Загадка Красной вдовы - Джон Карр

— Может быть, привести остальных? — слабым голосом предложила Джудит. Она держалась на некотором расстоянии от стола.

— Нет, — сказал Г. М. — Пока не надо. Через несколько минут — с большим или меньшим приближением — все мы пойдем наверх, и кому-то из вас придется поговорить с Изабеллой. Разговор, если он вообще состоится, обещает быть интересным. А выводы из того, что она скажет, — еще интереснее. Ну а пока…

Я все понял сегодня днем. С сожалением признаю, что я не пришел к выводу логическим путем, хотя мог бы, если бы мне удалось правильно выстроить факты. Но каждый раз, когда я сидел и думал, факты только сбивали меня с толку. В голове у меня роилось великое множество безумных идей. Один маленький нюанс, всего один маленький нюанс запутал дело с самого начала. Он оказался таким простым — трюк, с помощью которого убили Бендера, — что мы долго отказывались понимать, что к чему. Чтобы мы прозрели, истине пришлось дать нам пинка по заднице.

Меня не проняло, когда Мастерс сегодня утром пришел ко мне в офис и поведал о стоическом отношении Бендера к неприятностям вроде мозолей или аппендицита. Я взял и наорал на Мастерса, а ведь решение головоломки было у него в руках, хоть он о том и не подозревал. Бендер мучается мозолями — и никому ни слова. Бендер думает, что у него воспалился аппендикс, — и по-прежнему держит язык за зубами. Из-за такого своего отношения бедняга и отправился в царство небесное.

Я мог догадаться еще вчера. Этот нервный вид, будто он находится под воздействием наркотика. На лице написано… не беспокойство, нет — какое-то тайное страдание. Повторяющееся движение челюсти — он бессознательно ощупывал языком щеку. А когда он ужинал…

— Но он не ужинал! — воскликнула Джудит. — Он ничего не ел, кроме супа.

— Кроме супа. Вот именно, кроме супа, — глухо отозвался Г. М. — Я оказался достаточно глуп для того, чтобы не догадаться. Помните, что рассказал нам Мантлинг? Он неожиданно окликает Бендера, когда тот бреется. Бендер вздрагивает и режется бритвой. Из-за маленького пореза вся раковина испачкана кровью. Можете себе представить, чтобы из-за маленького пореза вылилось столько крови и при этом ничего не попало бы на одежду? Откуда столько крови? Откуда она взялась, при том что Бендер ничего вам не говорит? Его голос звенел в тишине комнаты.

— Ну? — не выдержал Мастерс.

— Бендер полоскал рот, — деревянным голосом сказал Г. М. — А не объяснил он это потому, что только что вскрыл у дантиста воспалившуюся десну.

Глава 19

НАРУЧНИКИ

Мастерс вскочил, будто его подбросило взрывом.

— Кажется, я начинаю понимать, — пробормотал он.

— Да. Как все просто, верно? За сегодняшний день я несколько раз говорил вам, что у Бендера в кармане была не только записная книжка. Там было что-то еще. А днем на меня снизошло озарение. Что могло поместиться в нагрудный карман? Что-то плоское, как большая записная книжка. Она пряталась за ней. Что это могло быть? Кто-нибудь, ответьте! Что бы вы подумали при взгляде на его нагрудный карман?

Терлейн вспомнил.

— Я помню, что я подумал, — сказал он. — Я подумал, что у него в кармане плоская фляжка.

— Да. Было бы лучше, если бы вы сказали о своих догадках раньше. Посмотрите, каким простым, ясным, душераздирающе легким кажется теперь дело. Я с самого начала пошел не в том направлении. Я настаивал, что кураре не могло быть проглочено, потому что в этом случае оно не причинило бы Бендеру никакого вреда. Вообще-то я был прав. При обычных обстоятельствах ничего бы не произошло. Но я не знал о маленьком разрезе у него во рту, возле зуба мудрости, где десна так легко воспаляется. Никто не искал рану там — рану, нанесенную в день его смерти. Система кровообращения! Естественно, яд попал прямо в кровоток и убил его в течение считаных минут. Какой патологоанатом найдет почти невидимый разрез на челюсти, даже если и заметит, что она слегка воспалена? Как только яд попал в кровь, определить место его введения невозможно.

Но черт меня побери, я должен был определить его! Мастерс, помните, — Г. М. пытался снова разжечь свою трубку, — как сегодня в моем кабинете мы единодушно решили, что яд должен был попасть в тело через порез на горле? В таком случае, рассуждали мы, яд в первую очередь воздействует на голосовые связки и немедленно лишает жертву возможности закричать. Понимаете? Так и случилось — с той только разницей, что яд попал в тело через десну. А я все витал в облаках в поисках какого-нибудь изощренного способа убийства и даже не задумывался о том, что вот он, способ, у меня перед глазами: человек вынимает из кармана фляжку и пьет из нее, не зная, что в бренди было подсыпано кураре.

