Газета Завтра 964 (18 2012) - Газета Завтра Газета

При этом не надо думать, что проектно-конструкторская эпоха истории — это всегда триумф конструкторов-проектировщиков. Есть ещё такая штука, которую Гегель называл «коварством истории». Например, те силы, которые планировали свержение самодержавия, уничтожение России и использование революции в России для сокрушения всех преград на пути капитала, вряд ли могли предположить, что команда Сталина поломает проект «мировая революция», спутает карты левым (Коминтерн) и правым (Фининтерн) глобалистам, реализовав проект «социализм в одной, отдельно взятой стране», восстановит империю в виде мировой системы социализма и оттянет глобализацию («венециизацию») мира почти на сто лет. Другое дело, что действия Сталина со товарищи были выражением законов и логики развития большой системы «Россия», которую на тот исторический момент глобалисты по ряду причин не смогли пересилить. Вывод: конструирование истории — это схватка проектов, систем и элит, которую советская элита сталинского образца выиграла, а послевоенного — проиграла. Проиграла, потому что по мере интеграции с середины 1950-х годов в мировой рынок утрачивала глобальное видение.

 Джон Ле Карре как-то заметил, что у русских были великие шпионы, но не было великого шпионского романа — они его не создали. Перефразируя мастера, замечу: в СССР были игроки глобального масштаба, по крайней мере, до начала 1950-х годов, но так и не был создан советский роман глобально-политического жанра — за одним исключением. На излёте сталинской эпохи Николай Шпанов написал два масштабных романа о тайнах мировой политики 1930–1940-х годов — «Поджигатели» (1950) и «Заговорщики» (1952). Ушлый Юлиан Семёнов призывал писателей учиться у Шпанова «огромности темы, исторической насыщенности». Не научились, в том числе и из-за отсутствия спроса у правящего слоя. Сегодня Шпанова могли бы назвать конспирологом — и это при том, что у него вполне марксистский подход к объяснению тайных мировых механизмов; впрочем, здесь нет никакого противоречия. 

К.Б. Ларуша постоянно называют конспирологом. Но если начинать разбирать по кирпичику, то получается, что как таковой конспирологии у него не очень много. 

А. Ф. Обычно под конспирологией понимают примитивные (или сознательно примитивизируемые) схемы, которые объясняют исторические события не историческими закономерностями и массовыми тенденциями развития, а тайной и, как правило, злонамеренной деятельностью неких сил (на выбор — масоны, ордены, спецслужбы и т. п.). Часто такие схемы воспринимаются как несерьёзные. И действительно, немало работ, именуемых конспирологическими, написаны недобросовестными авторами в погоне за сенсацией и заработком. А многие так называемые конспирологические работы — это своеобразные акции прикрытия: они пишутся специально для того, чтобы скомпрометировать серьёзные попытки глубоко разобраться в тайных механизмах истории, политики и экономики или нейтрализовать эффект таких попыток на будущее. 

В то же время, вряд ли кто-то сможет оспорить тот факт, что далеко не все причины и мотивы происходящего в мире лежат на виду — наоборот, они скрываются; далеко не все цели декларируются открыто — это естественно. Мы прекрасно знаем, что большая политика делается тайно, реальная власть — это тайная власть, зона функционирования «высоких финансов» — тайна. Поэтому нередко поставить под сомнение реальный анализ скрытых механизмов истории пытаются либо люди недалёкие, профаны, либо, напротив, те, кто слишком хорошо знает о существовании тайных сил, структур и т. п. и старается отвести от них внимание, сбить со следа, высмеивая серьёзный поиск как конспирологию. Давайте посмотрим, например, на Коминтерн, т. е. III Интернационал, который два десятилетия втайне планировал и проводил перевороты, восстания, революции, у которого были гигантские скрытые финансы и т. п. — разве это не конспирологическая структура, а его влияние на ход истории — разве не конспирологическое влияние по типу своему? Почему же аналогичные структуры буржуазии, действующие в закрытом режиме, обладающие намного большим политическим и финансовым потенциалом — не конспирологические? Напомню слова Троцкого о том, что настоящие революционеры сидят на Уоллстрите. 

