Путями Великого Россиянина - Александр Иванченко

Достаточно было банкирам Цюриха и Ротшильдам из Лондона и Парижа создать «Фонд Лоренца» якобы для финансирования научного прогресса, но в действительности больше для самого Лоренца, чтобы Хендрик Антон Лоренц предал Анри Пуанкаре, на которого ещё вчера привселюдно молился, и назвал будто бы истинным создателем теории относительности Альберта Эйнштейна, который, будучи до тех пор никому не известным юношей, служившим в швейцарском патентном бюро в Берне, куда стекались все новейшие научные открытия мира, свою первую статью в сентябрьском номере немецкого журнала «Анналы физики» за 1905 год скомбинировал из давно опубликованных трудов Пуанкаре и новейших достижений в математике того же Лоренца, но не сделал к ней ни единой ссылки и даже не посчитал нужным особенно отягощать статью необходимыми научными выкладками, только заменил везде фигурировавшее у Пуанкаре слово «время» на слово «часы» и там, где нужны выводы формул, поставил уверенное слово «ясно».

Сообразительный молодой человек из Берна знал, что для публикации статьи на подобную тему в солидном академическом журнале в Германии, где после смерти гениального немецкого физика Германа фон Гельмгольца очень болезненно следили за всё возрастающим на этой ниве авторитетом француза Анри Пуанкаре и никак не могли смириться с тем, что благодаря ему Мекка теоретической физики из Германии переместилась в парижскую Сорбонну, достаточно было назваться последователем немецкой школы математической физики.

Так появилось на свет в научном мире имя Альберта Эйнштейна и, несмотря на выросшие с той поры в Европе и Америке Монбланы разоблачительной литературы, оно по сей день всё ещё обрастает мифами о его мнимом первопрозрении в области физики пространства и времени. Две серьёзные книги на эту тему каким-то образом сумели пробить издательские преграды также у нас: сборник «Принцип относительности», выпущенный Атомиздатом в 1973 году и, видимо, при удивительном стечении обстоятельств опубликованная в 1983 году издательством «Наука» книга «О науке» Анри Пуанкаре, порядочно, конечно, урезанная, но помещённая в ней статья «Анри Пуанкаре и наука начала XX века», принадлежащая перу трёх наших авторов М. И. Панова, А. А. Тяпкина и А. С. Шибанова, всё же показывает кто есть кто более-менее откровенно.

Нас, однако, больше интересует другое.

В европейской науке, которая всегда почему-то считалась самой передовой, между тем как многие научные труды Михайлы Ломоносова, написанные на целый век раньше «Новых воззрений»

Майкла Фарадея, всё ещё ждут своей распечатки, вероятно, потому, что в отличие от аристократа Фарадея Ломоносов был мужиком, в XIX веке господствовал так называемый логизм, утверждавший, что всякое познание, упрощённо говоря, только тогда может считаться истинным, если те или иные знания получены путём правильно построенных логических размышлений, началом которых является эксперимент или опять-таки правильно поставленные научные опыты.

Казалось бы, с этим трудно не согласиться. Но...

Миклухо-Маклай успешно закончил пять факультетов в трёх университетах Германии, которая в то время удерживала пальму первенства как центр научной мысли мира, и где зародился, а также достиг своего апогея и всеобщего признания логизм. Тем не менее, не отвергая силу логики как таковой, Маклай его не принял. В его трудах вы нигде не найдёте, чтобы он детально описывал какой-то свой научный опыт или эксперимент, хотя, скажем, изучением аппарата мозга от древнейших на Земле живых существ – акул и осетровых рыб до человека он скрупулёзно занимался большую половину всей своей жизни. И всё же всякий научный эксперимент вопреки установкам логизма он считал вторичным, только средством для доказательства того, что «подсказала» ему интуиция, которая для него была первичной, то есть собственно творцом.

И это не случайно, как не случайны открытия Галилео Галилея, описанные в его книге «О двух главнейших системах мира». Вопреки уже почти полторы тысячи лет насаждавшейся в Италии схоластической системе христианского мышления, мозг Галилея спустя 32 века «расшифровал» то, что было закодировано в его генах от колонизировавших доримскую Южную Италию троянцев. Они знали эти две главнейшие системы мира, как и ближайшие их родичи пеласги борисфенские (днепровские), традиционно изображавшие их схему на паляницах новогоднего хлеба, которую не понял и потому не расшифровал наш академик Б. А. Рыбаков, хотя ныне она общеизвестна, только излагают её теперь с другой терминологией. Мы, кстати, часто заново изобретаем колесо лишь по причине собственного высокомерия, думая о наших далёких пращурах в лучшем случае как о полудикарях. Скажи, что дохристианская Русь была страной сплошной грамотности, тебя немедленно затюкают.

