Изгнание Изяслава - Игорь Росоховатский

Связав князя по рукам и ногам, Жариславичи отошли от него и о чем-то заговорили между собой.

Всеслав попытался двинуть руками, но веревки крепко держали его, врезаясь в тело. К полоцкому князю подошел младший из Жариславичей, Ярволод, ослабил путы, заговорщицки подмигнул. Всеслав ответил ему благодарным взглядом.

Жариславичи ликовали. Теперь-то князь Изяслав будет вынужден приблизить их к себе. Но на всякий случай надо ладить и с побежденным. Неизвестно, что будет завтра. Но что бы ни было, кто бы ни победил, Жариславичи разделят с победителями добычу и останутся в выигрыше.

11

Красный праздничный звон плывет над Киевом. Огромными ступенями возносится к небу гранитно-мраморная церковь Пречистой Богородицы, прозванная Десятинной. Слышится нежное протяжное пение. Христиане празднуют победу князя Изяслава над полоцким злодеем.

Церковь набита битком. Каждому хочется посмотреть богослужение, совершаемое самим архиереем. Архиерей одет в раззолоченный саккос* с короткими рукавами. Поверх саккоса через плечо перекинут длинный широкий плат, украшенный крестами, сложенными из крупных яхонтов. На груди, пониже креста, висит золотая панагия - круглый образок Божьей матери. Главное украшение архиерея - митра. Она сверкает драгоценными камнями, и мирянам кажется, будто служителя окружает ореол святости.

_______________

* С а к к о с - облачение высшего духовенства особого

назначения.

Роскошное облачение гармонирует с великолепием церкви. Пол сложен из разноцветного мрамора и муравленых* плит. Стены украшены мозаикой, фресками. А стены алтаря испещрены мусией - мозаикой из четырехугольных разноцветных стеклянных камешков. Искуснейшие мастера выкладывали мусию четыре года.

_______________

* Т. е. покрытых глазурью.

Посредине церкви стоят мраморные гробы Владимира Святого и его супруги Анны, а вокруг них навалены сосуды, одежды, шкатулки, чаши, свезенные из разных концов земли.

Недалеко от Десятинной церкви, в храме Софии, также полно людей. И здесь истово крестятся, бьются лбами об пол, жарко шепчут молитвы. И здесь молятся за здоровье Ярославича, благодарят Бога за дарованную победу. И здесь блестит золото и драгоценные камни.

Нет великолепия лишь в тесной деревянной недостроенной церквушке печерских монахов, Феодосий смиренно стоит вместе с другими монахами в такой же, как у них, простой черной рясе и молится.

Блестят его огромные глаза на иссушенном желтом лице, шевелятся бледные тонкие губы. Феодосий опьянен радостью: зачинатель распри разбит! Это послужит уроком другим князьям. Да будет Русская земля великой и единой, недоступной диким ордам кочевников, несокрушимой! И на той великой Руси да будет единый князь Изяслав Ярославич и единый духовный пастырь!

В это время в церквушку вошел монах в изорванной рясе, с клюкой в руке. Он протиснулся к Феодосию.

- Новые вести, брате, - заговорил он. - Всеслава полонили.

На худых щеках игумена появился слабый румянец. То, что сообщил странствующий черноризец, - великое благо и для земли, и для веры православной. Теперь Феодосий сможет сказать верующим: Бог внял нашим молитвам и покарал начинателя распри.

Игумен приосанился и громко сказал:

- С Божьей помощью полонили князя.

- Не с Божьей, а дьявольским умыслом, - возразил странник.

Феодосил отступил от него:

- Неподобное глаголешь!

- Услышь недостойного, труба Господня, - быстро и подобострастно проговорил монах. - Преславный князь Изяслав Ярославич вначале поклялся Божьим именем на мече не тронуть и волоса с главы Брячиславича, звал его в гости. Всеслав доверился и приехал. А князь Изяслав Ярославич свою клятву преступил.

- Поклялся именем Божьим? - переспросил грозным голосом игумен.

Странник подтвердил свои слова.

Феодосий словно стал меньше ростом. Его худые плечи еще больше ссутулились. И раньше не верил он властолюбцам. Много разных клятв они давали, но преступали их неизменно, когда это было им выгодно. И лишь одна-единственная клятва - на мече - была пока нерушимой. В ней соединялись святость имени сына Божьего и сила оружия. Не хлеб - его можно забрать у пахаря, не Бог - вместо него можно позвать на помощь дьявола были главной святыней. Но что стоит князь без оружия?

А теперь и этот предел перейден. Не осталось больше клятвы, на которую можно положиться.

"Господи, всесильный и всеблагий, зачем сие допускаешь? - спрашивал Феодосий мысленно. - Если князь преступил клятву, освященную Твоим именем, кто же соблюдет клятву отныне и кто будет почитать Тебя? Кому верить? Кто будет славословить имя Твое и веру? Кто не усомнится в силе и святости Бога и Божьих слуг?"

12

Князь Изяслав въезжал в Киев под колокольный звон. Но был угрюм. Во взглядах бояр, обращенных на него, он читал осуждение и страх. Князь знал: кого боятся, того и ненавидят. Чтобы заглушить укоры совести, он раздувал в себе обиду, думал: "Разве для себя совершил я лиходейство? Неужели лучше было бы затянуть войну, а тем временем степняки с другой стороны ударили бы? Нет, пусть уж лучше я прослыву клятвопреступником, но землю свою не отдам на поругание!"

И уже видел он себя безымянным героем, мучеником за землю свою, жертвы которого никто не понял. Не он был виноват - другие были пред ним виноваты - от этой мысли горько и сладостно становилось на душе.

А бояре думали по-своему: князь преступил священную клятву, ему теперь верить нельзя ни в чем. И уж если он так поступил со своим сыновцом, то с любым из нас разделается еще проще. Кто зря поклялся мечом, все тому нипочем.

Князь Святослав не доехал до Киева. Он отговорился болезнью и свернул в сторону Чернигова. И Всеволоду советовал поостеречься: "Не знал я раньше за братом коварства и пронырства византийского. А в последнее время приметил в нем и властолюбство чрезмерное. Как бы это не обернулось против нас. Опасайся, брате, за свой удел".

Гордо переступал тонкими ногами белый конь под князем Изяславом. Позванивали украшения и оружие, Ярославича окружали Жариславичи. Они улыбались, глядели на князя с благоговением. Но Изяслав не доверял им, как, впрочем, не доверял теперь никому.

И Феодосий, игумен печерский, вглядывающийся из-за спин встречающих в хмурое лицо князя, думал: "Воистину устами людей говорит Бог: властителя-лиходея люд боится, да и лиходей всех страшится".

13

Темный горячий туман висел над огромной бугорчатой поляной. Голосил ветер, как на кладбище, - ему раздолье. Кое-где из-под снега чернели развалины, дотлевали балки. На этом месте стоял город Минск, блестели кровли теремов, жарко пылал огонь в кузницах, девушки пели песни. Теперь по ночам тут страшно ухает и хохочет филин, словно высмеивая людскую глупость. Загораются угольки волчьих глаз.