Любовь за деньги. П… роману с Бузовой - Роман Третьяков

– Я чувствую себя яйцом. Действительно, такое ощущение, что в шоу участвовал ты, а не я.

– Это потому, что, пока хомяки в системе, все молчат, а как выйдут, бояться больше нечего, вот и рассказывают. А тебя как действующего героя бывшие не особо интересуют. Это отработанный материал. Зачем тебе знать?

– Я, попав в периметр, был уверен, что шоу-бизнес не так страшен, как его малюют.

– А куда ты попал, давай разберемся. Ты попал в систему по производству телеконтента. Большие дяди очень умно вкладывали деньги не в тебя конкретно, а в систему «Д2». Они раскручивали не вас, как звезд, а систему. Это очень правильно с точки зрения бизнеса, тебя уже там нет, но шоу продолжается, и поверь мне, если там не будет Бузовой, Меньщикова, Калганова, система по-прежнему будет функционировать, потому что она таким образом устроена. Это завод по производству скандалов, и заметь, лучший на отечественном телевидении. Шоу-бизнес как средство заработка – это кошмар! Когда ты покупаешь землю, квартиру, дом, тут все относительно просто: есть договор купли-продажи, который подтверждает твою собственность, есть чек, который показывает, сколько ты вложил. А теперь допустим, ты вложил в раскрутку артиста несколько десятков миллионов долларов, он стал популярен как Билан! Выиграл кучу конкурсов, тоже, между прочим, не без твоей помощи. В какой-то момент, без особой причины, этот самый артист, в которого ты вложил десятки миллионов, отказывается петь или сниматься в клипе или вообще говорит тебе: ты плохой человек, у тебя злая энергетика, ты меня разрушаешь, я ухожу от тебя. Что ты с ним сделаешь?

– У него же есть договор?

– Не смеши меня. Договор стоит не дороже той ручки, которой он был подписан. Наплевал твой артист на этот договор, на тебя и на твои миллионы и пошел к другому продюсеру. И что ты делаешь?

– В суд.

– Это понятно. Практика показывает, что суд ничего поделать не может. Поэтому ты пускаешь в ход убедительные средства, которыми привыкли апеллировать все пацаны, сколотившие деньги в девяностых: сначала предупредишь, потом отп…дишь, а уж потом стрельнешь. Да мало примеров, что ли! Далеко ходить не надо. Вот ваши братья-близнецы. Вроде пели, плясали, песни писали, в «Олимпийском» выступали, на гастроли ездили, где сейчас?

– В Набережных Челнах, одеждой торгуют.

– А почему?

– Потому что они попытались права на все свои песни передать другой компании.

– Вот видишь! Поэтому шоу-бизнес такой коррумпированный. А ты говоришь, не отсасывают. Отсасывают и еще как, с подкруточкой, причмокивая, глотают до самых яичек, а иногда и вместе с ними, лишь бы одеждой в Набережных Челнах не торговать.

– Наверное, ты прав.

Раздался телефонный звонок. Мобильник звонил в кармане пальто.

– Игорь, я отвечу.

– Конечно-конечно.

Звонил Ваня.

– Алло.

– Эй, чувак, ну ты где? Ты жив вообще?

– Я… я в гостях.

– Молодец, напился вчера и исчез! Нехорошо так поступать с друзьями. Я волнуюсь, уже все телефоны оборвал.

– Вань, не чеши мне, небось сам только что проснулся, опомнился и набрал.

– Хе-хе, тебя не проведешь. Ну ты где?

– Говорю же, в гостях.

– Тут Бузова вчера такое отчебучила! Писец! Приходи, перетрем!

– Хорошо. Скоро подойду.

– Ну давай, приходи, а то мы уже волнуемся.

– Ладно-ладно.

Ваня повесил трубку.

– Игорь, я, наверное, пойду. Дома уже больше суток не был, соскучился. – Мне было действительно неловко.

– Может, еще побудешь немного? – Он смотрел на меня с мольбой. – Оставайся. Я тебя еще чем-нибудь угощу. Может, выпить хочешь? У меня тут много всего. Смотри!

Игорь открыл бар. Там было действительно всего очень много.

– Не могу, пора идти.

– Ну ладно, иди. Только давай выпьем немного за знакомство, и ты пойдешь.

– Давай.

Он достал бутылку «Абсента».

– Ого!

– Не бойся. Он нормальный. Глючить тебя не будет, просто настроение повысит, и все.

– Ну ладно. Лей.

Игорь налил пару шотов. Мы их быстро опрокинули себе в глотки и запили швепсом.

– Обещай, что заглянешь ко мне еще?

– Ну конечно загляну.

– Я тебе не верю. Ты не вернешься. Я чувствую, – жалобно глядя мне прямо в глаза, говорил он.

– Ну прекрати. – Я говорил и сам не верил.

– Забудь что-нибудь, – попросил Игорь.

– Что забыть?

– Неважно, забудь что-нибудь, за чем обязательно вернешься.

– Давай я забуду одну вещь, а ты ее найдешь. У тебя будет хороший повод позвонить.

