Гордость и предубеждение - Джейн Остин

Такого рода историями об их развлечениях и проделках, при поддержке вставлявшей изредка свои замечания Китти, Лидия пыталась веселить своих спутниц на протяжении всего пути до Лонгборна. Элизабет старалась ее не слушать, но не смогла в этой болтовне не заметить частых упоминаний о Уикхеме.

Дома их встретили необыкновенно радушно. Миссис Беннет была счастлива убедиться, что Джейн по-прежнему хороша собой. А на протяжении обеда мистер Беннет не раз многозначительно обращался к Элизабет со словами:

— Я рад, что ты, наконец, вернулась, Лиззи.

Компания за обеденным столом была очень обширной, так как почти все Лукасы прибыли встретить Мерайю и разузнать обо всех новостях. О чем только здесь не говорилось! Леди Лукас через весь стол расспрашивала Мерайю о доме и птичнике своей старшей дочери. Миссис Беннет сразу участвовала в двух разговорах, справляясь у Джейн о новинках моды и пересказывая ответы Джейн младшим мисс Лукас. А тараторившая громче всех Лидия перечисляла радости первой половины этого дня, обращаясь ко всем, кто был готов ее выслушать.

— Ой, Мэри, — кричала она, — так жаль, что ты с нами не поехала! Нам было безумно весело! Сперва мы катили с закрытыми шторками — можно было подумать, что в карете никого нет. Я была готова так проехать весь путь, если бы только Китти не почувствовала себя дурно. Зато у Джорджа, я надеюсь, мы вели себя как полагается. Мы накормили приезжих самым роскошным холодным завтраком в мире. Если бы ты выбралась с нами, мы бы и тебя угостили, честное слово! Ну, а когда мы вышли из гостиницы, вот была потеха! Я думала, что мы так и не сможем забраться в карету и чуть не умерла со смеху. А как мы веселились на обратном пути! Мы разговаривали и хохотали так громко, что нас, наверно, слышали миль за десять!

Мэри ответила ей очень серьезно:

— Мне не пристало, дорогая сестрица, называть истинную цену подобным развлечениям. Они, несомненно, кажутся привлекательными большинству женщин. Но для меня, признаюсь, они лишены очарования. Намного большее удовольствие я испытываю при чтении.

Ее ответ едва ли дошел до ушей Лидии, которая редко слушала кого-нибудь дольше, чем полминуты, и вообще никогда не обращала внимания на слова Мэри.

После обеда Лидия всячески уговаривала остальных девиц отправиться в Меритон и разузнать, как поживают там их знакомые. Но против этого решительно возразила Элизабет, по мнению которой нельзя было позволить говорить про дочерей мистера Беннета, будто они и полдня не могут провести дома, не гоняясь за офицерами. У нее была и еще одна причина для возражений: ей не хотелось снова увидеть Уикхема, и она решила избегать встречи с ним как можно дольше. Поэтому ее особенно радовало предстоящее отбытие полка из Меритона. Через две недели офицеры уедут, а раз их не станет, — ей больше ничто не напомнит об этом ужасном человеке.

Прошло совсем немного времени после их приезда, когда Элизабет обнаружила, что план поездки в Брайтон, о котором Лидия болтала в гостинице, весьма часто обсуждается ее родителями. Ей было ясно, что отец вовсе не намерен потакать матери в этом деле. Но его ответы в то же время были настолько туманными и мудреными, что у миссис Беннет, несмотря на все неудачи, сохранялась надежда в конце концов настоять на своем.

Глава XVII

Элизабет больше не могла противиться желанию поделиться своими новостями со старшей сестрой. И на следующее утро, подготовив ее к удивительному известию, она, наконец, рассказала о сцене, происшедшей между нею и мистером Дарси. Подробности, которые касались самой Джейн, она, разумеется, опустила.

Удивление Джейн, однако, продолжалось недолго. Она ценила Элизабет так высоко, что всякая склонность к ней кого бы то ни было представлялась ей вполне естественной. А некоторое время спустя она и вовсе перестала удивляться услышанному, будучи поглощена уже совсем иными мыслями. Ее искренно огорчало, что мистер Дарси выразил свое чувство столь неподобающим образом. Но мысль о том, как тяжело он должен был переживать отказ Элизабет, тревожила ее еще сильнее.

— Его излишняя самоуверенность была, разумеется, неуместна, — говорила она. — И ему, конечно, не следовало ее обнаруживать. Но только подумай, насколько острее было при этом его разочарование.

— Что ж, я и в самом деле сочувствую ему всей душой, — отвечала Элизабет. — Но надеюсь, что другие свойства его характера помогут ему избавиться от привязанности ко мне достаточно быстро. Ты ведь не осуждаешь меня за то, что я ему отказала?

— Осуждать тебя?! Что ты!

