Пляска смерти - Бернгард Келлерман

– Боже милостивый, что с тобою, Криста? – в ужасе вскричала фрау Беата, когда дочь вошла в комнату. – На тебе лица нет!

– Мама! – крикнула Криста, опускаясь на стул. – Небеса разверзлись надо мною!

– Да говори же толком, дитя мое.

– Небеса разверзлись надо мною! – повторила Криста, машинально снимая шляпу. – Подожди, мама, подожди минутку, я все тебе расскажу. Уедем отсюда! Уедем, уедем!

Фрау Беата была уверена, что с Кристой стряслась большая беда, о которой ей даже говорить трудно. Она вышла из комнаты и вскоре вернулась со стаканом горячего грога. По ее убеждению, это была панацея от всех зол. Грог, если и не помогает, то во всяком случае подбадривает организм!

Прошло много времени, прежде чем Криста в нескольких словах рассказала матери о том, что ей пришлось пережить: о том, как она обманулась, о своем разочаровании, отрезвлении, смятении.

– Уедем отсюда, мама, – беспрестанно повторяла она. – Уедем, уедем из этого города!

Фрау Беата долго молчала, затем поднялась и стала тяжелыми шагами ходить взад и вперед по комнате. Наконец, она остановилась перед Кристой.

– Трудно заглянуть в глубину человеческого сердца, Криста! Почти все люди в этой стране потерял» даже ту крупицу разума, которая у них была. – Она позвонила горничной и велела подать крепкого чаю. – И вот еще что, – добавила она, – заприте-ка дверь! Мы никого не хотим видеть. А если кто-нибудь придет или позвонит, скажите, что мы только что приехали, очень утомлены и никого не принимаем. Вы меня поняли?

Криста постепенно приходила в себя.

– Только бы уехать из этого города, уехать! – Она вскоре удалилась в свою комнату и на следующее утро вышла оттуда молчаливая и мертвенно-бледная.

Продолжительная беседа матери с дочерью кончилась тем, что они решили опять уехать на несколько недель, хотя бы в Баден-Баден, где все-таки немного теплее, чем здесь, на севере. Они снова уложили чемоданы, только что распакованные. Большой автомобиль стоял в гараже, покрытый пылью и грязью, привезенной еще из Италии. Они уехали на следующее утро после завтрака.

Криста вздохнула свободнее, только когда город уже остался позади. Фрау Беата сидела за рулем и вела машину на большой скорости, как всегда, когда ей удавалось хорошо выспаться. Криста сидела рядом и, вся уйдя в свои мысли, безучастно смотрела на поля.

«Удивительно, – думала она. – Ведь он никогда не носил нацистского значка, и мы никогда не говорили о политике – или очень редко. Порой я замечала, что он переводит разговор, как только я касаюсь политики. Никогда он ни словом не вступился за нацистов и никогда ни словом не обмолвился против них». В голове ее проносились все одни и те же мысли.

– Cheer up, my girl![16] – бодро воскликнула фрау Беата. – Солнце еще проглянет! Да, Криста, я знаю: в молодости кажется, что все мужчины ломаного гроша не стоят! Но с годами мы начинаем судить о них справедливее. И понимаем, что они не ангелы и не исчадия ада, а всего лишь люди. Как и женщины… – Она рассмеялась.

XII

Когда вечером Фабиан пришел на обед, который гаулейтер давал для всех высокопоставленных чиновников национал-социалистской партии и именитых людей города, швейцар доложил ему, что утром приезжала какая-то дама и спрашивала его. Радость пронзила сердце Фабиана. Криста! Это могла быть только Криста! Значит, она вернулась раньше, чем предполагала. Чудесно! За обедом он был в превосходнейшем настроении. На следующее утро он позвонил Кристе, но горничная ответила, что дамы очень устали и никого не принимают. Тогда он заказал в цветочном магазине прелестную вазу с ландышами, которые сам очень любил, и приложил коротенькое письмецо Кристе.

«Я рад и счастлив, – писал он. – Последние месяцы были для меня жестоким, почти невыносимым испытанием, никогда еще пустота жизни и одиночество так не угнетали меня».

Позвонив вечером, он получил тот же ответ. Тогда он послал Кристе письмо; она получит его завтра утром.

«Отдохните хорошенько, любимая моя Криста, – писал он. – И не сердитесь за то, что я докучаю вам цветами и письмами, это объясняется моей страстной жаждой снова увидеть вас после долгой разлуки. Я твердо надеюсь, что до вечера вы отдохнете настолько, что сможете подарить мне несколько минут. Сегодня с пяти часов и до семи я буду ждать вас в «Резиденц-кафе». Прежде всего я мечтаю о большом разговоре, «важном» разговоре, как вы писали. Дом номер шесть по Бухенштрассе я приобрел и буду счастлив показать его вам в ближайшие дни».

