Пастернак, Нагибин, их друг Рихтер и другие - Игорь Викторович Оболенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она почти на тридцать лет пережила Булгакова. Замуж больше не вышла. Да и сами разговоры о том, что у вдовы Булгакова могли быть отношения с другими мужчинами, представлялись чем-то едва ли не вызывающим и оскорбительным. Хотя в реальности такие отношения были.
В 1939 году Елена Сергеевна увлеклась Александром Фадеевым, который бывал в доме Михаила Афанасьевича, чтобы помочь опальному писателю. Знаменитый искусствовед Виталий Вульф, друживший с актрисой Ангелиной Степановой, вдовой Фадеева, рассказывал мне, что у Ангелины Иосифовны менялось лицо, едва она слышала одно только имя Елены Сергеевны. После смерти Булгакова Елену Сергеевну связывали отношения с поэтом Владимиром Луговским.
Но ревность к памяти Мастера в данном случае совершенно излишня. Ибо главным мужчиной в жизни Елены Сергеевны все равно до конца оставался только Булгаков.
Когда в последние дни Михаилу Афанасьевичу становилось совсем плохо, он просил жену принести ему пистолет. Оружие должен был дать Евгений Шиловский, ее бывший муж.
Несмотря на довольно бурное расставание, во время которого советский генерал только что не вызвал нового избранника жены к барьеру, бывшие супруги продолжали общаться.
Во-первых, с отцом оставался один из сыновей Елены Сергеевны, которого, правда, и Михаил Афанасьевич воспринимал как родного. А во-вторых, генерал Шиловский был в высшей степени достойным человеком. Когда ему предложили очередное воинское звание (и довольно высокое – генерал-полковника) в обмен на подписи в смертельных приговорах, Шиловский, не раздумывая, отказался.
К счастью, плата за принципиальность оказалась довольно сносной – с золотых погон сняли всего лишь одну звезду и оставили на должности преподавателя в Академии Генерального штаба.
В ответ на просьбы умирающего Булгакова, разумеется, никакого пистолета Елена Сергеевна не принесла. Потому что у нее было свое оружие, с которым она могла побеждать невыносимую боль…
Вера Прохорова познакомилась с Еленой Сергеевной уже в последние годы жизни вдовы писателя. Хотя самого Михаила Афанасьевича и его жену видела еще в юности, когда те прогуливались по улице Фурманова, с которой оказалась связана вся биография Прохоровой.
* * *
– С Еленой Сергеевной меня познакомил Светик.
Это произошло после одного из его выступлений. За кулисами Рихтер подвел меня к очень красивой и довольно молодой, как мне показалось, женщине. Да и не мне одной это показалось.
Мой племянник Сергей, который жил тогда у меня, тоже сказал: «Какая прекрасная женщина!» Ему тогда было лет четырнадцать, и в нем как раз начал просыпаться интерес к противоположному полу. Так что кто-кто, а юноша ошибиться не мог.
Елене Сергеевне тогда было уже за шестьдесят, но выглядела она действительно молодо – ухоженная, черноволосая, статная, с большими золотыми кольцами серег, которые осмелилась бы надеть не каждая в ее возрасте. А в ней годы совсем не чувствовались.
Конечно же, я рассказала Елене Сергеевне, что мы раньше были с ней соседями по улице Фурманова, где они жили с Булгаковым аккурат напротив моего дома. И так, слово за слово, разговорились. И, смею сказать, стали друзьями.
Я часто бывала у нее в квартире на Суворовском, ныне Никитском, бульваре. Мы часами сидели на небольшой кухне, увешанной советскими агитплакатами, вроде: «Нигде, кроме как в Моссельпроме» и «Водка – твой друг, выпей ее!»
Елена Сергеевна очень хорошо готовила. И делала это удивительно красиво. Я обратила на это внимание, так как сама напрочь лишена кулинарного таланта.
А она могла приготовить вкусное блюдо из самых элементарных продуктов. Да что там, она брала обычный круг колбасы, бросала его на сковородку, поджаривала, а затем как-то элегантно выкладывала на тарелку, и получался деликатес.
Помню ее синие кобальтовые чашки, в которых лежал белоснежный творог. Она предложила мне положить сверху черничное варенье, потому что это очень вкусно и красиво.
В ней всегда чувствовалась радость жизни во всех ее проявлениях. В цветах, во вкусной еде, в сервировке. И это Булгаков в ней страшно любил. Мне потом какой-то знакомый Булгакова рассказывал, что в тот момент, когда началась травля писателя, писатель переехал на улицу Фурманова в бывший каретный двор, к которому надстроили страшнейшие два этажа.
Этот наш общий знакомый вспоминал: «Я поднимался на 4-й этаж, шел и думал, какой мрак, бедный Булгаков, как он тут живет. А когда вошел, то увидел накрытый стол со стаканчиками чудесными, графинчик с водкой, салфеточки. Елена Сергеевна попросила подождать чуть-чуть, потому что Миша сейчас в ванной. Я подумал: «Обуржуазился Булгаков, ему это совершенно не нужно!» И вдруг выходит Булгаков какой-то свежий, счастливый. И сама Елена Сергеевна что-то такое смешное стала рассказывать, о каком-то человеке, заснувшем в кустах, о лете. И я понял, что такая женщина была ему необходима, особенно в период гонений».
Но «сладкой» Елена Сергеевна никогда не была. Она спорила с Булгаковым очень. В ее любви не было этого умиления и попыток подпеть, подлизаться. Она была равной, никогда не прислуживала ему.
На момент нашего знакомства Елена Сергеевна похоронила старшего сына, Евгения. Как-то мы оказались в одной компании. Со дня похорон прошло всего десять дней. За столом играли в шарады, Елена Сергеевна тоже принимала участие и смеялась, как дитя. Я онемела, увидев это. Поймав мой удивленный взгляд, Елена Сергеевна обратилась ко мне: «Верочка, вас смущает, что я смеюсь, когда еще не прошло даже сорока дней? Но я нисколько не сомневаюсь, что мы с ним обязательно встретимся там», – объяснила она, указывая куда-то вверх.
Конечно же, мы много говорили о Михаиле Афанасьевиче. Он был смыслом ее жизни, и она просто не могла не говорить о нем. Вспоминала, как он пошел работать в Художественный театр. Это случилось после звонка Сталина.
Во МХАТе он играл в «Записках Пиквикского клуба».
Я видела несколько раз этот спектакль. Блистательно было…
ИЗ ДНЕВНИКА ЕЛЕНЫ СЕРГЕЕВНЫ:
«Он лег после обеда, как всегда, спать, но тут же раздался телефонный звонок, и Люба его подозвала, сказав, что из ЦК спрашивают.
М. А. не поверил, решил, что розыгрыш (тогда это проделывалось) и взъерошенный, раздраженный взялся за трубку и услышал:
– Михаил Афанасьевич Булгаков?
– Да, да.
– Сейчас с Вами товарищ Сталин будет говорить.
– Что? Сталин? Сталин?
И тут же услышал голос с явным грузинским акцентом:
– Да, с вами Сталин говорит. Здравствуй те, товарищ Булгаков (или – Михаил Афанасьевич – не помню точно).
– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
– Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А может быть, правда – вас пустить за границу? Что – мы вам очень надоели?
М. А.