— Но ты можешь меня упрекнуть в том, что я так горячо вступилась за Уикхема?

— Нет, я не понимаю, почему бы тебе за него не вступиться.

— Ну так ты это поймешь, узнав, что случилось на другой день.

И она рассказала сестре про письмо, передав ей содержание той его части, которая касалась Джорджа Уикхема. Легко представить себе, как это разоблачение взволновало бедную Джейн, которая готова была пройти жизненный путь, убежденная, что всему человечеству свойственно меньше пороков, чем оказалось заключено в одном его представителе. Даже столь приятная ее сердцу возможность оправдать Дарси была не в силах ее утешить. И она со всей горячностью постаралась убедить сестру в существовании какого-то неизвестного обстоятельства, которое оправдывало бы одного человека и не бросало тень на другого.

— Ну уж это у тебя не получится! — возразила Элизабет. — Того и другого ты никак не сможешь представить одинаково добродетельными. Выбирай любого, но тебе придется ограничиться только одним. В них двоих заключена как раз та доза порядочности, которой хватает только на одного человека. И за последнее время стало неясно, кому она на самом деле принадлежит. Мне, по крайней мере, стало казаться, что вся она перешла к мистеру Дарси. А ты, конечно, решай, как тебе больше понравится.

Прошло, однако, известное время, прежде чем Джейн смогла хоть немного улыбнуться.

— Я не припоминаю, чтобы когда-нибудь я была настолько потрясена, — говорила она. — Неужели Уикхем — такой негодяй? Это кажется просто невероятным. И бедный мистер Дарси! Лиззи, миленькая, ты только подумай, что он должен был вынести! Так разочароваться в своих надеждах. И тут же узнать, какого ты о нем ужасного мнения! И решиться рассказать тебе такие вещи про родную сестру! Как это все тяжело! Я уверена, что ты сама это чувствуешь.

— О нет, мои сожаления и сочувствие улетучились, как только я увидела, насколько они переполняют тебя. С каждой минутой переживания мистера Дарси тревожат меня все меньше — настолько я уверена, что ты должным образом войдешь в его положение. Твоя щедрость позволяет мне быть бережливой, и если ты погорюешь о нем еще немного, сердце в моей груди станет легким, как перышко.

— Бедный Уикхем! А ведь он выглядит таким милым человеком, — с его открытым взглядом, безукоризненными манерами!

— При создании этих двух молодых людей была и в самом деле допущена великая несправедливость: одного наделили всеми достоинствами, а другого — внешними качествами, в которых они якобы должны проявляться.

— Я никогда не соглашалась с тобой, что у мистера Дарси нет этих внешних качеств.

— И все же, относясь к нему с такой неприязнью без достаточного основания, я очень гордилась своей проницательностью. Подобная неприязнь отлично подстегивает ум и является самой плодотворной почвой для острословия! Можно беспрерывно болтать и так и не сказать ничего, заслуживающего внимания. Но нельзя постоянно подшучивать над человеком без того, чтобы время от времени у тебя не вырвалось нечто действительно остроумное.

— Когда ты впервые прочла это письмо, Лиззи, ты, вероятно, не могла смотреть на вещи так, как сейчас.

— Совершенно верно. Мне тогда было как-то не по себе. Очень не по себе, — я просто чувствовала себя несчастной. Мне не перед кем было излить свою душу. Со мной не было моей Джейн, которая, утешая меня, сказала бы, что я — вовсе не та пустая, тщеславная и вздорная девчонка, какой я себя сознавала. Как мне хотелось, чтобы ты была рядом!

— Жалко, что, говоря с мистером Дарси о Уикхеме, ты употребила такие сильные выражения. Ведь на самом деле они оказались совсем незаслуженными.

— Еще бы. Впрочем, излишне резкий тон часто является следствием предубежденности, которую я испытывала. Мне, кстати, хотелось бы получить от тебя один совет. Как ты думаешь, должна я открыть глаза на Уикхема нашим знакомым?

Мисс Беннет немного задумалась и затем ответила:

— По-моему, у нас нет повода для такого ужасного разоблачения. А как тебе кажется?

— Пожалуй, этого делать не следует. Мистер Дарси не поручал мне распространять его сообщение. Напротив, все подробности, касавшиеся его сестры, предназначались только для меня. А если я скажу про другие поступки Уикхема, разве мне кто-нибудь поверит? Предубеждение против Дарси настолько сильно, что половина жителей Меритона скорее в гроб ляжет, нежели посмотрит на Дарси сколько-нибудь доброжелательно. И с этим ничего не поделаешь. К тому же Уикхем скоро уедет. А потому здесь едва ли кому-нибудь важно знать, что он собой представляет. Рано или поздно все станет известно. И тогда мы сможем вдоволь посмеяться над простотой тех, кто не догадывался об этом раньше. А пока что я собираюсь молчать.