Разумеется, в основе кризисов и революций лежат объективные, а точнее — системные и субъектные причины. Никто не отменял массовые процессы. Но, во-первых, мир — понятие не количественное, а качественное, как любил говорить Эйнштейн. В мире небольшая, но хорошо организованная группа, в руках у которой — огромные средства (собственность, финансы), власть и контроль над знанием и его структурами, а также над СМИ, весят намного больше, чем масса людей или даже целая страна — достаточно почитать «Исповедь экономического убийцы» Дж. Перкинса. Как заметил вовсе не конспиролог, а нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман, «современная политическая экономия учит нас, что маленькие, хорошо организованные группы зачастую превалируют над интересами более широкой публики». И это ещё очень мягко и осторожно сказано. Много раньше до Кругмана огромную роль маленьких хорошо организованных групп в широкомасштабных исторических процессах показал Огюст Кошен на примере энциклопедистов. А ведь энциклопедисты жили задолго до эпохи всесилия СМИ, флэшмобов и сетевых структур. Если вернуться из XVIII века в наше время, то кроме Перкинса и Кругмана картину конспирологической реальности как рутинную на примере США и династии Бушей великолепно показывают Крейг Ангер, Кевин Филипс, Рас Бейкер; на примере Франции — Венсан Нузиль и команда журналистов под руководством Роже Фалиго и Жана Гинеля. Кто кривится по поводу «конспирологии» Ларуша, пусть попробует оспорить этих ребят, а мы «будем посмотреть». 

Во-вторых, как я уже сказал, знание и понимание массовых процессов и законов или хотя бы регулярностей истории позволяют относительно небольшим группам направлять эти процессы. «Мы оседлали законы истории», — говаривал Сталин. В то же время знание законов истории и понимание массовых процессов, без чего невозможно использование ни тех, ни других, это монополия именно небольших групп — элит и контрэлит. 

К.Б. Тогда как мы сформулируем, что такое конспирология?

А. Ф. Я бы говорил о конспирологии двояко — как о подходе и как о дисциплине или, как минимум, научно-исследовательской программе. В первом случае — это преимущественно дедуктивно-аналитический подход (хотя и индукцией не стоит пренебрегать), ориентированный на поиск неочевидного в очевидном, на выявление причин, не лежащих на поверхности, а если и проявляющихся, то в виде странностей, случайностей и отклонений, которые так не любят стандартные исследователи — они им жить мешают, смущают и тревожат.

Во втором случае, конспирология — это особая сфера исследований того, как функционирует реальная власть: скрытая, тайная по своей природе. И чем внешне демократичнее, прозрачнее становилась с середины XIX в. сфера политики и национально-государственной власти, тем глубже в тень и тем выше в наднациональное, сокрытое от глаз большинства, уходила власть. Собственно, политологи и историки и занимаются этим внешним, поверхностным, сочиняя историю для профанов. Непрофанное знание мира — привилегия и почти монополия закрытых структур, которую, конечно же, надо ломать.

В этом нет ничего необычного и мистического, напротив — проза жизни, в основе которой лежит двойное несовпадение: сущности и явления, истины и интереса. Поэтому не надо бояться ни слова «конспирология», ни слова «заговор». «Никому не хочется выглядеть сумасшедшим теоретиком заговоров, — писал всё тот же Кругман. — Однако нет ничего безумного в том, чтобы раскапывать истинные намерения правых. Наоборот, неразумно притворяться, что здесь нет никакого заговора». У Кругмана конкретно речь идёт об американских «неоконах». 

У современного обществоведения нет ни понятийного аппарата, ни возможности, а часто и желания заниматься скрытыми механизмами социальных процессов — тем, что лежит не на поверхности, а является теневой стороной реальности. В этом плане современное обществоведение является ущербным, половинчатым: в основном оно занимается явлениями, а не сущностью, функциями, а не субстанцией, таким образом упуская главное. В этом плане конспирология оказывается зеркалом половинчатости, неполноценности науки об обществе. Когда будет создана полноценная, «свето-теневая» наука об обществе, нужда в конспирологии отпадёт — это будет просто анализ закрытых сторон реальности, вскрывающих секреты властей предержащих. 

К.Б. Известно, что в архивах штаб-квартиры Ларуша в штате Вирджиния собрано огромное количество файлов, позволяющих по ниточке распутывать все связи между крупнейшими финансовыми семействами мира. Как я понимаю, они публикуют далеко не всё, но, тем не менее, эту работу ведут. И сама фактология как бы создает картину реального контроля над всеми политическими, экономическими процессами в западном мире, по крайней мере, вот эти 300 семейств, условно говоря.