День прошел, как обычно, в работе. Пообедав, Фабиан купил у ювелира Николаи старинное ожерелье из черного янтаря, которое давно уже было у него на примете. Как оно будет к лицу Кристе! Ровно в пять часов он сидел в «Резиденц-кафе» за чаем.

В кафе было совершенно пусто; лишь немного погодя пришел какой-то старик; он уткнулся в газету и сильно кашлял. Фабиан ждал и на досуге внимательно рассматривал помещение. Это кафе было открыто еще в то время, когда во дворце обитал какой-то епископ; вся обстановка здесь была выдержана в стиле дешевого рококо. На стенах висели картины, писанные неумелой рукой в манере Ватто и теперь потускневшие, почти черные, большей частью в облупившихся рамах. На одной картине, изображавшей пикник в лесу, он с трудом разглядел двух молодых дам, слушавших юного кавалера, который играл на флейте. За окнами становилось все темнее, на улице и на сердце у Фабиана сгущались сумерки. Он вздрагивал при каждом звуке приближавшегося автомобиля и готов был вскочить всякий раз, когда открывалась дверь. Ожидание становилось мукой. Просмотрев все газеты, он, чтобы убить время, стал обдумывать дело, которое ему сегодня поручили, и кое-что записал в блокнот.

Затем он снова принялся рассматривать картины, Удивляясь, что юный кавалер все еще играет на флейте.

Странно, но с тех пор как он узнал, что Криста в городе, он с пугающей его ясностью увидел всю пустоту и бессодержательность своей жизни. Он тянулся к ней, как умирающий от жажды тянется к воде. И его снова стала волновать загадка, как может человек иметь такую власть над другим человеком. Это походило на волшебство. Если долго смотреть на спящего, он открывает глаза. Может быть, так и с любовью. Может быть, на нас смотрят сотни глаз, и сотни неведомых глаз в глубинах нашего существа открываются в ответ. А может быть, любовь и физически изменяет нас? Кто знает! Человеку никогда не проникнуть в эту тайну.

Уничтоженный, он, наконец, встал. Было уже около восьми, и он больше не надеялся на приход Кристы. Что-то, по-видимому, случилось! Уж не заболела ли она?

Усталый, терзаемый мрачными мыслями, он шел по тихим и темным улицам обратно в гостиницу. Он все яснее понимал, что жизнь без этой женщины для него бессмысленна, более того – невозможна.

Разбитый и подавленный, Фабиан вошел в свою комнату и зажег все лампы, так как темные улицы, по которым он возвращался домой, и мрачные мысли все еще преследовали его.

Почему Криста не прислала ему записки в «Резиденц-кафе»? Почему она не позвонила ему?

Он был очень встревожен, но не решался звонить ей сегодня, чтобы не показаться навязчивым. Ясно, произошло нечто непредвиденное.

В тревоге и горести сел он за письменный стол, чтобы написать несколько писем. Неудачный день, безнадежно неудачный день!

Около часа он писал, затем отложил перо, так как мысли его мешались. И, вконец разбитый, лег в постель.

Наутро первой его мыслью была Криста. Нет, сегодня он уже не будет полагаться на телефон. Он проработал с час в бюро и в одиннадцать велел везти себя к дому Лерхе-Шелльхаммер. Сенбернар встретил его радостным лаем и даже побежал за ним вверх по лестнице, чего он обычно не делал.

– Могут ли уже дамы принять меня? – спросил он у горничной.

– Их нет дома, они сегодня утром уехали на машине.

– Уехали? Куда? – Он пошатнулся.

Горничная не знала, и Фабиан ушел. Он даже не дал себе труда скрыть свою растерянность перед девушкой.

Может быть, им вздумалось предпринять какую-нибудь непродолжительную поездку, пытался он успокоить себя, но сам себе не верил. Даже привета она не передала, даже словечка не написала!

Вчерашнее предчувствие беды не обмануло его; ему пришлось собрать все свои силы, чтобы взглянуть правде в глаза. Криста порвала с ним, просто порвала, ни слова не сказав. Это какая-то загадка… Может быть, его оклеветали? Но нет, Криста не такая женщина, чтобы поверить любому вранью. Она потребовала бы от него объяснений…

Глубокая печаль овладела им: едва завоевав Кристу, он по какой-то загадочной причине ее утратил. Печаль снедала его, и он поехал в Бюро реконструкции, чтоб хоть на несколько часов забыться в работе.

К обеду Фабиан не прикоснулся, ему не хотелось ни есть, ни пить, и рано вернулся к себе в гостиницу. Ему было так плохо, что он. одетый, повалился на кровать. Неподвижно, как оглушенный, пролежал он много часов, вперив взор в потолок.