Посмотрите, вот она, стоит себе на столе. Безобидно выглядит, не так ли? Я могу сделать из нее глоток прямо сейчас, и ничего со мной не случится. Фляжку нашли рядом с пузырьком с цианидом, и мы бессознательно объединили их. Но во фляжке не цианид. В ней кураре. Бендер сидел за столом, а Гай Бриксгем наблюдал за ним через окно. То, что Гай увидел, должно было быть очевидно, как удар в челюсть — позволю себе позаимствовать чье-то сравнение. Он увидел, как человек пьет. В день убийства Гай подслушал разговор, во время которого кто-то дал Бендеру ту фляжку. И что происходит со всеми вашими алиби? Естественно, что в таких обстоятельствах возле двери во «вдовью комнату» могла собраться сколь угодно большая толпа — все равно их алиби было пшиком. Бендер носил смертельную ловушку с собой. Рано или поздно — когда закончилось бы действие инъекции кокаина или новокаина, которую сделал ему дантист, — он должен был отхлебнуть из фляжки. Он отпил бы из нее потому, что кто-то внушил ему, что в бренди подмешано обезболивающее. Так я думаю. Скоро мы узнаем, прав ли я. Кстати, кто-то не солгал. В бренди было подмешано то, что избавляет от боли навсегда.

Сэр Джордж не отрываясь смотрел на Г. М. — меловое лицо в красных пятнах.

— Но как злоумышленник, — воскликнул он, — мог быть уверен, что Бендер не сделает глоток до того, как войдет во «вдовью комнату»? И каким образом фляжка потом пропала? Да, и книжка.

— Все может объяснить мисс Изабелла Бриксгем, — очень тихо сказал Г. М.

В наступившей тишине пение газа в горелках было слишком громким. Заскрипели доски пола — Мастерс снова вскочил на ноги.

— Так, значит, она… Значит, все-таки она?

Г. М. поднялся.

— Сейчас мы пойдем наверх и послушаем, что она скажет, — ответил он. — Да, все мы. Не отставайте. И не исчезайте по дороге. Теперь вы можете спать спокойно. Это просто комната, и она не более опасна, чем любая другая. Довлеющее над ней проклятие существовало только в вашем воображении, так же как и призраки, якобы населяющие ее. Она безопасна. Ад меня побери, но мне кажется, что она стала немного скучнее. Вы что, не рады?

Джудит Бриксгем отошла назад, кусая тыльную сторону своей ладони. Ее лицо было белым, за исключением небольших, резко очерченных алых пятен на скулах. Равель сидел, тупо уставившись в стол. Лицо Карстерса было похоже на лицо Г. М. отсутствием выражения. У Терлейна возникло предчувствие, что настоящий ужас еще впереди; что прошлое проклятого дома так просто не ослабит своей хватки, на последнем издыхании оно предпримет попытку найти новых хозяев и поселиться у них в умах. Однако пока ничего не происходило: газовые рожки и электрические свечи горели спокойным светом, древнее дерево холла не сулило никакой опасности. Компания поднялась по большой, устланной ковром лестнице: той самой лестнице. Они услышали голос, доносящийся из верхнего холла.

Это был голос доктора Пелема. Он звучал монотонно, предложения были разделены четкими паузами. Жутковатое впечатление от него усиливалось из-за того, что они не могли разобрать слова — только ровное, подобно падению капель воды, бормотание.

Г. М. яростно махнул рукой: «Ни звука!» Он двинулся по широкому коридору, ведущему в холл — туда, где на белых стенах тускло горели электрические свечи, а пол был прикрыт темно-красным ковром. Ровный, жуткий голос не умолкал.

Терлейн смог разобрать пару слов и похолодел. Слева от него шла Джудит; справа — Равель. Джудит чуть не вскрикнула, но Мастерс, совсем потеряв голову, схватил ее и зажал ей рот ладонью. Не успел Терлейн возмутиться, как они уже стояли в дверях гостиной Изабеллы Бриксгем и заглядывали внутрь.

Терлейну никогда не забыть той сцены. Она сидела спиной к двери, лицом к неярко горевшему огню. Она сидела в большом кресле, обитом какой-то узорчатой тканью. Ее седая голова возвышалась над его спинкой. Прямо перед ней, на каминной полке, стояли часы, стрелки которых двигались рывками. Комната, освещаемая только камином и настольной лампой, была погружена в полумрак. Затем он увидели доктора Пелема. Он сидел лицом к Изабелле сбоку от камина. Они могли видеть только его глаза, заблестевшие, когда он, не вставая с кресла, наклонился вперед.