вместе с ними: о чем бы мы ни говорили по дороге домой, все равно каждый из нас думал бы о своем. Мы умышленно избегали воспоминаний о том, что еще совсем недавно произошло с нами в Мексике. Наш разговор не выходил за рамки обсуждения купленных сувениров и обмена впечатлениями по поводу шоу в «Эль Патио», и со стороны мы производили впечатление обычных туристов. Доктор и Бафф выглядели вполне нормально, и если у них на теле еще оставались ссадины и синяки, то они их никому не показывали.

— Думаю, мы все уже обсудили, Шелл. И не надо больше к этому возвращаться, — пожимая мне руку, произнес доктор.

— Конечно, доктор. Встретимся в Лос-Анджелесе.

Он еще крепче сжал мою руку, потом отпустил ее.

— Непременно. Обязательно нам позвоните, — сказал доктор и сделал паузу. — Помните наш разговор в «Монте-Кассино», Шелл?

Боже, когда это было? Меньше... нет, четверо суток назад, а кажется, прошла уже целая вечность.

— Я все помню, доктор.

— Просто хочу вам сказать... я никогда больше не буду произносить речей... о необходимости достижения взаимопонимания с коммунистами, — сказал он, и на его лице появилась виноватая улыбка. — Наконец-то и я начал понимать, что это за люди.

Я улыбнулся:

— Нет, доктор, продолжайте выступать с любыми речами. Только содержание их немного подкорректируйте. А?

— Обязательно. За прошедшие несколько суток я кое-чему научился. Я узнал то, о чем раньше и не догадывался. К примеру, я... — сказал доктор и на пару секунд прервался, — я понял, что такое мирное сосуществование.

Голос из динамика объявил о посадке на самолет, улетающий в Лос-Анджелес, и Бафф, все это время хранившая молчание, сказала:

— Папа, иди, а я тебя догоню.

Доктор Баффингтон понял дочь и направился к стойке, где производилась посадка на их рейс.

Бафф, проводив отца взглядом, повернулась ко мне:

— До свидания, Шелл.

— До скорого, дорогая.

— Мы с тобой еще встретимся? Правда? Скоро?

Она выглядела просто красавицей. Серый костюм очень гармонировал с цветом ее глаз, белокурыми волосами, алыми губами, которые так и хотелось поцеловать. Правда, было видно, что девушка немного устала и еще не совсем отошла от перенесенного потрясения. Ничего, скоро это пройдет, и она вновь, как и раньше, станет веселой и жизнерадостной, глядя на нее, подумал я.

— Очень скоро, — пообещал я. — Дата встречи уже назначена.

Бафф улыбнулась и обвила мою шею руками.

— Не бойся, я буду очень осторожна, — сказала она, имея в виду мою руку, которая покоилась на груди на черной косынке.

Рана уже почти зарубцевалась, но мне совсем не хотелось, чтобы она начала кровоточить.

— Давай сделаем так, чтобы не мешала, — улыбнувшись, сказал я и, вынув забинтованную руку из косынки, опустил ее вниз.

Бафф всем телом прижалась ко мне и, поднявшись на цыпочки, нежно поцеловала меня в губы. От наслаждения я закрыл глаза и почувствовал, что таю. Каким для меня был этот поцелуй Бафф, первым или последним, я так и не понял. Когда я вновь открыл глаза, девушка уже подбегала к выходу на посадку. На секунду обернувшись, она махнула мне рукой и исчезла за стойкой. Я подождал, когда взлетит их самолет, и проводил его глазами, пока он не скрылся в облаках. Выходя из здания аэровокзала, я почувствовал себя ужасно одиноким, морально опустошенным и очень уставшим.

Вскоре после проводов доктора Баффингтона и его дочери я сидел за столиком в «Монте-Кассино» и потягивал третью порцию виски со льдом. Я не знал, зачем пришел именно сюда. Скорее всего потому, что несколько дней назад нам всем четверым здесь было очень хорошо, пока не забурлил водоворот трагических событий. Вспомнилось тогдашнее общение с Моник, которое пробуждало во мне приятные чувства. Теперь она была мертва, как, впрочем, и Вилламантес, Эмилио, скуластый любовник графини и многие из тех, кто находился в центре, когда люди генерала Лопеса гранатами взорвали ворота и ворвались на базу. С генералом прибыло всего восемь человек, но они были вооружены ручными пулеметами, автоматическими пистолетами и винтовками. В том бою погибли двое солдат генерала, и только семеро из защищавшихся коммунистов остались живы. Моник среди них не оказалось.

Хорошо, что тогда Вилламантес ударил по голове Бафф, которая, потеряв сознание, все время, пока длился бой, пролежала на полу. Она, как и Моник, тоже могла погибнуть, поскольку ворвавшиеся в центр солдаты генерала открыли стрельбу по всем, кто еще держался на ногах. Доктор Баффингтон уцелел только благодаря тому, что в тот момент находился возле дочери. Сам я, когда генерал и его солдаты окружили меня, уже почти ничего не видел, не соображал и едва держался на ногах. Правда, я смог умыться и привести себя немного в порядок.

Надо было видеть, с какой радостью доктор Баффингтон уничтожил свои записи, которые я вытащил из пиджака мертвого Вилламантеса. В сейфе главаря я нашел шесть блестящих металлических кассет с копиями фильма, запечатлевшего графиню и ее теперь уже мертвого любовника. Не долго думая, я облил пленки бензином и предал огню. Когда я позвонил сеньоре Лопес и сообщил, что ей уже нечего бояться, она рассыпалась передо мной в благодарностях и даже пригласила на стаканчик рома, чтобы выяснить подробности. Но мне уже довелось видеть ее бравого супруга с автоматом в руках, так что я был вынужден ей отказать. Я сказал графине, что буду ей весьма признателен, если она пришлет мне чек на сумму в пятьдесят тысяч песо, которые она обещала заплатить за мои услуги, в отель «Дель Прадо». После чего я распрощался с ней и повесил трубку.

На следующее утро генерал приступил к «зачистке»: арестовал Бельчардо, Кармелину, которая и сообщила Вилламантесу о том, какими именами называли друг друга в домашней обстановке ее хозяева, что потом было использовано при составлении текста «предсмертной записки». Генерал расправился со всеми своими оппонентами. Кроме меня. Докопаться до причины, по которой я оказался впутанным в дела его заклятых врагов, ему вряд ли удалось бы. Более того, я не терял надежды завтра утром взойти на борт самолета, вылетающего рейсом до Лос-Анджелеса.

Покончив с третьим стаканом виски, я почувствовал себя не очень комфортно и постарался прогнать тревожные мысли. Однако это мне сделать не удалось. На улице уже совсем стемнело, по окнам ресторана бежали капли дождя. Настроение мое еще больше испортилось.

— Сигареты? Cigarros? Сигареты? — раздался надо мной голос.

— Спасибо, у меня... — начал я и, вскинув голову, едва не опрокинул пустой стакан.

От резкого движения перед моими глазами все вдруг закачалось и поплыло. Никогда еще мне не было так тошно, но, разглядев лицо стоявшей рядом девушки, я сразу же повеселел.