Разумеется, Галилео Галилей не подозревал, что заново открыл давно забытое. Дело, однако, в том, что однажды добытые людьми знания, как бы ни старались придать их забвению, окончательно погибнуть не могут, ибо в Природе всё целесообразно: один вид материи переходит в другой, но энергия сохраняется постоянно, а знания суть производное энергии, однако, не вторичное, а нераздельно слитое с нею.

Из-за различных исторических катаклизмов, пережитых чело- вечеством в его Эру Ошибок и Кривд, восходящие поколения тех пращуров, которых я имею в виду, постепенно настолько одичали, что мы и сегодня ещё не знаем всего, что закодировано в наших генах.

Полагаете, мне, как и многим, присуще идеализировать некий прадавний «Золотой век»? Ничуть. Я просто прилежно изучал книги наших пращуров, самой древней из которых 36 веков, и так же внимательно сравнивал их с раннесанскритскими летописями индийских браминов, которые перешли с севера на юг браму (перевал- ворота) Гималаев примерно в то же время. Кроме того, надо научиться отшелушивать привнесённое христианством и редакторской рукой от древнего русского фольклора.

Потому для меня и неприемлемо как-то отделять себя от Руси, хотя это не значит, что я противник того, чтобы в моём паспорте я назывался украинцем. Отчего же, я – украинец, коль так теперь именуется та часть моего народа, к которой я ближе всего принадлежу. Но я одинаково и россич, по крайней мере, как показали археологические раскопки моего земляка Бориса Левченко, открывшего у села Медвин на Богуславщине несколько женских погребений IV века до н.э., прах моих пращуров, растивших хлеб и варивших высокоуглеродистую, как у древних самурайских мечей в Японии, сталь, уже с тех, времён покоится на берегах Роси, ибо их письмена, которые я в детстве познал в родном своём селе Мисайловка, те же, какими 800 или 700 лет тому назад писал свою поэму Славомысл. Но мне не нужны услуги толкователей, чтобы понять смысл знаков и прочитать слова, выбитые в доримской Италии на надгробном камне Энея троянского, письмена начала II тысячелетия до н.э., найденные на берегах Енисея, и раннесанскритские летописи браминов. То наши высокоучёные лингвисты не ведают, что слово «брамины» – наше исконное, и значит оно «одолевшие ворота».

В Природе семь творческих принципов, у каждого из которых свои особые функции, и каждый из них у нас уже три с половиною тысячи лет тому назад имел своё обозначение, но три равнозначных й нераздельных созидательных начала, поэтому наши пращуры, мысля отнюдь не абстрактно, в ту же эпоху обозначили их одним понятием ЕСМЬ.

Я не знаю другого примера в человеческой природе, в котором бы это триединство воплотилось с такой поразительной наглядностью, как в понятии РУСЬ. Три ствола народного древа, но корень у древа один.

Народ Надежды Мандельштам не помнит своих корней, кроме некогда завоёванной им земли Ханаанской, которую неизбежно должен был утратить, поскольку насильственно отнятое чужое своим не станет. Очевидно, это понимал мудрый хан пришедшей с Алтая на Балканы булгарской орды Аспарух. Своей силой они победили более слабых балканских слов'ян-иллирийцев, но растворились в них не для того, к чему, по-своему следуя примеру Иисуса Навина, истреблявшего мечом в Иерихоне всё, что дышит, призывал еврейский поэт Хаим-Нахам Бялик:

Из бездн Авадона взнесите песнь о Разгроме,

Что, как дух ваш, черна от пожара,

И рассыпьтесь в народах, и всё в проклятом их доме

Отравите удушьем пожара;

И каждый да сеет по нивам их семя распада,

Повсюду, где ступит и станет.

Если тенью коснётесь чистейшей из лилий их сада –

Почернеет она и завянет;

И если ваш взор упадёт на мрамор их статуй –

Треснут, разбиты надвое;

И смех захватите с собою, горький, проклятый,

Чтоб умерщвлять всё живое...

Нет, булгары хана Аспаруха хотели найти среди балканских иллирийцев новую родину, и потому спустя два-три века сами стали слов'янами, сохранив своё прежнее наименование, но сменив в нём обозначавшее движение (кочевой народ) торское «У» на обозначающее осёдлость и покой слов'янское «О» – болгары.