Когда людоед очнется - Доминик Сильвен

Прошла целая вечность, стук лопаты смолк. Под тяжелыми шагами захрустел гравий. Ингрид почувствовала у себя на щеке шершавую ладонь, услышала прерывистое дыхание. Кармен, вся в поту. Кармен в роли привратницы Ада и Рая.

— Янки, час пробил.

Она было попыталась брыкаться. Вампирелла легко подняла ее, перебросила через плечо. Положила в яму и закрепила металлическими колышками, просунув их между путами. Затем взяла лампу и посветила Ингрид в лицо: лежа на спине, та еще пыталась вырваться. Один колышек поддался, но другие держались крепко. Первые комья земли полетели в яму. Американка повернула голову. Словно взбесившаяся лошадь, воображение понеслось вскачь, не разбирая пути. Земля затягивала ее душной пеленой, забивала рот, легкие, глаза. Сила ее все возрастала. Она уже заливала ее жесткой волной. Разрасталась, твердела, превращаясь в тиски, рвавшие грудную клетку, готовую лопнуть, будто венчик тюльпана. От недостатка кислорода легкие и мозг вот-вот вспыхнут огнем. Как, впрочем, и все, что она любила: самые тонкие ее чувства, самые сильные ее желания. Неумолимо, один за другим, сыпались комья земли. Она попыталась выговорить имя любимого, но его заглушила земля, требовавшая того, что принадлежит ей по праву. Земля, которая вскоре поглотит ее, как до нее поглотила миллиарды… не делая из этого истории… лишь понемногу стирая истории людей…

Она открыла рот, сквозь липкую ленту втянула воздух. Левое ухо было забито землей, зато правое различало металлический скрежет и крики. Отдаленные крики, которые доносились до нее сквозь покрывавшие ее комья земли. Но груз становился легче. Все легче и легче. Она почувствовала на себе руки, быстро ощупывавшие ее тело, и ее лицо освободили от земли. И шею, и плечи. Она надеялась, что это руки Саша, но узнала голос Николе. С чьей-то помощью он тащил ее к себе. Танцующие огни фонарей яростно метались по саду, разрезая его по диагонали. Ингрид узнала массивную фигуру Кармен, окруженную полицейскими.

Великанша была выше их на голову, она вопила:

— Говорю вам, я только хотела ее попугать!

Полицейский офицер кричал, чтобы ему принесли аптечку. Ингрид искала глазами Саша, но нигде его не находила.

Кастийо подал знак Дюгену, и тот, поручив Кармен Доту Николе и Ферне, вышел вслед за шефом в коридор.

— Ну как она там?

— Только что раскололась. Николе составляет протокол. Лу Неккер собиралась записать диск и решила избавиться от басистки, заменив ее музыкантом из студии. Лу скрывала от нее правду, но Доту нашла в ее бумагах проект контракта. Она встретилась с ней в парке. Они поругались. Кармен убила ее в порыве гнева. Когда Ингрид Дизель обвинила ее, Кармен, если ей верить, хотела напугать ее до смерти и заставить молчать, притворившись, что собирается похоронить ее заживо.

— Ты в это веришь?

— Я скорее поверю, что она закопала бы ее на самом деле.

— Тебе было известно о соперничестве между рокершами?

— Нет.

— Где сейчас Ингрид Дизель?

— Из отделения неотложной помощи ее выпустили. Она с Кориной.

— Ты должен что-нибудь придумать, Дюген. Не то журналисты поднимут нас на смех. Когда узнают, что убийцу нашла Дизель. В очередной раз вмешавшись в наше расследование. Хотя, с другой стороны, можно сказать, что цель оправдывает средства. Но с меня бардака довольно. Если эта девка так хочет, чтобы ее грохнули, то пусть лезет в пекло не у нас под носом. Договорились?

Дюген и не подумал отвечать. Кастийо понял это не сразу, прежде чем убраться восвояси. Майор вошел в кабинет Мутен. Та допрашивала американку, не стесняясь в выражениях. Ингрид и Дюген обменялись выразительными взглядами.

— Скажите, если я вам мешаю, шеф.

— Ты нам мешаешь, Корина.

Лейтенант Мутен прихватила свое унылое пальтецо. Дюген сел за письменный стол, подыскивая слова, и в конце концов ударил кулаком по стопке папок, которые полетели в угол.

— Ты хоть понимаешь, что тебя едва не похоронили заживо!

Она сглотнула, подавив желание упрекнуть его в черствости. Ведь она думала, что потеряла его. Она запомнила его урок. Он что, не способен ее понять? Не может опустить бессмысленное предисловие и просто заключить ее в объятия?

— Кармен Доту нашла самое подходящее место, — продолжал Дюген. — Под кучей компоста. Садовник ничего бы не заметил. Никто бы тебя не нашел. Разве что бульдозер, расчищая землю под «Толбьяк-Престиж». И то необязательно. О чем ты думала, когда дразнила эту девицу?

