Не все мы умрем - Елена Гордеева

— Мокрухтина Анна Ивановна. Ты ей, милок, скажи, она подойдет.

— Минутку. Я сейчас посмотрю, дома ли.

Муж положил трубку рядом с телефоном и пошел на кухню.

— Тебя спрашивает какая-то кошелка. Мокрухтина Анна Ивановна.

— Кто? — побледнела жена. — Мокрухтина?

— Сказать, что ты спишь?

— Нет, я подойду.

Болотова взяла трубку.

— Здравствуйте, Елена Борисовна, — сказал бодрый женский голос. — Не хотели бы вы приобрести кое-что из архива Мокрухтина Федора Степановича?

У Елены Борисовны пресеклось дыхание. Первый импульс — бросить трубку. Второй импульс — она нажала на клавишу записи. В висках толчками билась кровь. У Болотовой была гипертония.

— Что ж вы молчите, Елена Борисовна?

— Нет-нет, я не молчу. — Болотова наконец справилась с дыханием. — Я думаю.

— Так вы хотите? Или мне передать материал компетентным органам? У меня здесь есть кое-какая пленочка, кое-какие документики. Я прошу за все это совсем немного: пять тысяч долларов. Только не говорите, что вам их надо собирать. Я знаю, они у вас дома.

Если бы ей сказали — десять тысяч, она бы и тогда не отказалась. Болотовой не приходило в голову, что не требуется вообще никакая сумма: с точки зрения прокурорши, отнять у нее жизнь — бессмысленно. Поэтому ее просто шантажируют. Это успокаивало.

— Я согласна, — выдавила из себя Болотова.

— Тогда я жду вас у метро «Спортивная». Знаете там почту? На улице Усачева, дом 29? Встаньте у входа, я к вам подойду. Только без глупостей: я женщина хрупкая, но за себя постоять сумею.

— Я сейчас еду, — выдохнула Болотова и положила трубку.

Муж стоял рядом. Он, конечно, ничего слышал, но видел, что включена запись, и понял, что разговор очень серьезный. Болотова вытащила микрокассету из телефона и пошла в спальню — одеваться. Муж увязался следом:

— Мне поехать с тобой?

Болотова поморщилась:

— Не надо. — Она хотела спрятать кассету и взять деньги, а он ей мешал. — Я быстро.

— Ты ее знаешь?

— Да, знаю.

— Кто она?

— Мокрухтина Анна Ивановна. Не волнуйся, я скоро вернусь.

— На тебе лица нет.

— Я ее много лет не видела. Иди, иди, Валера. Вернусь — будем ужинать.

Муж наконец ушел.

Есть пословица: самый страшный враг — бывший друг. Елена Борисовна перефразировала это по-своему: самый страшный враг — это бывший муж. Сегодня Валерий ее муж, а завтра? Вот то-то и оно! Не первый раз замужем — второй! Поэтому о деньгах ее он ничего не знал. Как только он вышел, она защелкнула дверь в спальню и откинула подушку пуфика, на котором сидела перед трюмо. Пуфик был с двойным дном. Елена Борисовна вынула оттуда необходимую сумму, а туда положила микрокассету, толком не зная, для чего она ей. Ей-то шантажировать будет некого. Представляться эта женщина не будет.

Болотова взяла такси и быстро доехала до улицы Усачева, благо от Фрунзенской набережной недалеко. Вот и почта. Двери закрыты. Перед входом никого. Окна освещены. Болотова проехала еще метров пятьдесят и остановила машину. Расплатилась, такси отпустила.

Прокурорша встала перед освещенным окном — квадратная женщина в широком платье загородила собой половину окна. Прохожие шли мимо, было много молодежи, и она подумала: «В Лужниках футбол».

Болотова прекрасно понимала, что сразу к ней не подойдут, а будут наблюдать — одна пришла или с хвостом? По этому поводу она не особенно нервничала. Больше волновало другое: как определить, что это та самая пленка, а не какая-нибудь туфта? Значит, ее куда-нибудь поведут или повезут отсматривать пленку? Как же раньше-то, госпожа прокурор, вы не сообразили? Вот тут она и заволновалась.

Какой-то мужчина подошел к дверям почты, посмотрел ей в лицо и подергал дверь.

— Закрыто, что ли? — озабоченно спросил он Болотову.

Но та не ответила и отвернулась — всем корпусом. Мужчина пожал плечами и пошел дальше — в сторону Новодевичьего монастыря.

В прицел оптической винтовки с глушителем человек из синего «Форда» видел, как его напарник остановился у почты и обратился к женщине. После подергал дверь. Это был условный сигнал, что это она. И как только мужчина пересек улицу и скрылся между домами, второй поймал голову Болотовой в перекрестие прицела, задержал дыхание и плавно нажал на спусковой крючок.

