Крестоносцы - Андрей Готлибович Шопперт

— Марек, мы обязательно оборвём уши этому паршивцу. М… А святые отцы завтра зайдут тебе пообедать и… Подожди, а что, тот домик во дворе корчмы, ты его сдаешь сейчас? Мои братья прибыли прямо из Авиньона от самого Папы Иоанна и им нужно встретиться с нашим епископом, не можешь ли ты поселить их у себя. В том домике, и позаботиться об их питании, ну и прочих услугах. Одежду постирать. Они ведь давно в пути. И у тебя же есть большая конюшня для их мулов? — отец Рубио прямо сиял. Нашёл способ выпроводить гостей. А то ведь объедят.

— А цветы? — кабатчик был в чёрном фартуке, с чёрным платком на голове и с чёрными глазами. Может он и ездит на тех козлах⁈ Вон какой огромный тесак у него в руке.

— Цветы? — доминиканец вышел на освещенное место перед Мареком.

— Цветы⁈ — поиграл тесаком шеф-повар.

— Конечно, Марек, святые отцы возместят тебе ущерб, а я отпущу тебе совершенно бесплатно любой твой грех.

— Хм. Любой?

— Любой, Марек. Так что с тем домиком?

— Конечно. Я с удовольствием сдам его святым отцам. И их мулам. В смысле конюшню сдам. Можете перебираться прямо сейчас.

Ночной мглой, подгоняемые в спину хлёсткими ударами холодного ветра с дождём, посланцы Папы Иоанна двадцать второго прошли по узкой улочке с полсотни шагов, повернули и оказались перед приземистым двухэтажным зданием с масляным фонарём над входом. Фонарь был подвешен на цепи, и ветер, забавляясь, раскачивал его, надеясь сорвать и загасить наконец тусклый огонёк.

— Пройдёмте святые отцы… А вы есть-то… голодны? Нет так да? Не будете?

— Хотим! Хотим! — закричал отец Гюстав. Он последним шёл, таща своего мула чуть не силком. Видно ему досталось под этим фонариком от Марека, и он туда больше особо не стремился, чего там делать, всё что могли они уже объели.

— Ладно. Скажу… Жуже скажу, чтоб в помоях посмотрела.

— В помоях? — даже остановился доминиканец. Разговаривали на италийском. До того как завести своё заведение Марек двадцать лет повоевал на юге в том числе и за Геную. Наёмником был. Так что языком ромеев владел прилично, хоть и с акцентом смешным, вот отцу Гюставу и показалось, что просто не то слово вставил корчмарь. Перепутал.

— А где по вашему, святой отец, я для ваших мулов найду ночью еды. Знамо дело в помоях.

— Ага, вот тут ступенька… осторожней. Ну, что же вы, Ваше Высокопреосвященство⁈ Теперь синяк будет и нос опухнет. Ох-ти а кровь-то как хлещет. Бяда. Поакуратнее надо. Зальёте тут всё кровью, отмывай потом за вами. Так вы мне всех посетителей разгоните. Цветы объели, кровью дверь и ступени залили. Придут люди, а не красоты былой, ни порядка, в крови всё. Эх. Ладно, чего уж. И вас накормлю. Чем осталось. Наверное, не всё Жужа в помои высыпала.

Глава 20

Событие пятьдесят шестое

— Веспасиан? — Данька, ехавший в возке вместе с Андреем Юрьевичем, широко раскрыл глаза.

— Могу в буквицах ошибаться. Возможно Весписиан.

— В сральня как называлась, подзабыл, княже? — махнул рукой на букву начальник артиллерии.

— Латрины. Опять могу какую-нибудь букву перепутать.

— Расскажу воям своим, — скорчил рожу начальник артиллерии, представив как ребята его рты пораскрывают.

Разговор шёл о порохе. Точнее, о селитре. А ещё точнее, о способах, как увеличить её производство… Хотя сейчас правильнее будет применить слово «добычу». Пока в княжестве Владимирском всё происходит так же, как во Франции поступали во времена Наполеоновских войн. Срезали верхнюю часть земли в коровниках и конюшнях по всему Владимиру и варили в больших котлах. Особое внимание уделялось старым конюшням, где десятки лет держали лошадей. Селитряные ямы строили, но там несколько лет надо, чтобы в них вызрела селитра, а прошло чуть больше года всего как первую организовали. Сейчас-то сотни, но селитра-то нужна сейчас, а не через годы.

Данька спросил, как же можно ускорить этот процесс вызревания селитры в ямах. Ну, Андрей Юрьевич и вспомнил, что в Риме были общественные туалеты латрины и оттуда кожевенники забирали мочу для выделки кожи. Вот император, выбившийся на эту должность из сборщиков налогов, и придумал, чтобы пополнить казну, брать налог небольшой за посещение общественных туалетов. А когда сын к нему пришёл и рассказал, что патриции недовольны и выдал фразу, ставшую пословицей: что «деньги не пахнут».

— Нужно во всех городах построить общественные туалеты и мочой поливать солому в селитряных ямах.

— И деньги брать⁈ — Данька покрутил головой, — не, княже, не пойдут в них за деньги.

— Нет, конечно, это у императора денег не хватало, а у нас нормально всё. И ситуация другая. У них сральни, эти латрины, были как бы… м… Ну как у нас гридницкая, что ли. Не совсем. Понятно, что там и дела свои делали, не стыдясь друг друга, но главное, там можно было новостями обменяться, знакомым косточки пропесочить, императора или префекта какого обругать. Туда даже патриции за этим заходили. Где ещё можно голую жопу у патриция увидеть, как ни в латрине? Так что туда все продолжили ходить даже после введения налога небольшого. Сделки ещё там купцы заключали.

— Вот бесы! Фу, княже, а как же рукопожатие после сделки?

— Там умываль… Ну, была вода. У них во все города акведуками, мостами такими с желобами, вода с гор доставлялась. Ручейки по ним направляли.

— Да. Чудеса⁈ А сейчас чего в том Риме? — Данька опять глаза выпучил, готовый внимать новые чудеса.

— Там… Там каменные дома. Художники, скульпторы, университеты, библиотеки. Есть нам к чему стремиться. Вот у нас первый университет теперь открыли, школы. Догоним потихоньку. Главное — поганых отучить к нам лезть. Торговлю наладить. Ну, вот тевтонов ещё побить и качественно пограбить.

— А деньги? — засунул руку в шевелюру Данька, мысль пригладить хотел, наверное.

— Богато живут за счёт торговли. К нам вот купцы из Генуи приплывают в Галич. Агафон. Генуя один из осколков Римской империи, самый богатый. Всё Чёрное море под себя подмяли. Договорились с ордынцами. Дань им платят генуэзские купцы, а те их не трогают, а даже защищают.

— Так нам свои лодьи делать надо. Ты же рассказывал, княже, что Вещий Олег до Царьграда доходил на лодьях и город взял. И ромеи ему большую дань