Захватчики из Центра - Брайан Стэблфорд

Это было совершенно неспортивно — все равно что гарпунить рыбу в аквариуме. Я не сомневался, что их действия возымеют эффект, даже если они будут просто продолжать долбить в небеса, обрушивая на наши несчастные головы тонны обломков.

Страх придал моим ногам свежие силы, которых, как мне казалось, у меня уже не было, и я побежал. То же самое сделали все остальные. Иногда бывают моменты, когда нужно дать панике овладеть тобой и отдать свое будущее в ненадежные руки судьбы, даже если ты прекрасно знаешь, что она к тебе не благосклонна.

С ног меня сбил, кажется, четвертый взрыв, хотя грохот, ударные волны и твердый черный дождь превратились в нескончаемый хаос вокруг, а голова трещала так, словно мозг пытался извергнуться из черепа, как магма при взрыве вулкана.

Я ткнулся лицом в белую тестообразную землю, моментально прилипнув к ней своими закованными в пластик конечностями, как муха к липучке. Какое-то время я продолжал дергаться, пытаясь встать, но тут рядом страшно грохнуло и вниз обрушилась еще часть потолка.

Силы меня оставили. Тогда я попытался спрятать голову в вязкую массу, надеясь, что она полностью меня поглотит. Я не думал о том, что будет дальше: переварит она меня, задушит или выплюнет. Мне было так плохо, что смерть уже не страшила.

Очередной разрыв прогремел уже чуть поодаль, но тут что-то тяжелое ударило о шлем, и мир поплыл перед глазами. От залепившей лицевой щиток жижи я стал слеп, как крот, поэтому слегка приподнял голову и начал потихоньку счищать ее пальцами. Но тут же получил удар по руке, и кто-то с силой опять сунул меня лицом в грязь.

— Лежи и не рыпайся, ублюдок несчастный!

Слова эхом гудели в ушах, словно я слушал их под водой. Несмотря на преобладание глухих, низких тонов, пробивавшихся сквозь пластик шлема, я моментально узнал чарующую, исполненную поэтического изящества дикцию моего старшего офицера.

Тут в канонаде наступило временное затишье. Я чувствовал, как дергалось ее тело, лежащее бок о бок с моим, а сверху меня обнимала ее рука, с силой притягивая к себе. Но это не было знаком привязанности. Просто она хотела сдвинуть наши шлемы, чтобы говорить без лишней натуги.

— Они не знают точно, где мы находимся, — сказала она. — Но они знают направление, в котором мы шли. По-моему, эти ублюдки хотят обрушить нам на голову крышу, чтобы пробить скафандры обломками.

Я еще раз попытался счистить грязь с щитка. Вокруг стало гораздо темнее, вероятно, потому, что часть неба прямо над нами больше не испускала света даже слабого. На мгновение я представил, как на нас обрушивается целиком весь потолок, вся макроархитектура планеты, вычеркивая из схемы строения Асгарда пятьдесят второй уровень. Перед моим внутренним взором промелькнула картина всеобщего коллапса, в результате которого от уровня остается тонкая прослойка органической грязи между двумя кусками необыкновенно твердого сандвича. В действительности такого, разумеется, произойти не могло. Какой-то жалкий снаряд был способен лишь отколупнуть пару кусков внешнего слоя неба. А под этим тонким слоем лежала стена ужасающей прочности, на которой вряд ли осталась даже царапина.

Прошла минута, и Сюзарма Лир сказала:

— Сейчас они пошлют пехоту прочесывать местность. Замри, Руссо.

На этом наши шлемы разъединились, и она ушла. Я сел и оглянулся. Под испорченным небом было трудно хоть что-то разглядеть. В воздухе по-прежнему стояло много пыли, а туманы превратились в тяжелые клубы дыма. Наперекор известной поговорке, огня здесь не было вообще. Для его горения нужен свободный кислород.

Кое-как я встал на Ноги и продолжил очистку щитка. Из взбаламученной темноты в шести-семи метрах от меня возникла какая-то фигура. Это мог быть кто угодно, если бы не одна деталь: у незнакомца было оружие. Меня он, должно быть, увидел в тот же самый момент и вскинул ружье к плечу. Я ни о чем не успел подумать: слева метнулась еще одна фигура, потрясая большим, с зазубренными краями куском. Томагавк из обломка неба описал в воздухе дугу и едва не снес человеку с ружьем голову с плеч. Ружье отлетело в сторону, и Сюзарма Лир кинулась на него, как ястреб. Потом, бросив мне зазубренный кусок, махнула в направлении, куда мы двигались до сих пор. Ее указательный палец несколько раз настойчиво ткнул воздух, после чего я понял приказ — уматывать отсюда ко всем чертям.

Пустившись бегом, я услыхал уже за спиной, как она открыла огонь.

Каждую минуту я ожидал, что танк опять начнет свою канонаду, и в моем воображении опять возникали картины рушащегося на голову неба. Мышление стало неуправляемым, а сам я находился в состоянии глубокого шока. Все воспоминания о желудочных спазмах, о тошноте и агонизирующих конечностях исчезли без следа. Но голова еще побаливала, кровь стучала в висках, и все равно у меня даже мысли не было, что, если я прекращу бег, мне станет легче.

Наконец я выбежал из дыма и тьмы — небо по-прежнему источало свет, а земля была твердой и ровной. Теперь, вспоминая те минуты, я понимаю, что мне просто повезло. Скоро я опять оказался в зарослях дендритов, но уже совсем не тех слабо светящихся, криво растущих деревьев, что окружали тюрьму. Эти были гораздо крупнее и росли прямо, занимая почти все пространство от пола до потолка, напоминая своими сложно сплетенными ветвями с шипастыми утолщениями нагромождения металла. По счастью, они росли редко друг от друга, а их раскидистые ветви простирались выше моей головы.

Я бежал как по гигантскому подвалу с изукрашенными резьбой колоннами; а то, что деревья упирались как в землю, так и в небо, лишь скрадывало высоту потолка.

Пару раз я оглянулся, посмотрел и по сторонам, но не заметил вокруг ни души. Иногда до меня доносилась редкая ружейная пальба, но теперь она была слышна на удивление слабо и отдаленно. Впрочем, тогда у меня было не то состояние, чтобы над этим задумываться. Я продолжал бежать и бежать. Три или четыре раза падал, но каждый раз, грохнувшись костями о землю, подымался и продолжал движение.

Вот так я бежал и бежал, пока не уперся в стену.

В подземельях Асгарда много всяких стен. В конце концов, без них просто нельзя обойтись, поскольку должно же что-то поддерживать один уровень над другим. В самых верхних уровнях они одновременно были стенами городов со множеством дверей и коридоров. Однако там, наверху, свободные пространства, как правило, имели меньшую площадь, то и дело перегороженные и ограниченные секциями конструкций. Здесь открытые места с виду были больше, а несущие опоры казались толще, потому что стена, преградившая мне путь, была черной, гладкой и без единого признака окон или каких бы то ни было архитектурных деталей. Такой она оставалась насколько хватало глаз, то есть метров на тридцать в обе стороны.