И ее состав могучийВ прах рассыпался летучий.

Два ангела подхватили ее под белы ручки и потянули ввысь, и где-то вдали уже открылись узкие ворота, одни только ворота, а кругом ничего, причем ворота были окрашены синей краской, краска кое-где облупилась, и Болотова еще подумала, что и здесь непорядок.

В узких воротах она чуть не застряла, и в этот момент ее кто-то схватил за запястье:

— Стой! Я адвокат! За что тебя убили? Ты знаешь, что говорить? — и замахал крылышками, с трудом удерживая крупную душу прокурорши.

Та прекрасно знала, за что ее убили, и ответила:

— По совокупности: шантаж, клевета, получение взятки, доведение до самоубийства, использование служебного положения в корыстных целях. Смягчающие обстоятельства: все так делают.

— Поэтому все здесь и оказываются, — резонно заметил адвокат армянской наружности. — Я буду тебя защищать. Говори на суде, что у тебя была маленькая зарплата, маленькая квартира, сыну предстояла операция, престарелые родители в Тамбове, а с Зинаидой Ивановной ты просто ошиблась. Ври больше, тогда поверят. Они ведь давно на земле не были и забыли, что там творится. Ты готова?

— Готова! — кивнула душа прокурорши, и Болотова преставилась.

Знаете ли вы, что такое время? Это способ материализации мысли. В самом деле, вчера вы задумали что-либо сделать, а сегодня это осуществилось. Вот вам и материализация вашей мысли.

А наступит завтра, и событие канет в Лету, оставив лишь след в вашей памяти. Что произошло? Произошел обратный процесс: событие стало мыслью. Может быть, это не вполне научно, но вполне очевидно. Вот что такое время, вот что пыталась внушить Евгения у реки мужу.

А Михаил Анатольевич, открыв рот, замерев с чашкой мяты у губ, смотрел на материализацию своих мыслей. На экране телевизора выла сирена, на крыше «жигуленка» вращался проблесковый маячок, у почты сновали оперативники, эксперты фотографировали лежащую у входа женщину, а корреспондент уголовной хроники вещал, что в Москве произошло очередное заказное убийство.

— На этот раз жертвой преступников стала глава Фрунзенской прокуратуры Болотова Елена Борисовна. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, и нет никаких оснований предполагать, что это преступление будет раскрыто. До каких пор? — взывал к зрителям аккуратненький мальчик при галстуке и с микрофоном в руке.

Впрочем, улики были. Знакомый Смолянинову оперативник нашел в сумочке у Болотовой пять тысяч долларов, о чем и сообщил корреспонденту. Тот сразу за это ухватился обеими ручонками:

— Очевидно, это единственная улика, которая может нас вывести на преступника. А сейчас, уважаемые зрители, мы вместе с вами проедем по свежим следам к ней домой.

«Восьмерка» с проблесковым маячком призывно завыла и помчалась по ночным улицам к дому Болотовой, увлекая за собой миллионы зрителей.

— Я потрясен! — шептал Михаил, сидя на плетеном стульчике.

— Вот тебе и материализация мысли. Ты только подумал, а кто-то сделал, — усмехнулась Евгения. — А еще говорят: мысль изреченная есть ложь. Как они не правы!

— Я ничего не понимаю. Что произошло?

— Она хотела выкупить архив.

— Зачем же выкупать? Их надо было брать живьем! — рвался в бой Михаил Анатольевич.

— Миша, — остановила его жена. — Выкупают затем, чтобы скрыть, а не затем, чтобы приобщить архив к делу. Она свой компромат выкупала. Теперь ты понимаешь, почему тебя отстранили, а твою Зинаиду Ивановну посадили в СИЗО? Взятки брал не ты, взятки брала она.

А на экране телевизора муж прокурорши прораб Валерий Федорович Болотов, сидя на кухне, вжавшись в стенку, поведал, что незадолго до ужина жене позвонила какая-то старушка Мокрухтина Анна Ивановна.

— Ну, — посмотрела на мужа Евгения, — теперь ты убедился?

— Какая Анна Ивановна? Она умерла!

— Анна Ивановна, может быть, и умерла, а дело Мокрухтина живет и побеждает.

— А что было дальше? — вопрошал корреспондент.

— Она вытащила из телефона микрокассету и взяла ее с собой, — рассказал муж Болотовой.

— Ага! — подскочил корреспондент. — При ней-то кассеты не найдено! Значит, преступники изъяли ее, не позарившись на деньги. Значит, эта кассета была им важнее денег! Вы точно знаете, что она взяла ее с собой?

Прораб кивнул. Врать всегда легче молча.

— Тогда, уважаемые зрители, мы возвращаемся на место преступления. Вы поедете с нами?