На нее нахлынула тревога, за последние дни ставшая привычной, головокружение, страх, что он ее не любит. Что все это было просто мимолетным приключением слишком занятого, задерганного мужчины. Легким увлечением… Она тут уже несколько часов наедине с этой грубиянкой-лейтенантом. А он даже не зашел спросить о ее здоровье…

— Ты позвонила мне на личный телефон. Я им никогда не пользуюсь во время работы. Я автоматически прослушал сообщение. Все висело на волоске, Ингрид. Сам не знаю, зачем включил этот чертов автоответчик.

Из-за моих мысленных призывов, Саша. Все дело в них. Разве ты не чувствуешь всего, что нас объединяет? Узы тоньше травинки… Как же ты их не чувствуешь?

— Я бы приехал один, но так получилось бы дольше. И тебе удалось всем продемонстрировать гениальность твоих догадок. Тебе недостаточно было выставить меня полным идиотом, отправившись в Новый Орлеан. Есть ли хоть какой-то способ тебя остановить?

Он и не ждал ответа. Скорее подыскивал слова. Те, которые им так трудно произнести вслух. Хотя они всегда одни и те же. Она решила, что еще сохранила остатки гордости. И не позволит их растоптать.

— Теперь, когда ты узнал, кто убил Лу, ты можешь меня отпустить. Я видела, как встает солнце в этом кабинете. Мне это неинтересно.

Дюген понял, что она собирается сделать. Встать, развернуться на каблуках, повременить перед дверью в ожидании перемены. Именно это она и сделала. С тем ритмом и блеском, которые подвластны только шоу-звездам и величайшим упрямицам. Он хотел сказать ей что-нибудь вроде: у нас с тобой все равно ничего бы не вышло. Потому что ты помешала бы мне стать тем, чем я хочу. И в конце концов я бы тебя в этом упрекнул. Так больно говорить тебе это, но… После короткого колебания он исполнил то решение, которое только что принял:

— Ты свободна, Ингрид.

48

Он прошел мимо пустого стола привратницы, углубился в коридор. Изображения монахинь в экстазе, лукавых епископов, пылких аббатов и прочих полных решимости миссионеров были сняты и повернуты лицом к стене. Их приговорили к смирению и неизбежному забвению. На месте остался лишь жизнерадостный господин пряностей: Луи-Гийом Жибле де Монфори улыбался в свое удовольствие, отныне единственный обитатель этих вновь ставших светскими стен. Дверь в кабинет сестры Маргариты была приоткрыта, оттуда доносилась песенка Мадонны. Дюген вошел.

На ней был белый костюм с крупными позолоченными пуговицами, волосы собраны в скромный пучок, глаза подведены одной линией, а губы — мазком розовой перламутровой помады. Солнечные лучи осеняли ее нимбом, гармонировавшим с этой ее новоприобретенной мягкостью. Она выбросила шторы, заменив их газовыми занавесками, пенившимися на паркете. Солнце светило прямо в окна, медленно разрушая тысячи ботанических трактатов, назидательных житий святых мучеников и мучениц, мемуаров великих христианских мыслителей.

Он подумал, что она похожа на ангела. Конечно, на отставного ангела, жадно стремящегося к земным утехам и всяческим грехам, но все же ангела. Она была полнокровной, талант ее был ярким, словно цвет ее глаз — единственное темное пятно на этой напускной мягкости. Она, словно хамелеон, меняла окраску, приспосабливаясь к желаниям своих партнеров. Резкость померкла, насыщенные цвета сменились напоминанием о легком весеннем снеге, только взгляд мог ее выдать. И еще голос, ее хрипловатый голос:

— Майор Дюген! Какая неожиданность. Я как раз собралась пообедать в каком-нибудь приятном месте. В скромном, но хорошем ресторане. Вы составите мне компанию?

— В скромном ресторане?

— Разве вы не помните? Я вам говорила, что умею жить не только в роскоши. Ну же, позвольте себе расслабиться. Мы поболтаем.

— О чем?

— О чем пожелаете. Я уверена, что с вами легко разговаривать. Мне нравится ваш голос. Буду откровенна: вы мне нравитесь. После обеда мы вернемся сюда. И вы проведете со мной вечер и ночь.

Он улыбнулся ей. Представил, как она сидит напротив него в ресторане Рашида. Как уплетает, запивая густым атласским вином, тажин из ягненка, не оставляя ни крошки, как искушает его своим грудным смехом. Он всегда думал, что преступники в жизни отличаются непомерными аппетитами. Быстрым шагом он вышел в коридор. Она бросилась за ним, ловко балансируя на своих высоченных каблуках. Он позволил ей взять его под руку. Она задержала его, чтобы легко коснуться губами его губ, и сплела его пальцы со своими. Они шли по длинному коридору с повернутыми лицом к стене портретами. Перед портретом Луи-Гийома она остановилась.