Северянка - Екатерина Валерьевна Баженова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прекрати! Я все сделаю!
Своими криками старуха привлекла внимание каких-то существ: небольшие, напоминавшие заморенных голодом рабов. Они двигались на согнутых ногах, помогая себе руками. Их мелкие острые зубы и красные глаза зловеще сверкали и пугали больше, чем уродливые лица. Эти твари боялись света и не подходили близко, а кружили вокруг купола света, который накрывал собой эльфийку и княжну. Дровская ведьма не обращала ни них внимания. Она трясущимися от слабости руками вынула из-за пояса кинжал прекрасной гномовской работы и надрезала свое запястье. Темная кровь капала в костер. Дровская старуха не чувствовала ни жара, ни боли. Она бормотала заговор. Рагнеда каким-то чутьем понимала что проклятие рассеется в случае смерти ведьмы.
– Ты сама себе вынесла приговор, – сказала девушка. – Раз страх перед смертью тебя не пугает…
Голодные рты злобно защелкали, бледные костлявые руки тянулись из темноты и быстро исчезали, словно обжигаясь. Рагнеда не желала смотреть на конец старухи и просто закрыла глаза, чувствуя как возвращается в лес, ощущая кожей свежий ветерок.
Но княжна даже сквозь закрытые веки увидела как пещера погружается во тьму. Костер угас, а эти странные голодные уродцы накинулись гурьбой на жрицу. Что с ней станет и ежу понятно. Но эта старушенция все-таки та еще злыдня – она успела сотворить наговор на Рагнеду. Голова девушки просто раскалывалась от боли, из глаз потекли кровавые слезы, сосуды в глазах полопались, окрасив белки в красный цвет. Из носа тоже потекла кровь. Княжна упала на траву, крепко сжимая голову. Тело сводили судороги. От невыносимой боли Рагнеда так сильно желала смерти жрице, как ни кому. Скорее бы она сдохла! Скорее бы все кончилось!
Все внезапно прекратилось. В голове просветлело, в теле появилась легкость, словно скинула с себя тяжелую ношу. Даже начало казаться, что если пошевелиться, ветерок подхватит и унесет куда-нибудь. Но вместе с легкостью в тело влилась слабость. Княжна лежала не в силах подвигать ни рукой, ни ногой. Девушка открыла глаза, но снова зажмурилась: после кромешной тьмы подземелья краски вечернего леса казались непривычно яркими, хотя солнце спряталось за плотной пеленой грузных серых облаков и уже не освещало землю как в ясный день. В нос ударяли разные запахи: трав, листвы, дыма от тлеющих угольков. Щебетание птиц и жужжание насекомых были подобны раскатам грома и били по барабанным перепонкам.
В это время в королевском дворце Альвахейма, в спальне принца было все тихо. Девятилетний мальчик лежал в своей постели. На фоне исхудавшего детского личика заостренные уши казались немного великоватыми для своего обладателя. Бирюзового цвета глаза были наполовину закрыты, а серебристо-белокурые локоны, напоминавшие сейчас парик, разметались по подушке. Кожа принца была в язвах, местами потемнела и покрылась морщинами. Мальчик настолько ослабел, что не мог даже шепотом происнести хоть слово. Мать не отходила от сына ни на минуту. Королева сама исхудала, под прекрасными глазами залегли темные круги. Она все время заботилась о сыне, пыталась его всячески отвлечь от страданий, а про себя вовсе забыла, почти ничего не ела. Ром теперь боялся не только за жизнь сына, но и за здоровье жены. Он посылал слуг посидеть с мальчиком, чтобы Иримэ отдохнула, поела, но та не подпускала к принцу никого.
После очередной изматывающей ночи (Аркуэнон, маленький принц, мучался от боли), Иримэ прилегла на край кровати и замечталась, держа сына за руку.
Аркуэнон очнулся (он только час как успокоился и грезил наяву) от ощущения сильного жара. Вся кожа мальчика словно горела. В ослабших конечностях «закипела» кровь – так он чувствовал ее бег по венам. Тело наливалось силой, принц смог сесть. Он задрал рукава сорочки до локтей и осмотрел свои руки.
– Мама, – позвал он Иримэ. Королева чутко грезила и мгновенно очнулась от звука голоса сына. Аркуэнон не отрывал глаз от рук – на них плясали языки пламени.
Сначала им обоим было немного страшно, но огонь не причинял боли, а наоборот – давал силы. Иримэ потрогала пламя – не жжется. Она встала и откинула с мальчика одеяло – все тело принца горело ярким огнем. Кожа на глазах бледнела, заживала и становилась такой, какая и должна быть у здорового ребенка. Тело наливалось жизнью, густые белокурые волосы уже не выглядели париком, глаза мальчика светились радостью. Ром стоял в дверях как вкопанный, не в силах произнести ни звука. Он наблюдал за выздоровлением сына.
– Папа! – Аркуэнон заметил отца. Голос сына привел Рома в чувства, он подбежал к кровати и схватил мальчика на руки.
Иримэ плакала, обнимала мужа, на руках у которого сидел здоровый, счастливый мальчик и смеялся заливистым смехом, обнимая родителей.
Вдруг в комнате раздался пронзительный писк. Эльфы обернулись и увидели как подушка, на которой недавно лежал Аркуэнон, подпрыгивает, словно ее кто-то толкает снизу. Иримэ откинула подушку и вскрикнула – из-под простыней, разрывая ткань, пробивались черные мохнатые лапы. Кровать заполыхала огнем и стала быстро сгорать, обнажая каркас. Писк еще какое-то время продолжался, но вскоре совсем стих. В изголовье Ром с женой и сыном увидели огромного паука. Он был уже мертв, лежал на спине, поджав лапы и напоминал искусно сделанную игрушку.
– Ллос… Дровы! – осенило Рома.
– Ты изгнал их из собственного дома. Они обещали отомстить, – напомнила Иримэ. – Вот они и сдержали обещание.
– Они ответят за это, – озлобился король.
– Хватит! Не трогай их, пока они не наслали еще что-нибудь!
Ром понимал – жена права, но неужели все взять и оставить просто так – безнаказанным?
– Неужели Тасмир нашел ту целительницу? – все еще не верил Ром. Он опустил сына на пол.
– Я есть хочу, – сказал Аркуэнон.
Родители тут же забыли о дровах и улыбнулись.
А вот северяне искали Рагнеду. Она ушла еще днем, а уже вечерело и княжны все небыло. На поиски отправились все: и Андрей с дружиной, и лешачи, и местные жители, и Тасмир. Последний все еще не оставлял мысль избавиться от Светозара, закончить приказ Рома. Эльфийский генерал держался рядом со своей несостоявшейся жертвой. Светозар остановился: он чувствовал что-то не так в этих местах.
– Не могла Рагнеда так далеко уйти, – сказал он. – Ты чувствуешь? – обратился он к Тасмиру, – тут воздух как бы гуще.
– Да, это явно ощущается, – заметил генерал. – Тебя ведь Светозар зовут?
– Да, – отозвался Светозар. – Рагнеда назвала так.
– Но ты не из местных? – Тасмир выпытывал у принца всю правду, надеясь
разузнать помнит ли он о