– Может, все-таки останешься? Еще чуть-чуть! Тебе все равно дома нечего делать. Друзей увидеть ты еще успеешь. Пожалуйста.

Я быстро накинул пальто, открыл дверь, встал на порог и обернулся на Игоря. В его глазах светилось одиночество. То самое одиночество, которое испытывает каждый человек без любви. Игорь смотрел на меня с мольбой и надеждой. Он был так же одинок, как и я, в этом огромном, многомиллионном городе, в этой роскошной квартире, с богатым любовником, с хорошей машиной и с любимой работой. Наверняка, улетая в самые дорогие места нашей планеты, чтобы насладиться морем и пляжем, он каждый раз с завистью смотрел на проходящие мимо парочки. Сидя в кафе с подружкой и поддерживая пустую беседу, он смотрел на целующихся за соседним столом романтиков, и как-то особенно больно при этом щемило в груди. Он был очень одинок и страдал от того, что в нем нет любви. Он видел ее во мне, даже не саму любовь, а возможность ее возникновения, и именно поэтому не хотел меня отпускать. Я понял это, потому что сам был одинок.

– Нет, Игорь. Я пойду. Спасибо тебе, ты хороший. – Я наступил на порог, ласково посмотрел на него, а потом крепко, будто родного, прижал. Мы стояли на пороге с открытой дверью, обнявшись и положив головы друг другу на плечи.

– Игорь, я пойду. – Я разжал руки.

– Иди.

– Пока.

– Счастливо.

Я сделал пару шагов по мраморному полу лестничной площадки и тут же исчез за поворотом.

Я вышел на улицу и уловил весьма интересное состояние души. Впервые за многие месяцы душа ликовала. Торжественно светило солнце, играя лучами в облысевших деревьях. Я шел навстречу улыбающимся прохожим, которые обращали на меня внимание, а ветер теребил полы моего пальто и раздувал наспех замотанный шарф. Меня не оставляло удивление, что минуту назад я обнимал мальчика, и это не было так отвратительно, как я раньше себе это представлял. Его чистое желание привязаться ко мне напоминало маленького дворового щенка, который увязался за мной на улице.

Я впервые в этом городе шел куда глаза глядят. Мне было совершенно не важно, куда спешат эти люди, что показали по телевизору в «Д2», кто из бывших появился на обложке журнала и есть ли у меня в кармане деньги на проезд в метро. Я шел, смотрел вокруг, улыбался и был, наверное, немного счастлив и чуточку влюблен.

Денег на проезд действительно не было, я понял это, пошарив в карманах. Да и плевать. На указателе перед Бородинским мостом была табличка: «До Кремля 2 км», значит, до меня приблизительно на триста метров больше. Мне предстоял прекрасный маршрут: Бородинский мост с видом на Ростовскую набережную, Смоленская площадь и МИД, Старый Арбат, Знаменка, Каменный мост и мой «Дом на набережной». Дойду не спеша минут за сорок, может, больше. Москва впервые за полгода была приветлива, я смотрел на ее прелести новыми, полными надежд глазами.

Может, и мне стать гомосеком? Ну что тут такого? У нас вся эстрада гомосексуальная. Кого ни возьми, все гомосеки, жены или любовницы только для отвода глаз. Стану пидарком, подолблюсь немного в какарик, и все, глядишь, жизнь наладится, карьерный рост начнется, стану появляться в модных телешоу, возможно, даже стану ведущим или певцом! В конце концов, какая разница – ты или тебя? Простатита не будет, тоже плюс. А если с телевидением не заладится, буду оформляться на содержание к какому-нибудь олигарху.

Телефон завибрировал в кармане. Это был Игорь.

– Привет!

– Привет.

– Ты забыл перчатки!

– Хм. Действительно?

– Да! Так здорово! Когда придешь забирать?

– Не знаю, наверное, скоро.

– Я буду ждать.

– Игорь…

– Да.

– Я хотел сказать тебе, что… ты мне нравишься. Ты очень хороший.

– Спасибо. Я старался. Приходи, пожалуйста. Я буду ждать.

– Ладно. Пока.

– Пока.

Со Смоленской я свернул на Старый Арбат. Маленькие, ухоженные двух-трехэтажные домики старой, купеческой Москвы эхом отражались от величественного сталинского МИДа и с европейским шиком удалялись к центру в сторону Арбатской площади. Я шел, легко вдыхая слегка примороженный воздух, вглядывался в лица людей, рассматривал окна и вывески ресторанов. Мне было спокойно. Потрясающе! Телефон снова завибрировал, сбивая поэтическое настроение. Звонил продюсер. Я остановился, перебрал все возможные мотивы его звонка и не нашел ни единого. Оставалось только взять трубку.

– Николай Алексеевич…

– Роман Вячеславович, привет.

– Здравствуйте.

Германовский был явно чем-то встревожен. Он говорил резко, в командном тоне. Такое с ним бывает крайне редко, в основном в те моменты, когда рейтинги начинают падать.